The Lola Cultural circle and Caucasian migration: 2200 Cal BC

Texto integral

Миграции, которые можно установить по археологическим данным, обсуждаются с самого становления нашей академической науки. По понятным причинам наиболее сложным для реконструкции являются дальнедистанционные передвижения. Под ними понимаются культурные феномены, которые внезапно возникают на территориях, удаленных на сотни, а то и тысячи километров от возможного исходного ареала. При этом на транзитном маршруте между этими двумя точками археологические следы такого передвижения чаще всего носят единичный характер, а зачастую вообще не представлены. Для бронзового века в качестве примера можно привести яркую синташтинскую культуру Южного Урала, в которой представлены одни из самых древних колесниц. Есть гипотеза, что возникновение этого культурного феномена связано с дальнедистанционной миграцией населения из Передней Азии (Григорьев, 1999. С. 111, 112; 2010), однако в литературе известен и сюжет о том, что формирование синташтинской культуры было обусловлено передвижением групп из среднеазиатского региона (Шишлина, Хиберт, 1996). Такие диаметрально противоположные подходы имеют логичное объяснение. В попытках реконструкции таких сложных и быстротечных процессов исследователи берут отдельные, на их взгляд, совпадающие или просто похожие факты и на этом основании устанавливают исходный центр миграции и ее конечный результат. В иллюстративном ряде, как правило, представлены единичные, да и то не всегда, соответствия из археологических материалов обоих ареалов. Отсутствие системы в таких сопоставлениях приводит к тому, что рождаются такие гипотезы для эпохи бронзы, как, например, формирование чемурчекской культуры в Монголии в результате миграции из Западной Европы, в частности, Франции (Ковалев, 2012). Исключить такой сценарий, конечно, нельзя, но доказывать его, увязав воедино типологические выкладки, картографирование, хронологию и т.д., необходимо. В противном случае, мы почти всегда имеем не доказанные факты, а декларации о намерениях, чем обычно и заканчивается аргументация миграционных гипотез.

Подобные разнохарактерные данные свидетельствуют не об отсутствии миграций в древности, а о сложности их выявления по данным археологии, с одной стороны, и создания непротиворечивой аргументации их наличия, с другой. Последняя должна строиться не на факторе сходства единичных, хотя, возможно, и ярких свидетельств обоих феноменов, а на взаимных соответствиях, которые должны охватывать основные структурные элементы археологической культуры, т.е. те блоки признаков, по которым она и выделяется. Это касается не только дальнедистанционного, но и других типов миграций (ближнедистанционной и среднедистанционной). Для эпохи бронзы главными блоками признаков являются погребальный обряд и инвентарный комплекс. Система аргументации ни в коем случае не должна основываться только на красивом и стилистически выверенном тексте, а обязана сопровождаться кроме него емкими сопоставительными таблицами с выстроенными типологическими рядами, картами и т.д. Возьмем, например, хорошо известную и даже особо не подвергающуюся сомнению дальнедистанционную миграцию носителей шнуровых традиций и боевых топоров, которая привела к формированию фатьяновской культуры – восточной периферии шнурового мира на территории волго-окского региона. Система аргументации до сих пор так и не сведена воедино, а разбросана фрагментами по статьям разных авторов. Иначе дело обстоит, например, с реконструкцией другой дальнедистанционной миграцией из Центральной Европы и Карпато-Дунайского региона, которая привела к сложению средневолжской абашевской культуры. Здесь, на мой взгляд, системно проанализирована вся совокупность базовых соответствий, которая развернуто представлена в иллюстративном ряде (Мимоход, 2022) Реконструкция миграций по данным археологии – это отдельный жанр, требующий системных доказательств, которые охватывают если не всю “клавиатуру” имеющихся данных, то хотя бы “структурные аккорды сопровождения мелодии”.

И еще один аспект, без учета которого невозможно в полной мере осознать феномен той или иной миграции – это причины, которые побудили социум или его часть покинуть привычные им места обитания. Для культур эпохи раннего железа и средневековья на первый план нередко выходят социально-экономические и политические причины миграций. Но для культур эпохи бронзы, которые очень сильно зависели от условий окружающей среды, важнейшей причиной миграций являлись климатические перемены. Причем климатические флуктуации не влияли напрямую на человека (человек как биологический вид обладает чрезвычайно высоким адаптивным потенциалом). Промежуточным и связующим звеном между климатом и древним населением являлась хозяйственная модель общества. Климатические изменения могли оказаться благоприятны для реализации той или иной хозяйственной модели. В таком случае причиной миграций мог быть демографический рост и связанное с этим последующая нехватка ресурсов, что заставляло часть населения искать новые территории. В том же случае, если климатические изменения оказывались неблагоприятными для экономики, причиной миграций становилось все та же нехватка ресурсов. Поэтому в реконструкции необходим учет климатического фона и анализ его соответствия экономической модели общества.

