Semantics and Poetics of the Title of I. A. Goncharov’s Essay “The Vicissitude of Fate”

Full Text

«Превратность судьбы» И. А. Гончарова относится к позднему нероманному, так называемому очерковому беллетристическому творчеству писателя. Актуальность исследования подобных произведений И. А. Гончарова обусловлена необходимостью целостного понимания творческого пути писателя, представления о его жанровой системе, художественном методе, задачей рассмотреть вопросы поэтики.

В записи от 20 августа 1891 г., сделанной в летописи жизни и творчества И. А. Гончарова, составленной А. Д. Алексеевым, читаем: «…окончен очерк "Превратность судьбы"» [Алексеев: 306]. По сведениям, взятым из этого же источника, И. А. Гончаров 22 августа 1891 г. подарил Е. К. Трейгут «три рукописи cвоих последних произведений: "Май месяц в Петербурге", "Превратность судьбы" и "Уха"» [Алексеев: 306]. Эти произведения не были напечатаны при жизни писателя¹.

А. М. Скабичевский саркастично и весьма невысоко оценил художественные достоинства «Превратности судьбы»: «Что же касается "Превратности судьбы", напечатанной въ январьскомъ сборникѣ "Нивы" нынѣшняго года, то она заслуживаетъ названiя "посмертнаго произведенiя" буквально въ такой же степени, какъ цитата изъ Миля, если-бы таковая была найдена въ бумагахъ Гончарова, записанная его рукою. Во всей этой "Превратности судьбы" только всего и есть Гончарова, что его почеркъ, а такъ какъ въ печати и почерка не сохранилось, то совсѣмъ уже ничѣмъ гончаровскимъ и не пахнетъ» [Скабичевский: 2].

Советское гончароведение также в целом достаточно равнодушно или нелицеприятно отнеслось к очерку «Превратность судьбы». А. Г. Цейтлин в монографии, посвященной творчеству И. А. Гончарова, уделил этому произведению одно предложение:

«К ним принадлежат опубликованные им самим "Превратности судьбы" — довольно слабый рассказ о жизненных приключениях отставного штабс-ротмистра Хабарова» [Цейтлин: 299].

В XX–XXI вв. интерес к произведениям писателя, написанным в малых формах, возрос (см.: [Андреева, Гулин, Ермолаева и др.], [Kasack]). Внимание научного сообщества к очерку «Превратность судьбы» также усилилось: опубликованы статьи В. И. Мельника [Мельник, 2008а, b], Н. Л. Ермолаевой [Ермолаева], К. В. Смирнова [Смирнов].

Обозначу основные выводы исследователей. В. И. Мельник считает, что «логика» гончаровского текста «именно христианская» [Мельник, 2008а: 458]: «…перед нами вполне типичная христианская история, каких много находим в житиях святых, в сборниках христианских притч и рассказов» [Мельник, 2008а: 460]. Н. Л. Ермолаева, изучив очерк «Превратность судьбы» в контексте произведений Н. С. Лескова, Л. Н. Толстого, пришла к выводу о том, что некоторые качества Хабарова («смирение», «глубокая вера в Бога», «демократизм и трудолюбие») сопоставимы с качествами праведников Н. С. Лескова [Ермолаева: 30], а «открытая религиозность, дидактическое начало, несомненно, сближают очерк Гончарова "Превратность судьбы" с современными ему народными рассказами» Л. Н. Толстого [Ермолаева: 32]. К. В. Смирнов высказывает суждение о том, что Леонтий Хабаров из всех главных романных героев И. А. Гончарова — «последний претендент на роль достойного героя» писателя [Смирнов: 68], так как никто из главных героев его романного мира «так и не достиг полного духовного очищения по разным причинам» [Смирнов: 68]. Исследователь считает, что «Гончаров показал путь от падения к возвышению, путь, который способен пройти каждый человек» [Смирнов: 70]. Таким образом, Н. Л. Ермолаева, В. И. Мельник, К. В. Смирнов так или иначе сходятся в своей интерпретации образа Леонтия Хабарова.

