Subjective social mobility of university graduates through the lenses of their educational trajectories

Full Text

Данные по странам ОЭСР демонстрируют универсальный тренд на замедление темпов социальной мобильности: в большинстве развитых экономик наблюдается снижение или отсутствие роста классовой мобильности [OECD, 2018]. Исследования динамики социальной структуры российского общества также фиксируют ухудшение возможностей для образовательной, доходной, социально-профессиональной мобильности [Тихонова, 2021].

Помимо ухудшения работы социальных лифтов, современные тренды на рынке труда и в высшем образовании заставляют проблематизировать рассмотрение наличия вузовского диплома как однозначного фактора социальной мобильности. Во-первых, в России усиливается дисбаланс между числом лиц с высшим образованием и числом рабочих мест, предполагающих высокий уровень квалификации [Гимпельсон, Капелюшников, 2023], а значит, получение высшего образования не гарантирует высококвалифицированной, высокооплачиваемой работы. Во-вторых, исследователи фиксируют гетерогенность высшего образования в России по качеству образования [Малиновский, Шибанова, 2022], неоднородность студенческого контингента по уровню подготовки [Загирова и др., 2019]. Это приводит к неодинаковым результатам выпускников на рынке труда: например, выпускники селективных университетов зарабатывают больше, чем выпускники неселективных вузов [Рожкова и др., 2023].

Использование диплома вуза в качестве метрики социальной мобильности также не позволяет учесть разнообразие фактических траекторий в высшем образовании [Мальцева, Розенфельд, 2022]. Заметную часть контингента российских университетов составляют те, кто поступил в вуз после окончания колледжа на базе 9 классов, а не после старшей школы; многие из них учатся не на очных программах. Четверть выпускников университетов продолжают получение высшего образования, поступив в магистратуру [там же]. Эти образовательные маршруты также неоднородны и по результатам на рынке труда: выпускники, поступившие в вуз после старшей школы, зарабатывают больше, чем те, кто совершил транзит в высшее образование после колледжа [Рощин и др., 2023], а выпускники магистратуры – больше, чем бакалавры [Рожкова и др., 2021].

В итоге о том, какие позиции в социальной иерархии занимают выпускники высшего образования, мы можем говорить преимущественно в терминах дохода. Более комплексный подход к этому вопросу предлагает рамка субъективной мобильности, в которую имплицитно входит оценка положения человека по доходу, уровню статусных притязаний, воспринимаемой возможности улучшить свой статус [Тихонова, 2018a].

В настоящем исследовании мы задаемся целью проанализировать успешность выпускников высшего образования с позиции субъективных характеристик социального статуса и совершенной мобильности, при этом учитывая гетерогенность их образовательных траекторий. Мы стремимся определить, как различия в образовательных траекториях выпускников вузов, имеющих одинаковый объективный статус с позиции уровня образования, сказываются на том, куда субъективно себя помещают выпускники на социальной лестнице.

Статья сфокусирована на следующих исследовательских вопросах.

1. Какова специфика паттернов субъективной мобильности выпускников российских вузов?
2. Каковы различия в паттернах субъективной мобильности у выпускников вузов, поступивших в вуз через «транзитную» (9 классов – колледж – вуз) и «академическую» траектории (11 классов – вуз)?
3. Каковы различия в паттернах субъективной мобильности у выпускников вузов, окончивших «короткие» программы бакалавриата/специалитета и «длинные» программы магистратуры?

Исследование проведено на данных десяти волн (2012–2022 гг.) национальной панели когортного исследования «Траектории в образовании и профессии». Субъективная социальная мобильность измерялась на основе оценки респондентами их текущего социального положения и положения их родителей в момент взросления респондентов; для измерений использовалась шкала «социальной лестницы» [Kelley, Evans, 1995].