Целью настоящей статьи является реконструкция и всесторонняя аргументация кавказской миграции в степь во время ок. 2200 CalBC, которая привела к сложению культурного круга Лола. Об этом уже не раз приходилось писать (Мимоход, 2013. С. 297–310; 2018а; Мимоход и др., 2022). Однако именно в данной работе будет приведена вся система аргументации с результатами картографирования.

Рис. 1. Территория культурного круга Лола. (а – лолинская культура; б – невинномысская культура; в – волгоуральская культурная группа).

Fig. 1. Territory of the Lola cultural circle (a – the Lola culture; б – the Nevinnomyssk culture; в – the Volga-Ural cultural group)

Культурный круг Лола состоит из лолинской (Мимоход, 2013), невинномысской (Мимоход, 2023) культур и волго-уральской культурной группы (ВУКГ) (Мимоход, 2021). Он занимал территорию Предкавказья и Волго-Уралья (рис. 1). Взаимодействие пришлого (кавказского) и местного (позднекатакомбного) населения привело к кардинальному переоформлению культурной ситуации в Предкавказье и волго-уральском регионе ок. 2200 CalBC. Рассмотрим основные свидетельства этих процессов, которые демонстрируют структурные сходства культур средней бронзы Северо-Восточного Кавказа и посткатакомбных культурных образований Предкавказья и Волго-Уралья.

В погребальном обряде несомненным новшеством для посткатакомбного периода указанных территорий является повсеместное распространение позы адорации, когда руки умершего были согнуты в локтях под острым углом, а кисти располагались перед грудью или лицом (рис. 2, 1–14, 16–21, 23, 25–31, 33–37, 40, 41). Местным субстратом для культурного круга Лола в Предкавказье выступали восточноманычская (ВМКК), суворовская и батуринская катакомбные культуры. Ни для одной из них адоративная позиция скелета не была характерна. Здесь полностью доминируют вытянутая позиция костяка (суворовская культура) и скорченная на боку в позе “скачущего всадника”, когда руки протянуты к коленям (батуринская и ВМКК). С возникновением в Предкавказье культурного круга Лола (фаза ПКБ (посткатакомбный блок) I) мы фиксируем второй виток повсеместного распространения адоративной позиции в эпоху бронзового века в Восточной Европе. Первый из них был связан с майкопской культурой. Хорошо известно, что возникновение этого яркого феномена было обусловлено миграцией населения из Передней Азии через Кавказ в предкавказскую степь (Мунчаев, 1994. С. 170; Кореневский, 2004. С. 90–92). Адоративное положение скелета было хорошо представлено как на Ближнем Востоке, так и на Кавказе в эпоху ранней бронзы. В последнем регионе этот обряд практиковался в течение всего бронзового века. Распространившись на заре бронзового века в майкопских древностях, поза адорации с упадком этой культуры тоже исчезает как культурообразующий признак для эпохи ранней и средней бронзы. Этот важный элемент погребального обряда не характерен ни для ямных, ни для катакомбных древностей, что свидетельствует о кардинальном различии идеологем степных социумов РБВ/СБВ и майкопской культуры. Причем, в последнем случае, как уже отмечалось, мы имеем дело с привнесенными с юга погребальными традициями.

Адоративный обряд как культуроопределяющий признак и системное явление исчезает в восточноевропейской степи-лесостепи не менее, чем на восемьсот лет и вновь появляется в таком качестве только с возникновением блока посткатакомбных культурных образований в культурном круге Лола (фаза ПКБ I). Он является неотъемлемым элементом наглядного образа лолинской (рис. 2, 1–12) и невинномысской (рис. 2, 13, 14, 16–23, 25, 26) культур, а также ВУКГ (рис. 2, 27–31, 33–37, 40, 41). Как и в случае с майкопским феноменом, распространение адоративного обряда в посткатакомбной среде Предкавказья и Волго-Уралья также было обусловлено миграционным импульсом с территории Кавказа, где подобная практика не пресекалась на протяжении всей эпохи бронзы, начиная с куро-араксской культуры и заканчивая каякентско-хорочоевской. Культурогенез составляющих лолинского круга был напрямую связан с культурами средней бронзы Северо-Восточного Кавказа, поэтому неудивительно, что в погребальных комплексах гинчинской, великентской, присулакской культур адоративная позиция скелета хорошо представлена и выступает как один из важных их признаков.