Пролить свет на некоторые научные загадки позднего творчества Гончарова, на наш взгляд, позволяет исследование рамочного текста, а именно заглавия произведения. По мнению С. Д. Кржижановского, «хронологический перечень заглавий, принадлежащих одному перу, большей частью показывает, в сущности, единое заглавие, данное лишь в разных возрастах своей жизни» [Кржижановский: 29].

Вслед за концепцией Ю. М. Лотмана, изложенной в статье «Семиотика культуры и понятие текста», заглавие будем считать одновременно самостоятельным текстом и подтекстом содержания очерка И. А. Гончарова «Превратность судьбы». В результате подобного соотношения возникают «сложные смысловые токи, порождающие н о в о е с о о б щ е н и е» [Лотман: 132].

1. Структура заглавия

Заглавие «Превратность судьбы» не только является составным компонентом рамочной структуры очерка И. А. Гончарова, но и включено в основный текст — в заключительных абзацах V главы:

«Но перед отъездом он зашел в Казанский собор, долго молился и горячо благодарил за божественную помощь в претерпенных испытаниях и внезапную радость превратности судьбы»².

Заглавие «Превратность судьбы» представляет собой непосредственное высказывание автора, а имплицитное текстовое высказывание (радость превратности судьбы) является своего рода цитатным повторением эксплицитного заглавия и выражает оценку Леонтия Хабарова при помощи несобственно-прямой речи автора. Двойной повтор высказывания «превратность судьбы» в начале и финале произведения образует своего рода риторическую фигуру кольца, а также семантически маркирует поворот сюжета от несчастья судьбы Леонтия Хабарова к счастью.

С точки зрения грамматической структуры заглавие «Превратность судьбы» представляет собой именное словосочетание. По составу является простым словосочетанием, состоящим из двух знаменательных слов — имен существительных, связанных друг с другом по типу управления. Главное слово «превратность» и зависимое слово «судьбы» представляют собой неодушевленные существительные, женского рода, единственного числа. По степени слитности компонентов словосочетание является синтаксически несвободным, представляющим собой устойчивое сочетание слов, образующее неразложимое синтаксическое единство.

2. Семантика заглавия

В Толковом словаре живого великорусского языка В. И. Даля значение слова «превратность» находим в ряду значений слова «превращать» (со значением «переворачивать, перевернуть, переворотить, перелицевать, выворотить»)³. Приведены производные слова «превратное счастье, судьба» в значении «превратный, измѣнный, непостоянный, перемѣнный, коловратный»⁴. Словосочетание «превратность судьбы», слова «счастье, изменчивость» находятся в данном семантическом ряду. Таким образом, выражение «превратность судьбы» означает неожиданную перемену в судьбе человека, или изменчивую судьбу.

В толковом словаре С. И. Ожегова выражение «превратность судьбы» встречается в словарной статье «Судьба»: «…течение обстоятельств, не зависящих от воли человека, ход жизненных событий <…>. Удары, превратности судьбы»⁵.

Выражение «превратность судьбы» встречается в произведениях современников И. А. Гончарова, разных по жанру, но, в отличие от очерка писателя, в них словосочетание «превратность судьбы» упоминается лишь имплицитно — в тексте. Как, например, в историческом романе И. И. Лажечникова «Ледяной дом» (1835):

«Чтоб ему принадлежать, она готова идти к нему в услужение: ее любовь выдержит все превратности судьбы, все пытки; но выдержит ли это испытание его сердце?»⁶ (Здесь и далее курсив мой. — Г. Б.).

В «Басурмане» (1838) И. И. Лажечникова читаем:

«— Поверишь ли, — сказал Аристотель, — что этот худой, с шафранными глазами, вот что привстал перед великим князем, царь казанский, Алегам? Царство его еще недавно было страшно для русских. Несколько месяцев тому назад полководец московский взял его в плен и посадил на его место другого царя. Полюбуйся здесь превратностями судьбы человеческой. Недавно повелевал с своего престола сильному народу, теперь едва имеет место, где приклонить голову»⁷.