Концепция субъективной социальной мобильности. С теоретической точки зрения исследование следует за традицией исследований многомерной стратификации, базовые принципы которых основаны на идеях М. Вебера [2003]. В отличие от одномерных подходов, абсолютизирующих роль одного из факторов социального положения (например, в логике марксистских подходов), в многомерной модели социальный статус определяется положением человека на нескольких «осях» социальной реальности.

В этой связи особую актуальность в современных стратификационных исследованиях приобретает изучение субъективной мобильности как возможности интегральной оценки динамики социального положения. Субъективная мобильность не предполагает оценки «объективных» перемещений индивида в разных социальных иерархиях, но отражает его собственные представления об этих перемещениях [Jackman, Jackman, 1975]. Как показывают исследования, при оценке динамики своего положения индивиды склонны учитывать большое количество параметров, которые не сводятся к отдельным статусным метрикам [Епихина, 2023]. В этом контексте изучение субъективной мобильности позволяет преодолевать ограничения, свойственные «объективным» метрикам статуса и мобильности и расширять эвристические возможности количественных стратификационных исследований [Duru-Bellata, Kieffer, 2008].

Высшее образование и социальная мобильность. Общепринятое представление о высшем образовании как о ключевом социальном лифте находит свои эмпирические свидетельства: наличие вузовского диплома вдвое увеличивает заработки [Капелюшников, 2021]. Высшее образование также является наиболее распространенным уровнем образования среди представителей высшей социально-экономической страты [Тихонова, 2018b].

Однако классовый переход обладает более комплексной природой и характеризуется в том числе немонетарными аспектами, что усложняет характер связи высшего образования и мобильности, в частности, в ее субъективном измерении. Так, культурно-чувствительные исследования, рассматривающие процесс мобильности с перспективы самих агентов, показывают, что переход в другой класс, обеспечиваемый в том числе получением высшего образования, сопряжен с освоением принципиально новых, классово-специфичных «правил игры» и происходит с разной степенью успешности [Лукина, 2023].

Таким образом, хотя объективные индикаторы демонстрируют важную роль высшего образования в совершении социальной мобильности, специфика статусного перехода и субъективное переживание этого процесса показывает неоднозначность вклада образования в улучшение положения индивидов. Изучение субъективной мобильности отвечает на этот вызов и позволяет учитывать комплексность процессов изменения статуса, сохраняя возможность оставаться в количественной методологии.

На пути к высшему образованию: транзитная vs академическая траектории. Оптика субъективной мобильности позволяет учитывать разнообразие траекторий в высшем образовании. В последние годы российское образование перешло от массовой старшей школы и селективного приема в вузы к более селективному приему в старшую школу и сравнительно более простому переходу ее выпускников в вузы [Малиновский, Шибанова, 2022]. Помимо «академической» траектории поступления в вуз после старшей школы развивается «транзитная» – поступление в вуз после окончания колледжа [Мальцева, Шабалин, 2021]. Известно, что подобной стратегией чаще пользуются семьи, где родители имеют высокий уровень образования [Малиновский, Шибанова, 2022]. Результаты на рынке труда у выпускников двух траекторий, ведущих в вуз, различаются: выпускники, поступившие в вуз после старшей школы, зарабатывают больше [Рощин и др., 2023].

Остается неисследованным, как выпускники вузов, выбравшие разные образовательные маршруты, различаются с точки зрения социальной мобильности. Учитывая, что участники транзитной траектории «колледж – вуз» обладают относительно высоким социальным статусом [Yastrebov et al., 2018], получение высшего образования может быть актом «восстановления» (воспроизводства) социального статуса после вынужденного его понижения вследствие перехода в колледж. В случае выпускников вузов, следовавших академической траектории, результаты с точки зрения субъективной мобильности могут быть более неоднородными, чем в транзитной траектории, в силу растущей гетерогенности контингента вузов. Для менее привилегированных студентов получение диплома вуза может оказаться восходящей мобильностью, даже если их экономические результаты на рынке труда будут отставать от сверстников из более ресурсных семей. Тогда как для последних субъективная мобильность может быть как на полюсе воспроизводства, так и перемещением по социальной лестнице вниз и зависеть сугубо от успешности профессиональной траектории, так как получение высшего образования лишь выравнивает эту группу относительно родительского статуса.