Еще одним маркером изменения парадигмы погребального обряда культурного круга Лола на фазе его становления по сравнению с предшествующими позднекатакомбными памятниками становится кардинальная смена ориентировок умерших. Особенно хорошо это прослеживается для лолинской и невинномысской культур. В первой из них доминантной становится ориентировка головой¹ в северный сектор (рис. 2, 1–6, 9). Эти векторы только появляются в поздней ВМКК, составляя явное меньшинство по сравнению с традиционным для нее южным и в меньшей степени восточным секторами. Нельзя сказать, что в гинчинско-присулакских древностях ориентировка в северном направлении была такой же доминирующей, как и в Лоле, но скелеты с северными векторами здесь составляют существенную часть. Тот факт, что в лолинской культуре распространяются именно северные ориентировки, видимо, связан с тем, какие конкретно группы восточнокавказского населения вышли в степь. Например, в могильнике Гатын-Кале северные и северо-западные векторы, были преобладающими (Марковин, 1963. С. 58, 66, 69, 72, 74, 77, 81, 88, 92).

Рис. 2. Обрядово-инвентарный комплекс культурного круга Лола.

Fig. 2. Ritual and inventory complex of the Lola cultural circle

Дело с ориентировками погребенных в невинномысской культуре и ВУКГ обстоит иначе. В первой из них доминирующим был восточный вектор (рис. 2, 15–26). С одной стороны, восточные ориентировки хорошо представлены в кавказских культурах СБВ, а с другой, эти векторы являются характерными для суворовской катакомбной культуры (Клещенко, 2013. Рис. 2), которая является местным генетическим субстратом, на котором сформировались невинномысские древности. В ВУКГ доминирующими были южные и юго-западные ориентировки (рис. 2, 27–37). Эти векторы представлены в раннелолинской культуре, но составляют меньшинство (рис. 2, 11, 12). Их существование в период формирования Лолы надежно объясняется генетической связью с ВМКК. В ВУКГ южные и юго-западные векторы доминируют на всем протяжении ее существования, хотя здесь изредка встречаются и погребения, совершенные по классической лолинской обрядности с северными ориентировками (рис. 2, 40, 41).

Подобные закономерности хорошо объясняются, исходя из модели генезиса лолинской культуры. Как уже было показано (Мимоход, 2013. С. 292–316), ее происхождение связано с появлением в финале средней бронзы в предкавказской степи выходцев с Северо-Восточного Кавказа, чье взаимодействие с восточноманычскими группами привело к формированию лолинской посткатакомбной культуры. В результате на раннем этапе Лолы четко фиксируются обрядовые группы, в которых доминируют местные восточноманычские традиции с южными и юго-западными ориентировками (их меньшинство) и обрядовые группы с новыми северными векторами ориентации костяков, которые нередко сопровождает инвентарь восточнокавказского облика (их большинство). Все эти группы объединяет адоративный обряд, несвойственный катакомбным традициям, но характерный для культур СБВ Северо-Восточного Кавказа. Из подобного соотношения компонентов сложения Лолы напрашивается следующий вывод: с притоком восточнокавказских групп часть населения предкавказской степи, “не вписавшаяся” в местный культурогенез лолинской культуры, вынуждена была уйти – частично в Нижнее Поволжье, на территорию волго-донской бабинской культуры, а, главным образом, – в пустующее волго-уральское междуречье. Это могло произойти только на стадии формирования культуры, потому неудивительно, что в ВУКГ представлен адоративный (по сути, посткатакомбный и кавказский) обряд, но при этом сохраняются наиболее архаичные южные и юго-западные ориентировки скелетов, а также подбойные конструкции могил.

Таким образом, погребальный обряд всех трех составляющих культурного круга Лола, который демонстрирует структурные черты единства, выражающиеся в повсеместном распространении позы адорации, является результатом взаимодействия пришлых (кавказских) групп и местного позднекатакомбного населения. Первые привнесли основную обрядовую позицию умершего (адорация) и северные, а, возможно, и восточные ориентировки скелетов, от вторых в обряде остались такие рудименты как подбойные конструкции могил, южные векторы, деформированные черепа и др.

Наиболее ярко кавказская миграция в степную зону прослеживается по инвентарному комплексу культурного круга Лола.