В контексте произведений семантика выражения поясняется: речь идет о переменчивости судьбы (на коне или под конем). В первом томе поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души» (1842) это выражение «сопровождает» образ Чичикова:

«Теперь можно бы заключить, что после таких бурь, испытаний, превратностей судьбы и жизненного горя он удалится с оставшимися кровными десятью тысячонками в какое-нибудь мирное захолустье уездного городишка и там заклёкнет навеки в ситцевом халате у окна низенького домика…»⁸.

В данном контексте превратности судьбы предполагают жизненные испытания бедой.

В пьесе А. Н. Островского «Доходное место» (1856) выражение «превратности судьбы» произносит Юсов (действие 5, явление 3), отвечая на вопрос Вышневского, за что тот «погиб» — «обесчещен, разорен»:

«Вышневский. <…> Юсов! За что я погиб?
Юсов. Превратность… судьба-с.
Вышневский. Вздор, какая судьба!
Сильные враги — вот причина!
Вот что меня сгубило!
Проклятие вам!
Позавидовали моему благополучию!»⁹.

Смысловой акцент Юсов делает на слове «судьба», словно бы отсекая лексему «превратность». Вышневский, похватывая реплику Юсова, не верит в судьбу.

В прозаическом цикле «Помпадуры и помпадурши» (1874) М. Е. Салтыкова-Щедрина выражение «превратности судьбы» понимается как фантастическое изменение-превращение:

«Представьте себе, что все стояло на своем месте, как будто ничего и не случилось; как будто бы добрый наш старик не подвергнулся превратностям судеб, как будто бы в прошлую ночь не пророс сквозь него и не процвел совершенно новый и вовсе нами не жданный начальник!»¹⁰.

В рассказе «Из воспоминаний рядового Иванова» (1882) В. М. Гаршина «превратности судьбы» представлены как жизненный опыт, трудные этапы жизненного пути:

«— Конечно, Владимир Михайлович, — говорил он мне, — я могу иметь рассуждения больше, чем дядя Житков, так как Питер оказал на меня свое влияние. В Питере цивилизация, а у них в деревне одно незнание и дикость. Но, однако, как они человек пожилой и, можно сказать, виды видевший и перенесший различные превратности судьбы, то я не могу на них орать, например. Ему сорок лет, а мне двадцать третий. Хотя я в роте и ефрейтор»¹¹.

В романе «Приваловские миллионы» (1883) Д. Н. Мамина-Сибиряка автор-повествователь дает подробное толкование выражения «превратности судьбы», но полностью оно в тексте не воспроизводится:

«Карьера всякаго золотопромышленника полна превратностей и внезапныхъ превращенiй, а судьба Василья Назарыча была особенно богата такими превращенiями. Громадные барыши и убытки чередовались между собой. Это перемѣнное счастье проходило красной нитью черезъ всю его жизнь и придавало ей особенно интересную окраску»¹².

В рассказе «Пьяные» (1887) А. П. Чехова высказывание «превратность судьбы» произносится дважды разными персонажами:

«— Поди сюда! — сказал ему Фролов. — Объясняй нам следующий факт. Было время, когда вы, татары, владели нами и брали с нас дань, а теперь вы у русских в лакеях служите и халаты продаете. Чем объяснить такую перемену?
Мустафа поднял вверх брови и сказал тонким голосом, нараспев:
— Превратность судьбы!
Альмер поглядел на его серьезное лицо и покатился со смеха.
— Ну, дай ему рубль! — сказал Фролов. — Этой превратностью судьбы он капитал наживает. Только из-за этих двух слов его и держат тут»¹³.