Траектории обучения в высшем образовании: короткая vs длинная траектории. Исследования показывают, что постбакалаврское образование – социально детерминированная возможность, которая позволяет группам населения с высоким социальным статусом закреплять свое положение в социальной иерархии [Малиновский, Шибанова, 2022]. Так, в магистратуре оказываются выпускники с более высокими академическими способностями и статусом [Мальцева, Розенфельд, 2022], в том числе проявляющимся в высоких образовательных притязаниях родителей [Чиркина, Гусейнова, 2021]. Короткая и длинная траектории в высшем образовании имеют различную результативность: получение постбакалаврского образования позволяет занимать более высокопроизводительные места с высокой заработной платой [Wakeling, Laurison, 2017; Рожкова и др., 2021]. Однако экономические результаты от получения диплома магистра выраженно неравномерны по профессиональным сферам [Altonji, Zhong, 2021].

Принимая во внимание привилегированность трека магистров и неравномерность отдачи от магистерского диплома, можно предположить, что недавние выпускники магистратуры могут не сразу ощутить прирост в социальном статусе и достичь искомого воспроизводства или восходящей мобильности. На это также может воздействовать вынужденное нахождение магистрантов в частичной занятости во время обучения, то есть состояние «зажатости» между мирами учебы и работы – 78% магистрантов совмещают учебу и работу [Рощин и др., 2022]. На этом фоне участники короткого трека в высшем образовании (бакалавры), которые имеют более длительный опыт работы без обучения, чем только получившие диплом магистра, с точки зрения социальной мобильности могут быть успешнее и чаще фиксировать перемещение наверх.

Эмпирическая база исследования. Анализ осуществлен на данных исследования «Траектории в образовании и профессии» ¹(далее – ТрОП). ТрОП является национально репрезентативной панелью когорты восьмиклассников 2011 года (1995–1996 гг. рождения), которые стали участниками международных тестирований TIMSS и PISA и ежегодно опрашиваются. Дизайн ТрОП направлен на фиксацию процесса формирования образовательных и карьерных траекторий молодежи. ²

В работе используются две выборки. Первая – полная выборка десятой волны лонгитюда (3560 наблюдений). Сопоставление когорты 25-летних из десятой волны ТрОП с когортой 25–29-летних из Всероссийской переписи населения 2020 года по наивысшему уровню образования выявило смещенность данных ТрОП в сторону более высокообразованной молодежи (рис. 1). Смещенность накладывает ограничение на генерализацию результатов относительно субъективного статуса и мобильности молодежи, однако основной фокус исследования направлен на выпускников вузов, что нивелирует этот недостаток в отношении результатов, касающихся высокообразованной подвыборки ТрОП.

 

Рис. 1. Наивысший уровень образования 25-летних, % от выборки

 

Вторая выборка состоит из участников десятой волны ТрОП, получивших высшее образование (1776 наблюдений). На этих данных выделены две развилки в образовательных траекториях выпускников вузов: поступление в вуз после старшей школы или колледжа; короткое (бакалавриат/специалитет) или длительное (магистратура) высшее образование.

Использованные переменные. Субъективная мобильность измерялась на основе оценки респондентами их текущего социального положения (на 2022 год) и положения их родителей в момент взросления респондентов (на конец 2000-х – 2014 г.). В основе оценки лежит шкала «социальной лестницы», традиционно используемая в исследованиях для оценки субъективного социального статуса [Kelley, Evans, 1995] (рис. 2). Оценка родительского социального статуса приходится на период экономического роста страны, высоких отдач от высшего образования [Лукьянова, 2010], в то время как замер статуса самих респондентов пришелся на значительно менее экономически благополучный период. Это могло сказаться на увеличении разрыва между родительским и собственным статусом и сместить результаты оценок паттернов мобильности в пользу более пессимистичных.