В керамической серии с ней можно связать распространение сосудов-ковшей (рис. 2, 50–54). Сосуды с ручкой-упором хорошо представлены на Северо-Восточном Кавказе. Хотя лолинские образцы и отличаются от кавказской серии большей миниатюрностью и приземистостью, их типологическая связь не вызывает особых сомнений. Есть в лолинской керамике и прямые импорты с Северо-Восточного Кавказа (Мимоход, 2013. С. 64, 65. Илл. 45, 14).

В орудийном металлокомплексе следует обратить внимание на наличие в материалах невинномысской и лолинской культур ножей-кинжалов (рис. 2, 83, 129, 130). Их кавказское происхождение вряд ли у кого-то вызовет сомнение. Серия таких изделий представлена в среднебронзовых культурах Кавказа. В целом металлические изделия культурного круга Лола соответствуют стандартам Циркумпонтийской металлургической провинции, и их основные типы связаны с катакомбными стереотипами. Широкое использование мышьяковой бронзы, характерное для культур лолинского круга, является традиционным как для Кавказа, так и для катакомбных древностей.

Рис. 3. Категории инвентаря культурного круга Лола и их кавказские соответствия: 1, 2 – кольцевидно-планочные пряжки; 3, 4 – секировидные подвески; 5, 6 – подвески с обратной петлей; 7, 8 – пуговицы; 9, 10 –скорлупковидные бляшки с двумя отверстиями; 11, 12 – спиралевидные пронизи; 13, 14 – конусовидные подвески; 15, 16 – подвески в 1,5 оборота; 17, 18 – круглые подвески; 19, 20 – бородавчатые и рожковые бусы (1, 2 – кость и рог; 3–12 – металл; 13–16 – бронза; 17, 18 – раковина; 19, 20 – фаянс).

Fig. 3. Categories of inventory of the Lola cultural circle and their Caucasian analogies

К кавказским чертам в лолинском обряде можно отнести и распространение на фазе ПКБ I обычая помещать в могилы костяные пряслица (рис. 2, 86, 135, 146) (Мимоход, 2013. С. 95, 96).

Наиболее четко приток восточнокавказского населения в степь, который привел к формированию новой культурной посткатакомбной среды, фиксируется по украшениям и поясной гарнитуре, которые, как известно, представляют собой наиболее тонкие культурные и этнографические индикаторы. Появление на стадии формирования блока посткатакомбного блока в культурном круге Лола изделий, связанных своим происхождением с культурами СБВ Северо-Восточного Кавказа, носило взрывной характер.

Рис. 4. Находки кольцевидно-планочных пряжек кавказской традиции: 1 – Тамар-Уткуль VII; 2 – Кривая Лука XXI; 3 – Ливенцовская-Каратаевская крепость; 4 – Темрта 1; 5 - Кевюды 1; 6 – Чограй VIII; 7 – Ипатово 3; 8 – Типки I; 9 – Ильинский 1; 10 – Родионов; 11 – Черноярская; 12 – Донифарс; 13 – Гатын-Кале; 14 – Гертма III; 15 – Ирганай; 16 – Гинчи; 17 – Ханлар (здесь и на рис. 5–7: а – культурный круг Лола; б – кавказские культуры).

Fig. 4. Finds of ring-bar buckles of the Caucasian tradition (here and on figs. 5–7: a – the Lola cultural circle; б – Caucasian cultures)

Симптоматично появление роговых фигурных кольцевидно-планочных поясных пряжек (рис. 3, 1; 4). Они не имеют прямых аналогий за пределами лолинского культурного контекста, но в то же время нельзя не отметить их явное сходство с кольцевидными широко- и узкопланочными изделиями, известными в гинчинских, присулакских и протокобанских памятниках (рис. 3, 2; 4). Общность традиций их изготовления и использования в Северо-Западном Прикаспии и на Северо-Восточном Кавказе вряд ли можно оспорить, поэтому они и были объединены в группу пряжек кавказской традиции (Мимоход, 2018б).