В отличие от других произведений, выражение «превратность судьбы» в данном случае носит сниженно комический характер. Происходит сближение несопоставимых явлений: историческое падение некогда могущественного государства и бытовая жизнь одного из частных лиц объединяет понятие «превратность судьбы». Даже небольшой контекст произведений позволяет утверждать, что, как правило, выражение «превратности судьбы» понимается персонажами как неожиданные перемены, несчастливые повороты в жизни человека, а также перемены от счастья к несчастью или от несчастья к счастью.

Семантика заглавия очерка И. А. Гончарова проясняется при обращении к сюжету, который тематически можно разделить на три части: 1. Счастливая служба офицера Хабарова в одной из местностей Царства Польского. 2. Тяготы, несчастья петербургской жизни отставного штабс-ротмистра Хабарова.

Счастливые перемены в жизни отставного штабс-ротмистра Хабарова, или «внезапная радость превратности судьбы» (489). Внезапный поворот сюжета в очерке И. А. Гончарова от счастья к несчастью и от несчастья к счастью можно охарактеризовать как перипетии — сюжетный прием, типичный более всего для жанров драматургии, а именно — древнегреческой трагедии. Аристотель определяет перипетию как «перемену происходящего к противоположному, и притом, как мы говорим, по вероятности или необходимости» [Аристотель: 53]. Наряду с перипетиями подобный сюжет состоит из узнавания, страдания (страданий), в результате сопереживания которым зритель (читатель) должен испытать катарсис.

Рассмотрим сюжетные перипетии, обусловливающие переход от счастья к несчастью и от несчастья к счастью в очерке И. А. Гончарова.

По мнению Н. Л. Ермолаевой, «на первый план в очерке выдвинута личность героя, которую можно охарактеризовать не иначе, как личность праведника» [Ермолаева: 30]. На наш взгляд, Хабаров далек от воплощения образа праведности в русской литературе. Он сдается перед жизненными трудностями — от окончательного падения его спасает Божья Воля. Сюжет не показывает нам, что могло бы стать с Хабаровым, если бы не чудесное вмешательство Богородицы в образе иконы Казанской Божией Матери в его судьбу.

По мнению Аристотеля, герой, который должен вызывать сострадание или страх, не должен быть ни хорошим, ни плохим:

«А таков тот, кто, не отличаясь ни доблестью, ни справедливостью, подвергается несчастью не вследствие своей порочности и низости, а вследствие какой-нибудь ошибки, между тем как раньше он пользовался большой славой и счастьем…» [Аристотель: 55]. Леонтий Хабаров является достаточно предприимчивым человеком и живет сначала счастливо. Для того чтобы материально жить в достатке и не втянуться в долги, он начинает заниматься выездкой лошадей, а затем их перепродажей:

«…он купил за сто пятьдесят рублей, разумеется, ассигнациями, молодую лошадь, выездил ее отлично и сбыл в другой полк уже за тысячу рублей» (480–481).

Приобретательство, корыстолюбие, меркантильность соотносимы со стяжательством — одним из смертных грехов в православии¹⁴. Сюжетные перипетии — сдвиг от счастья к несчастью — начинаются с того, что по воле великого князя Хабарова за хорошую службу перевели из провинции в Варшаву. Хабаров был не рад этой «милости», поскольку в провинции ему хватало жалованья, а в «столице царства <…> было все другое», но должен был «исполнить волю великого князя» (481). С момента переезда Хабарова в Варшаву начинаются страдания. То, как жил Хабаров в Варшаве, подробно не описано, но сказано, что жил трудно («…промаячил еще кое-как года два» — 481), то есть промаялся, страдал.

Настоящие трудности продолжились в Петербурге. Хабаров в процессе преодоления жизненных испытаний проходит различные периоды духовной жизни: сначала он не падает духом (482), затем «сильно затосковал» (483), то есть предался унынию — одному из смертных грехов в православии.

Рациональные сюжетные мотивировки невезенья Хабарова во время пребывания в Петербурге отсутствуют. Несмотря на то, что великий князь хорошо к нему отнесся и подписал документы об отставке, а также снабдил свидетельством за собственноручной подписью о том, что Хабаров «своею службою и поведением заслуживает полное одобрение и может исполнять все возлагаемые на него дела и поручения» (482), герой не смог найти работу на казенной службе.