 

Рис. 2. Распределение оценок субъективного статуса молодежи, % (N = 3560)

 

На первом этапе анализа паттернов мобильности было выделено три статусных ступени – низ (1–4 ступени), середина (5–6) и верх (7–10). Решение о такой разбивке было принято на основе изучения распределений и описательных статистик переменных (табл. 1).

 

Таблица 1

Описательная статистика по переменным субъективного статуса

	Родительский статус	Собственный статус
Средние значения	5,24	5,33
Стандартные отклонения	1,983	1,83
Дисперсия	3,933	3,35
25%	4	4
50%	5	5
75%	7	7

 

На следующем этапе были выделены паттерны мобильности, в зависимости от того, поменялась ли принадлежность респондента к одной из трех статусных групп (на основе сравнения собственного и родительского статуса). Было выделено девять паттернов мобильности, по три на каждый вид перехода: статусное воспроизводство в случае сохранения принадлежности к одной из трех статусных групп, восходящая мобильность и нисходящая мобильность (табл. 2).

 

Таблица 2

Логика конструирования паттернов мобильности

Родительский статус в процессе взросления	Текущий социальный статус	Тип перехода	Тип мобильности
1–4 ступени	1–4 ступени	Воспроизводство – низ	Воспроизводство
5–6 ступени	5–6 ступени	Воспроизводство – середина
7–10 ступени	7–10 ступени	Воспроизводство – верх
1–4 ступени	5–6 ступени	Низ – середина	Восходящая мобильность
1–4 ступени	7–10 ступени	Низ – верх
5–6 ступени	7–10 ступени	Середина – верх
5–6 ступени	1–4 ступени	Середина – низ	Нисходящая мобильность
7–10 ступени	5–6 ступени	Верх – середина
7–10 ступени	1–4 ступени	Верх – низ

 

Ввиду малой наполненности отдельных паттернов восходящей и нисходящей мобильности (рис. 3), они были объединены в две большие группы – восходящую и нисходящую мобильность. Три типа воспроизводства рассматривались отдельно, ввиду необходимости дифференциации характера «наследования» разных статусных позиций [Тихонова, 2021].

 

Рис. 3. Доли респондентов с разными паттернами мобильности, полная выборка (N = 3560) и подвыборка выпускников вузов (N = 1776), % от выборки

 

В результате анализ проводился с использованием пяти паттернов мобильности: трех типов воспроизводства, восходящей и нисходящей мобильности (рис. 4).

 

Рис. 4. Доли респондентов с итоговым набором паттернов мобильности, полная выборка (N = 3560) и подвыборка выпускников вузов, десятая волна ТрОП (N = 1776), % от выборки

 

Объективный социальный статус. Уровень образования родителей респондента использовался в качестве индикатора объективного социального статуса семьи (1 – оба родителя имеют высшее образование; 0 – хотя бы один из родителей не имеет высшего образования). Данная переменная была создана из ответов респондентов в десятой волне об образовании отца и матери или лиц, их заменяющих, используя заполнение пропущенных значений при помощи аналогичных переменных из опросников PISA и TIMSS.

Уровень образования и образовательные траектории. Измерение уровня достигнутого образования и разделение на образовательные траектории (транзитную/академическую и длинную/короткую) проводились на основе вопроса о наивысшем уровне образования в десятой волне ТрОП (1 – общее среднее и ниже; 2 – среднее профессиональное; 3 – высшее и выше).

В транзитную траекторию вошли те, кто хотя бы в одной волне до десятой указывал среднее профессиональное образование как наивысший достигнутый уровень образования; остальным выпускникам был присвоен академический трек. Категории бакалавриата и специалитета были закодированы как короткая траектория, категории магистратуры, аспирантуры и интернатуры/ординатуры – как длинная³.