Рис. 5. Находки сурьмяных украшений: 1 – Улан-Терге; 2 – Лола I; 3 – Красногвардейское; 4 – Золотаревка 1; 5 – Вавилон 2; 6 – Птичье 3; 7 – Сенгилеевский; 8 – Невинномысск; 9 – Кунаковский 2; 10 – Николаевский, Ульяновский; 11 – Иноземцево 1, Бородыновка; 12 – Георгиевский 3; 13 – Вонючка 1; 14 – Комсомолец; 15 – Верхняя Рутха, Фаскау; 16 – Кари-Цагат, Корца; 17 – Эгикал; 18 – Ведено, Бельты; 19 – Хорочой; 20 – Зандак; 21 – Миатли II; 22 – Манас, Тахиркалинский; 23 – Буйнакск, Ирганай; 24 – Каякент; 25 – Мамай-Кутан; 26 – Великент; 27 – Брильский; 28 – Квасатли; 29 – Самтавро; 30 – Чала; 31 – Кобальский; 32 – Ирганчай; 33 – Артик; 34 – Лчашен; 35 – Редькин Лагерь; 36 – Кедабек.

Fig. 5. Finds of antimony jewellery

Очевидным новшеством для степной зоны стало распространение на фазе ПКБ I сурьмяного литья (рис. 5). Его кавказское происхождение очевидно (Гак и др., 2012). Именно в этом регионе массово представлены сурьмяные украшения. Это же касается и редких находок изделий из драгоценных металлов (золото, электрум) в погребениях лолинской и невинномысской культур. Кавказское происхождение этого сырья тоже сложно оспорить.

Рис. 6. Находки металлических украшений кавказского происхождения: 1 – Новопалестинский II; 2 – Золотаревка 3; 3 – Гатын-Кале; 4 – Тарнаир; 5 – Малый Харсеной; 6 – Бельты; 7 – Янгикент, Маджалис; 8 – Кущи; 9 – Квирацховельский; 10 – Ореховка; 11 – Кунаковский 2; 12 – Верхняя Рутха; 13 – Кари-Цагат; 14 – Хорочой; 15 – Бияш; 16 – Кунаковский 2; 17 – Малаи; 18 – Манас, Карабудахкент; 19 – Гинчи, Гоно; 20 – Миатли; 21 – Лечинкай; 22 – Экажево II; 23 – Великент; 24 – Галгалатли; 25 – Чиркей; 26 – Геметюбе; 27 – Верхняя Эшера; 28 – Кизинка; 29 – Кировский IV; 30 – Чернышевская I; 31 – Триалети; 32 – Корети; 33 – Сатхе; 34 – Квацхела; 35 – Дай.

Fig. 6. Finds of metal jewellery of Caucasian origin

В посткатакомбном костюме Предкавказья начинают активно использоваться металлические спирально-ленточные пронизи, скорлупковидыне бляшки, пуговицы, височные кольца в 1,5 оборота с приостренными концами, фигурные и конические подвески, а также подвески с обратной петлей (рис. 3, 3, 5, 7, 9, 11, 13, 15; 6), аналогии которым представлены в протокобанских, гинчинских, присулакских, великентских, архонских, манасских и каякентско-хорочоевских памятниках (рис. 3, 4, 6, 8, 10, 12, 14, 16; 6).

Характерным также является присутствие в гарнитуре ранних Лолы и Невинномысска округлых подвесок из раковин с центральным отверстием (рис. 3, 17; 7). Это один из специфических элементов восточнокавказского костюма (рис. 3, 18; 7). Его южное происхождение в лолинской культуре особенно хорошо заметно на фоне полного отсутствия этого типа раковинных украшений в культурном круге Бабино.

Рис. 7. Находки подвесок из раковин: 1 – Кривая Лука XXXIV; 2 – Кировский IV; 3 –Лысянский I; 4 – Новопалестинский II; 5 – Чернышевская I; 6 – Калюжный 1; 7 – Невинномсский 1; 8 – Гатын-Кале; 9 – Бельты; 10 – Курчалой; 11 – Миатли; 12 – Малый Харсеной; 13 – Асланбек-Шерипово; 14 – Ведено; 15 – Гинчи; 16 – Нютюг.

Fig. 7. Finds of shell pendants

Хорошо кавказский импульс в сложении культурного круга Лола прослеживается по фаянсовым рожковым и бородавчатым бусам. Уже десять лет назад было показано, как кардинально меняется в Предкавказье типовой состав этих украшений при переходе от катакомбного к посткатакомбному периоду (Мимоход, 2012; 2013. С. 194–199). В лолинской и невинномысской культурах взамен изделий с двумя и четырьмя отростками, представленных в ВМКК, широко распространяются бусы с тремя выступами (рис. 3, 19; 8), мода на которые в конце среднего бронзового века была широко распространена не только на Северо-Восточном Кавказе, но и в Закавказье (рис. 3, 20; 8). Кавказский импульс в распространении фаянсовых бус с выступами был не чужд и культурному кругу Бабино, где так же, как и в Лоле, пик их использования приходится на фазу ПКБ I (рис. 8). Впоследствии рожковый и бородавчатый бисер, но уже посредством носителей посткатакомбных культурных традиций становится частью гарнитура украшений колесничных культурных образований Нижнего Поволжья, Волго-Уралья и Зауралья на фазе ПКБ III (рис. 8).