После того как он наконец-то устроился управляющим, его уволил владелец дома. По словам Хабарова, хозяин его «уволил за исправность», отчего он «погрузился в уныние» (484). Если управляющий домом уволил его за честность, то уже купец — за «неисправность» (485), как говорит Хабаров квартирной хозяйке, или за доверчивость. Таким образом, складывается впечатление, что Хабаров страдает из-за добродетелей, которыми наделен.

Однако социальные мотивировки невезения Хабарова также присутствуют в сюжете очерка. Неоднократно автором подчеркивается, что в неудачах героя найти работу виноват его потертый вицмундир (возникает реминисценция, связанная с шинелью Акакия Акакиевича Башмачкина из повести «Шинель» Н. В. Гоголя):

«…в некоторых местах швейцары не допустили его даже до приемной, видя его потертый вицмундир, и грубо ему отказывали» (485). «"Видно в самом деле я обносился! — подумал Хабаров — и мой вицмундир не спасает меня от обид!"»¹⁵ (486).

История Хабарова усугубляется не только духом уныния, но и одним из смертных грехов — чревоугодием: он, «заработав небольшие деньги, предавался любимому занятию — пьянству» (486).

Название очерка «Превратность судьбы», а значит, и сюжетные перипетии произведения связаны с мотивом чуда, Божьим Промыслом. Чудесные изменения происходят в жизни Хабарова после того, как он «пробрался в Казанский собор и помолился там Божией Матери» (486). Кроме того, Хабаров совершает богоугодное дело, так как, сам того не сознавая, участвует в строительстве Храма Воскресения Христова на Крови в Санкт-Петербурге:

«…машинально стал смотреть, как на Екатерининском канале воротом тащили большой камень на пьедестал какого-то монумента. <…> Приказчик в синей сибирке вдруг пригласил его занять пустое место и вместе с другими тянуть канат» (486).

Наряду с Промыслом Божьим структура очерка Гончарова воплощает утопическую идею о добром царе-батюшке и плохих подданных, которая подчас существовала в народном сознании. Действие очерка начинается «в двадцатых годах нынешнего столетия» (480), во время царствования императора Александра I Павловича (скончался в 1825 г.), с которым, согласно сюжету, Леонтий Хабаров неожиданно встретился, и расчувствовавшийся император распорядился помочь определить его на хорошее место службы.

По наблюдениям К. В. Чистова, в народном сознании в связи с образом Александра I запечатлена другая легенда¹⁶. Образ Александра Павловича в произведении И. А. Гончарова вызывает также реминисценцию с образом Александра Павловича из рассказа Н. С. Лескова «Левша» (1881)¹⁷.

Семантика заглавия очерка Гончарова «Превратность судьбы» отражает не только злоключения главного героя Леонтия Хабарова, но и счастливые изменения, связанные с вмешательством в его жизнь Промысла Божьего. Момент узнавания в очерке возникает в связи с образом иконы — точнее, в сцене молитвы Леонтия Хабарова перед иконой Казанской Божией Матери. Именно после молитвы перед иконой начались счастливые изменения в судьбе Хабарова, что понимает и сам герой: он получает «место смотрителя работ при строящемся в Москве храме Спасителя в память изгнания французов» (489). Кульминацией в сюжете становится встреча с императором. Затем происходит узнавание Хабаровым чудодейственной силы молитвы — он вновь молится перед чудотворной иконой, но уже с благодарностью, и наступает счастливая развязка:

«Углицкий, от которого я слышал этот рассказ, был у него в гостях в его палатке, видел кругом прекрасную обстановку… и прочее, что только могло льстить избалованному вкусу» (489).

Один из аспектов, формирующих аксиологическую авторскую художественную картину произведения, — православный — позволяет прийти к выводу о том, что Господь не дал упасть Хабарову и нравственно поднял его, помогая преодолеть социальные тяготы: бедность, нищету, вместе с которыми ушли из его жизни смертные грехи уныния, чревоугодия.