Результаты исследования: субъективный статус молодежи в разрезе уровней образования. Большая часть российской молодежи (42%) определяет свой статус как средний, треть – низкий. Наименее наполненной оказалась высшая ступень социальной лестницы (26%) (рис. 5). Примечательно различие в распределении оценок личного и родительского статуса – 25-летние чаще оценивали свой статус как средний и реже – как низкий. Однако на высшей ступени социальной лестницы различий в распределении оценок своего и родительского статуса не отмечается.

 

Рис. 5. Самооценка собственного и родительского статуса по трем статусным ступеням, % от участников (N = 3560)

 

Оценки статуса в разрезе уровня образования показывают дифференциацию в нижних и средних статусных ступенях. Среди принадлежащих к нижним социальным ступеням значимо меньше лиц с высшим образованием и значимо больше тех, кто окончил программы СПО (рис. 6). Выпускники вузов, хотя чаще остальных обнаруживают себя на средних социальных позициях, не отличаются высокой привилегированностью: субъективная принадлежность к высшим стратам не варьируется в зависимости от уровня образования.

 

Рис. 6. Оценка субъективного статуса по трем статусным ступеням в зависимости от уровня образования4, % от участников (N = 3560)

Примечание. Здесь и далее ** – p ≤ 0,01.

 

Рассматривая оценки родительского статуса, можно обнаружить специфику группы выпускников СПО: среди них значительно больше тех, кто находился на нижних социальных ступенях в период взросления, и меньше тех, кто оценил позицию своей семьи как среднюю (рис. 7). В отношении выпускников вузов статистически значимо лишь то, что представители этой группы значительно реже относят себя к выходцам из нижних социальных страт. ⁴

 

Рис. 7. Оценка субъективного родительского статуса в зависимости от уровня образования, % от участников (N = 3560)

 

Субъективная мобильность молодежи в разрезе уровней образования. Общая картина по субъективной социальной мобильности 25-летних (рис. 8) демонстрирует преобладание паттерна воспроизводства (60%). Это соотносится с результатами предыдущих исследований на общероссийских данных, показавших превалирование статусной иммобильности россиян [Мареева и др., 2022]. Доля демонстрирующих восходящую мобильность (22%) несколько превосходит долю тех, кто совершил статусный переход вниз (18%).

 

Рис. 8. Субъективная социальная мобильность 25-летних, % от участников (N = 3560)

 

Рассмотрение паттернов мобильности в разрезе уровня образования (табл. 3) показывает, что выпускники вузов реже, по сравнению с остальными, характеризуются статусным воспроизводством. При рассмотрении разных типов воспроизводства обнаруживаются более тонкие межгрупповые различия: обладатели высшего образования значимо чаще воспроизводят именно средний статус и значимо реже – низкий.

 

Таблица 3

Субъективная социальная мобильность 25-летних по уровням образования, % от участников (N = 3560)

Паттерн мобильности	Наивысший уровень образования
	среднее образование	среднее профессиональное образование	высшее образование
Воспроизводство социального статуса, все	61,6	61,8**	57,4**
низкий	38,6	42,8**	30,9**
средний	35,2	31,4**	41,5**
высокий	26,2	25,7	27,6
Нисходящая мобильность	18	15,1**	20,2**
Восходящая мобильность	20,4	23,1	22,4
Доля респондентов, у которых оба родителя имеют высшее образование	11,4	6,2	25,9
Количество наблюдений, ед.	536	1207	1777
Доля в выборке	15,2	34,3	50,5

 

Наиболее примечательны паттерны распространенности нисходящей мобильности: выпускники вузов значимо чаще (в 20% случаев) характеризуются статусным переходом вниз (табл. 3). Значимо реже такой паттерн встречается среди выпускников колледжей. Восходящая же мобильность относительно равномерно представлена во всех образовательных группах.