Рис. 8. Находки фаянсовых и керамических бус с выступами: 1 – Триалети; 2 – Великент III; 3 – Чох; 4 – Нохала Ад; 5 – Каякент, Утамыш; 6 – Манас; 7 – Гинчи; 8 – Эгикал; 9 – Ведено, Бельты; 10 – Миатли II; 11 – Архонская, Беслан; 12 – Чикола II; 13 – Верхняя Рутха; 14 – Сунжа-90; 15 – Нальчик; 16 – Комсомолец 1; 17 – Новый Маяк, Калиновский; 18 – Невинномысский 1, 4; 19 – Калюжный 1; 20 – Уашхиту I, Серегинский; 21 – Вавилон 3; 22 – Островной; 23 – ВМЛБ I 1965; 24 – Золотаревка 3; 25 – Шарахалсун 3; 26 – Чограй, одиночный кург.; 27 – Манджикины 1; 28 – Цаган-Усн VII; 29 – Песчаный V; 30 –Лысянский I; 31 – Новопалестинский II; 32 – Кировский IV; 33 – Писаревка II; 34 – Чикмари II; 35 – Шахтерск; 36 – Репный I; 37 – Керчик; 38 – Запорожец 1; 39 – Бургуста 1; 40 – Викторовка; 41 – Бузовка XXIV, Котовка I; 42 –Новоалександровка I; 43 – Соколово; 44 – Михайлики; 45 – Компанейцы; 46 – Сторожевка; 47 – Дмитриевка 5/2; 48 – Тростянка I; 49 – Танаберген II; 50 – Синташта; 51 – Каменный Амбар 5; 52 – Кривое Озеро (а – кавказские культуры; б – культурный круг Лола; в – культурный круг Бабино; г – колесничные культуры).

Fig. 8. Finds of earthenware and ceramic beads with projections (a – Caucasian cultures; б – the Lola cultural circle; в – the Babino cultural circle; г – chariot cultures)

Таким образом, анализ обрядово-инвентарного комплекса составляющих культурного круга Лола показывает, что он имеет целые блоки структурных соответствий с культурами средней бронзы Северо-Восточного Кавказа. Это позволяет констатировать существование генетической прямой связи между посткатакомбными культурными образованиями Предкавказья и Волго-Уралья и кавказскими культурами, в первую очередь, гинчинской и присулакской. Появление новаций кавказского происхождения в степной зоне связано с выплеском социумов из первого региона во второй.

Для того, чтобы независимо подтвердить, что речь идет именно о миграции, а не о движении в пространстве идей и вещей, необходимо рассмотреть краниологические данные. Понятно, что при современном тренде в сторону генетических штудий эти исследования могут показаться в известной мере старомодными. Однако, пока это не так, особенно с учетом двух обстоятельств. Во-первых, краниология – это суть метрические измерения, которые ведут к сравнительному анализу их результатов по сериям и последующим выводам. На самом деле, она не сильно далеко отстоит от нашего одного из базовых методов в археологии – сравнительно-типологического анализа. Во-вторых, базы данных по генетическим исследованиям по посткатакомбным комплексам на сегодняшний день мы пока не имеем². Вполне предсказуемо, что после широкого внедрения генетического анализа и создания полноценных баз данных по всем значимым локальным культурам на широких пространствах, а только так и может заработать метод в полную силу, мы можем столкнуться с противоречивыми ситуациями, когда генетические исследования могут вступить в конфликт с археологическими и антропологическими данными. Даже допущу (по ряду причин, большей частью связанных с процессом накопления данных генетического анализа и дальнейшей работы археологов по детализации культурно-хронологической атрибуции наших материалов), что он неизбежен. Однако, если такая ситуация случится, то вряд ли это станет поводом к кардинальному пересмотру археологических построений. Решение проблемы, скорее всего, будет лежать в области выработки объяснительных моделей, которые разрешат такие противоречия.

Общеизвестно, что любой серьезный приток пришлых групп может кардинальным образом сказаться на антропологических характеристиках населения региона. Если такие изменения удастся зафиксировать, можно будет уверенно говорить именно о миграциях коллективов людей, а не о передвижении вещей или их идей в результате межкультурных контактов. С 70-х гг. прошлого века антропологии периодически обращали внимание на лолинские черепа, рассматривая их в рамках катакомбной или срубной культур. В нынешнем веке краниологическая серия черепов Лолы стала предметом специальных исследований антропологов.