Мотив судьбы как лейтмотив очерка Гончарова позволяет выявить реминисценцию не только с древнегреческой трагедией (но только структурно — в перипетиях, а не в интерпретации судьбы как фатума), но и с древнерусской литературой. В частности, возникают аналогии с «Повестью о Горе-Злочастии», уникальным памятником древнерусской литературы, написанным в стихотворной форме и дошедшем до нас в единственном списке XVII–XVIII вв.¹⁸

Подобно безымянному Молодцу из древнерусской повести, к Леонтию Хабарову прилепилось Горе в виде пьянства, бедности, неудачи, но существенным отличием является то, что мытарства Молодца начинаются в результате грехопадения, то есть он виноват в них сам, что и осознает:

«Язъ какъ принялся за питье за пьяное,
ослушался язъ отца своего и матери, —
благословение мнѣ от них миновалося;
Господь Богъ на меня разгнѣвался
и на мою бѣдность великия
многия скорби неисцѣлныя
и печали неутѣшныя,
скудость и недостатки
и нищета послѣдняя»¹⁹.

В очерке рефлексия Леонтия Хабарова по поводу несчастий отсутствует. Кроме того, беды Молодца случились в результате ослушания родителей — нарушения их заветов, в основу которых были положены православные заповеди. Мотив блудного сына в очерке Гончарова возникает опосредованно: Леонтий Хабаров оступился не в результате нарушения одной из десяти православных заповедей («чти отца своего и мать»), как это случилось с Молодцом из «Повести о Горе-Злочастии». Он является брошенным чадом:

«Отец, кажется, забыл о нем. Он писал к нему раза два, но ответа не получил никакого, и стороной узнал, что старый Хабаров продал деревеньку и уехал в Москву, где и умер, не оставив сыну ничего. Матери своей он лишился давно» (481).

В отличие от Молодца из древнерусской повести, к Леонтию Хабарову не прилепилось Злочастие, поэтому для него стало возможным спасение вне стен монастыря. Для Молодца спасением явился только монастырь.

В очерке возникают авторские переклички (автоцитирование)²⁰: имя Леонтий (Козлов) встречается в романе «Обрыв». Функционально этот персонаж в какой-то мере также соотносится с образом Леонтия Хабарова. Он такой же несчастный герой:
«по всей жизни его прошел <…> паралич»²¹ после того, как жена Ульяна сбежала с месье Шарлем в Париж. Однако существенная разница заключается в их жизненном пути. Кроме того, Леонтий Козлов — персонаж романного мира, в отличие от Леонтия Хабарова — персонажа «малой» эпической прозы. Среди авторов, творчество которых чтит Леонтий Козлов, есть создатели античных трагедий, героями которых всегда управляют рок и судьба. В «Обрыве» концепция судьбы Леонтия так же «опровергается настоящим, непридуманным течением жизни» [Багаутдинова: 144], тогда как жизненный путь Леонтия Хабарова определен Божественной Волей. Счастливые перипетии в его судьбе обусловлены чудесным вмешательством Божьей Матери.

Словосочетание «превратность судьбы», составившее заглавие очерка Гончарова, не только является рамочным текстом, но и повторяется в финальной главе произведения. Такой повтор образует своего рода риторическую фигуру кольца, а также семантически маркирует поворот сюжета от несчастья судьбы Леонтия Хабарова к счастью. Перипетии, обусловливающие развитие сюжета произведения Гончарова, сопоставимы с драматургическим родом литературы. Однако судьбу Леонтия Хабарова определяет не древнегреческий фатум, а Божий промысел, поэтому она предстает как милостивая.

¹ «Май месяц в Петербурге» впервые опубликован во втором номере сборника «Нива» за 1892 г., очерк «Уха» был издан Б. М. Энгельгардтом лишь в 1923 г. [Энгельгардт].