Более пристальное внимание к паттернам переходов позволяет увидеть специфику обнаруженной нисходящей мобильности среди выпускников вузов (рис. 9). Обладатели высшего образования чаще попадают во все три типа переходов вниз. Наибольший отрыв от общей выборки наблюдается в переходе из высшей в среднюю страту и составляет 8 п. п. Таким образом, нисходящая мобильность выпускников во многом связана с «выпадением» из высшей страты в среднюю к 25 годам.

 

Рис. 9. Паттерны нисходящей мобильности молодежи, % от участников

Примечание. Доли рассчитывались от суммы переходов, ведущих в каждую из ступеней (на графике – вниз и середину). Например, из всех переходов, ведущих вниз, на выборке выпускников вузов
переход «верх-низ» составляет 12%.

 

Учет объективного социального статуса родителей во многом проясняет дифференциацию паттернов мобильности. Так, у четверти выпускников вузов фиксируется высокий социальный статус семьи (табл. 3). Это объясняет ситуацию с низкой распространенностью воспроизводства низкого статуса и, с другой стороны, может отчасти объяснять значимо более высокую долю субъективной нисходящей мобильности в данном треке – выпускники вузов к 25 годам из верхней страты не успевают «догнать» родительский статус.

Особенности социальной мобильности выпускников вузов. Среди траекторий на пути в вуз наиболее распространен академический трек (83%) (табл. 4). Внутри высшего образования наиболее распространенным является окончание программы бакалавриата (76%).

 

Таблица 4

Типы образовательных траекторий выпускников вузов

Тип образовательной траектории выпускников вузов	Количество наблюдений	Доля в выборке, %
Траектории, ведущие в высшее образование
Высшее образование после 11 класса (академическая траектория)	1466	82,6
Высшее образование после СПО (транзитная траектория)	309	17,4
Траектории внутри высшего образования
Бакалавриат (специалитет) – наивысший уровень образования	1358	76,4
Магистратура – наивысший уровень образования	419	23,6

 

Траектории, ведущие в высшее образование. Обе траектории, ведущие в высшее образование, выглядят практически идентично с точки зрения мобильности (рис. 10). Однако за счет того, что в траектории «11 классов – вуз» значительно больше детей, у которых родители имеют высшее образование (28% против 18% у участников траектории «колледж – вуз»), значимо чаще нисходящая мобильность встречается в академической траектории.

 

Рис. 10. Субъективная социальная мобильность выпускников вузов к 25 годам в разрезе образовательных траекторий, ведущих в высшее образование, % (N = 1776)

 

Рассмотрение паттернов воспроизводства социального статуса также показывает значимые различия между академической и транзитной траекториями: в последней значимо чаще происходит воспроизводство высокого статуса (рис. 10). Получение высшего образования путем транзита из колледжа в вуз в большей степени, чем через старшую школу, связан с закреплением статусных преимуществ. Это соответствует предшествующим исследованиям, показывающим, что транзит в высшее образование детей из семей с высоким образовательным капиталом является страховочной стратегией от риска непоступления в университет, и даже в случае отсутствия такой стратегии высокообразованные родители ожидают от своих детей, обучающихся на программах СПО, дальнейшего продолжения обучения в вузе [Yastrebov et al., 2018].

Траектории внутри высшего образования. Гетерогенность паттернов мобильности выпускников вузов ярко проявляется в траекториях внутри высшего образования (рис. 11). Нисходящая мобильность значимо чаще встречается среди выпускников магистратуры по сравнению с треками бакалавров. Здесь характерно различие между социальным статусом семьи – в треке магистров у 41% оба родителя имеют высшее образование против 25% в треке бакалавров. Таким образом, наиболее высокообразованные 25-летние из высокоресурсных семей чаще демонстрируют субъективный статусный переход вниз, «недотягивание» до статуса родителей. Это может говорить как о рассогласовании образовательной и социальной мобильности (как минимум в ситуации недавнего выхода из системы образования), так и подтверждать тезис о слабости метрики уровня образования для измерения мобильности.