На сегодняшний день мы имеем 27 лолинских (19 мужских и 8 женских) черепов, для которых есть краниологические определения (Герасимова, Калмыков, 2007. С. 248, 249. Табл. 1; Хохлов, Мимоход, 2008. С. 47. Табл. 1, 2; Казарницкий, 2010. Табл. 1. С. 132, 133; 2012, С. 110–118).

Основной краниотип лолинской мужской и женской серий определяется как южноевропеоидный. Для нашей подборки характерна отчетливая долихокрания при наличии ультрадолихокранных форм. Черепа имеют высокий свод, часто высоколицый и сильно профилированный отдел (Хохлов, Мимоход, 2008. С. 47). Сравнение краниометрических данных Лолы с серией черепов ВМКК дает интересную картину. В восточноманычской серии присутствует долихокранный узколицый компонент, который генетически может быть связан с Лолой (Герасимова, Калмыков, 2007. С. 251. Табл. 3; Казарницкий, 2010. С. 138; 2011; 2020, С. 282). Причем из всех катакомбных и посткатакомбных серий именно лолинская и восточноманычская демонстрируют наибольшую степень преемственности. В то же время восточноманычская и лолинская серии не обнаруживают отчетливого морфологического сближения, которое позволило бы рассматривать их как единую непрерывную линию развития одного массива населения (Хохлов, Мимоход, 2008. С. 63).

В свете археологических данных по происхождению Лолы безусловный интерес представляют краниологическая серия культур средней бронзы Северо-Восточного Кавказа. Для этого региона имеется информация о единичных черепах из мог. Гатын-Кале, Гагатль и Манас, а также о представительной серии из 36 черепов мог. Гинчи (Гаджиев, 1974. С. 53. Таблица; 1975. С. 1, 5–19; Марковин, 1963. С. 66, 104). Все они демонстрируют долихокранный, узколицый и грацильный тип (Гаджиев, 1974. С. 52. Табл.; 1975. С. 15–19). Проведенный А.А. Хохловым межгрупповой анализ методом главных компонент краниологических серий лолинской, восточноманычской и гинчинской культур позволил сделать следующий вывод: “…в восточноманычском ареале прослеживается не только культурогенетическая связь между местным вариантом катакомбной культуры (ВМКК – Р.М.) и лолинской культурой, но и антропологическая преемственность между их носителями. Вероятно также, что трансформация местной катакомбной культуры в лолинскую происходила под влиянием импульса восточнокавказских групп” (Хохлов, Мимоход, 2008. С. 63, 64, 68). Южный (кавказский) миграционный импульс в формировании лолинской культуры неоднократно отмечал и А.А. Казарницкий (2010; 2011; 2012. С. 118; 2020. С. 285, 286).

Таким образом, антропологические наработки полностью совпали с археологическими, и мы имеем достоверные данные о передвижении групп населения Северо-Восточного Кавказа, которое привело к качественным культурным переменам в степной зоне и появлению в Восточном Предкавказье культурного круга Лола. Причем, передвижения эти могли быть достаточно масштабными, в противном случае сложно объяснить достаточно серьезные отличия в краниокомплексе носителей ВМКК и лолинских традиций, на что не раз обращал внимание А.А. Казарницкий на примере сравнения катакомбных и посткатакомбных серий (2020. С. 282, 275; 2021. С. 132).

Давайте еще раз обратимся к результатам картографирования вещей кавказского происхождения в Предкавказье и их аналогий на Кавказе (рис. 4–8). Мы видим, что исходный ареал миграции и территория, которая стала конечным ее пунктом, смыкаются. В этой связи можно констатировать, что в случае с культурным кругом Лола и передвижением восточнокавказского населения в степь мы имеем дело с ближнедистанционной миграцией.

Кавказская миграция в Восточную Европу, которая привела к сложению культурного круга Лола (рис. 1, 2), в хронологическом отношении в рамках первобытности имела скоротечный характер. Она произошла в достаточно узкий хронологический интервал, который соответствовал фазе ПКБ I по восточноевропейской хронологии, начальная точка которого располагается в пределах отрезка 2200 CalBC. Очевидно, что столь кардинальное переоформление культурной ситуации в Предкавказье и Волго-Уралье в ограниченном временном интервале не могло быть случайностью. Оказывается, что передвижение части кавказского населения в степь приходится на время глобальной резкой аридизации ок. 2200 CalBC, получившей широкую известность как “4.2 ka BP climatic event” (Weiss, 2016). Последствия палеокризиса, который имеет еще одно название в литературе “Rapid Climatic Change”, прослежены фактически во всех основных регионах Старого Света.