² Гончаров И. А. Собр. соч.: в 8 т. М.: Правда, 1952. Т. 7. С. 489. Далее ссылки на этот очерк приводятся в тексте статьи с указанием страницы в круглых скобках.

³ Толковый словарь живаго великорусскаго языка. Владиміра Даля. СПб.: Изд. М. О. Вольфа, 1882. Т. 3. С. 395.

⁴ Там же.

⁵ Толковый словарь Ожегова [Электронный ресурс]. URL: https://dic. academic.ru/dic.nsf/ogegova/236006 (04.04.2023).

⁶ Лажечников И. И. Ледяной дом [Электронный ресурс]. URL: https:// kartaslov.ru/русская-классика/Лажечников_И_И/Ледяной_дом/29 (04.04.2023).

⁷ Лажечников И. И. Басурман [Электронный ресурс]. URL: https://iknigi. net/avtor-ivan-lazhechnikov/23217-basurman-ivan-lazhechnikov/read/page-10. html (03.04.2023).

⁸ Гоголь Н. В. Мертвые души. Том первый // Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: в 14 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951. Т. 6. С. 238.

⁹ Островский А. Н. Полн. собр. соч. и писем: в 18 т. / редкол.: И. А. Овчинина (гл. ред.) и др. Кострома: Костромаиздат, 2020. Т. 2: Сочинения. 1855–1863. С. 98.

¹⁰ Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: в 20 т. / тексты подгот. Н. С. Никитина, Г. В. Иванов, примеч. С. А. Макашина, Н. С. Никитиной, Г. В. Иванова. М.: Худож. лит., 1969. Т. 8. С. 13.

¹¹ Гаршин В. М. Сочинения / вступ. ст., ред. и комм. Ю. Г. Оксмана. М.; Л.: ГИХЛ, 1934. С. 152.

¹² Мамин-Сибиряк Д. Н. Полн. собр. соч.: в 12 т. Петроград: Издание Т-ва А. Ф. Маркс, 1915. Т. 1. С. 31.

¹³ Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. Сочинения: в 18 т. М.: Наука, 1985. Т. 6. С. 62.

¹⁴ Подробнее см.: Преподобный Иоанн Лествичник. Лествица, или Скрижали духовные [Электронный ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Lestvichnik/lestvitsa-ili-skrizhali-dukhovnye/22 (04.04.2023).

¹⁵ По мнению К. В. Смирнова, «все значимые изменения в жизни Хабарова неминуемо связаны либо с мундиром, либо с вицмундиром» [Смирнов: 69].

¹⁶ «В 20–60-х годах XIX в. в различных социальных слоях бытовали рассказы о том, что Александр I не умер, а покинул трон и бродит по России. Несколько позже личность Александра I начали связывать с неким старцем Федором Кузьмичем, который бродяжничал в Сибири. И рассказы о "городе Игната", и рассказы об Александре I — Федоре Кузьмиче мы называем легендами, так как их исполнители считали, что город продолжает существовать, а Александр I — Федор Кузьмич все еще бродит по России» [Чистов: 30].

¹⁷ Отличия художественных образов, воплотивших фигуру царя Александра I в этих произведениях, обозначила Н. Л. Ермолаева [Ермолаева: 30].

¹⁸ Библиотека литературы Древней Руси / под ред. Д. С. Лихачева и др. СПб.: Наука, 1996. Т. 15. С. 476.

¹⁹ Библиотека литературы Древней Руси. Т. 15. С. 36.

²⁰ Эту особенность писатели отмечали гончароведы и в других его произведениях — см., напр.: [Гуськов].

²¹ Гончаров И. А. Полн. собр. соч. и писем: в 20 т. СПб.: Наука, 2004. Т. 7. С. 211.

About the authors

Gulzada G. Bagautdinova

Author for correspondence.
Email: gbagautdinova@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0003-1709-1087

PhD (Philology), Associate Professor of the Department of Russian Language, Literature and Journalism, Faculty of History and Philology

References

Supplementary files