В отношении кавказской миграции, если воспринимать процесс аридизации прямолинейно в ракурсе только серьезного усиления засушливости климата, то возникнет определенный парадокс. Люди уходили в пустынную степь Прикаспия с Северо-Восточного Кавказа, т.е. туда, где в этот период весь комплекс признаков аридизации (засушливости) летом проявлялся наиболее отчетливо, при том, что население предкавказской степи продолжало оставаться на своих исконных территориях. При такой ситуации логично предположить, что резкое ухудшение климата пагубно сказалось на образе жизни и системе хозяйства, прежде всего, кавказских культур СБВ. Непротиворечивая объяснительная модель для данного парадокса уже предложена (Борисов, Мимоход, 2010; 2017). Дело в том, что при аридизации ключевыми для скотоводческих обществ в этих условия были не столько показатели летнего периода, сколько зимнего. Резкое понижение температур в зимнее время года и повышенное осадконакопление в горных массивах Северного Кавказа с прилегающими территориями привели к сокращению пастбищ и необходимости поиска новых ресурсов. В этом отношении предкавказская степь становилась привлекательной и единственно доступной территорией для части скотоводческих коллективов Северного Кавказа, которая оказывалась благоприятной для выпаса скота в зимний период. В отличие от гор и предгорий аридизация в пустынно-степной зоне выражается в сокращении количества осадков в холодное время года. Здесь в условиях мощного азиатского антициклона зимой устанавливается холодная сухая погода с малой мощностью снегового покрова или его полным отсутствием. В эти периоды создаются максимально комфортные условия для содержания скота. Все эти факторы стали решающими как в отношении направленности кавказской миграции, так и ее результатов.

В заключение следует отметить, что рассматриваемые явления были одним из звеньев масштабных миграционных процессов времени “4.2 ka BP climatic event”, которые охватили Восточную Европу. Дальнедистанционная миграция из Центральной Европы и Карпато-Дунайского региона привела к сложению такой яркой и самобытной культуры, как средневолжская абашевская. Данный сюжет уже подробно разобран и аргументирован (Мимоход, 2022). Этот же импульс привел и к сложению культурного круга Бабино. Его и европейскую среднедистанционную миграцию, надеюсь, мы будем иметь возможность предметно рассмотреть на страницах этого журнала в следующем году.

Работа выполнена в рамках гранта РНФ № 22-68-00010, https://rscf.ru/project/22-68-00010/.

¹ Ниже словосочетание “ориентировка головой” заменено условным термином “вектор”.

² Есть только одно захоронение посткатакомбного мира, для которого имеются опубликованные генетические определения. Это комплекс невинномысской культуры – Невинномысский 3 6/5 (Wang et al., 2019. P. 6. Fig. 4).

Sobre autores

Roman Mimokhod

Autor responsável pela correspondência
Email: mimokhod@gmail.com
Rússia, Moscow; Pushchino

Bibliografia

Arquivos suplementares

Arquivos suplementares

Ação

1. JATS XML

Baixar

2. Fig. 1. Territory of the Lola cultural circle (a – the Lola culture; б – the Nevinnomyssk culture; в – the Volga-Ural cultural group)

Baixar (543KB)

Metadados

3. Fig. 2. Ritual and inventory complex of the Lola cultural circle

Baixar (796KB)

Metadados

4. Fig. 3. Categories of inventory of the Lola cultural circle and their Caucasian analogies

Baixar (663KB)

Metadados

5. Fig. 4. Finds of ring-bar buckles of the Caucasian tradition (here and on figs. 5–7: a – the Lola cultural circle; б – Caucasian cultures)

Baixar (433KB)

Metadados

6. Fig. 5. Finds of antimony jewellery

Baixar (494KB)

Metadados

7. Fig. 6. Finds of metal jewellery of Caucasian origin

Baixar (505KB)

Metadados

8. Fig. 7. Finds of shell pendants

Baixar (650KB)

Metadados

9. Fig. 8. Finds of earthenware and ceramic beads with projections (a – Caucasian cultures; б – the Lola cultural circle; в – the Babino cultural circle; г – chariot cultures)

Baixar (629KB)

Metadados