 

Рис. 11. Субъективная социальная мобильность выпускников вузов к 25 годам в разрезе образовательных траекторий внутри высшего образования, доля участников траектории, % (N = 1776)

 

В распространенности статусного воспроизводства в траекториях магистров и бакалавров также отмечаются значимые отличия – короткий трек в высшем образовании чаще связан с сохранением статусных позиций (рис. 11). Это может говорить о том, что получение высшего образования стало необходимостью для сохранения даже средних позиций в социальной иерархии.

Дискуссия. В ходе исследования обнаружилось, что с точки зрения субъективной мобильности высшее образование позволяет скорее занимать средние статусные позиции и не связано с переходом в высокие, по крайней мере, к 25 годам. На высоких позициях в социальной иерархии в равной степени представлена молодежь с разнообразным образовательным опытом. Несмотря на то что преобладающий паттерн мобильности в обществе в целом и в данной молодежной группе – это сохранение позиций, выпускники высшего образования реже остальных воспроизводят родительский статус, а если и происходит воспроизводство, то именно среднего статуса.

Выпускники вузов чаще своих сверстников с более низким уровнем образования оказываются в ситуации нисходящей мобильности, то есть к 25 годам не достигают родительских позиций, в частности, за счет перехода из высших ступеней в средние. Таким образом, мы выявили, что получение высшего образования в молодежной когорте в большей степени связано со средними статусами в социальной иерархии и не гарантирует сохранения или перехода к высоким статусам (см. также: [Gugushvili, 2021]). Это согласуется с выводом из стратификационных исследований о том, что образование утрачивает свою роль в субъективной оценке статуса и в абсолютной восходящей мобильности, уступая доходу и материальному благосостоянию [Тихонова, 2018a].

Второй комплекс результатов связан с различиями паттернов мобильности в зависимости от траекторий в высшем образовании. Во-первых, транзитная траектория (колледж – вуз) в большей мере, чем академическая (старшая школа – вуз), выступает инструментом воспроизводства высокого статуса. Это соответствует предыдущим исследованиям, показавшим, что транзитный трек не является искомым инструментом мобильности для выходцев из менее ресурсных семей, а напротив, работает на сохранение статусных преимуществ [Yastrebov et al., 2018]. Полученные результаты позволяют уточнить наш вывод о том, что высшее образование в большей степени связано со средними статусами и не гарантирует переход к высоким статусам. Не просто получение высшего образования, а именно наиболее массовая академическая траектория представляет собой инструмент сохранения среднего статуса и в наименьшей степени – канал перемещения наверх.

Во-вторых, короткие траектории (бакалавриат или специалитет) в большей степени связаны с сохранением статуса, нежели с восходящей мобильностью. В свою очередь, длинная траектория оказывается более «рискованной»: в ней чаще случается перемещение либо вверх, либо вниз. Это не позволяет назвать магистратуру фактором субъективной мобильности, несмотря на эмпирически зафиксированную отдачу от диплома магистра [Рожкова и др., 2021]. Однако здесь также важно учитывать высокий стартовый статус выпускников магистратуры – к 25 годам им сложнее достигнуть родительского уровня, в том числе учитывая отложенный выход на рынок труда, недостаточное количество времени для капитализации человеческого капитала.

В исследовании роли образования в субъективной мобильности мы обращаемся к анализу молодежной когорты – участникам панели на момент измерения мобильности было около 25 лет. Это может восприниматься как ограничение, поскольку рост зарплат продолжается и по достижении этого возраста [Гимпельсон, 2019]; для некоторых групп сохраняются шансы на повышение статуса. Тем не менее, как показывают стратификационные исследования, даже по прошествии времени остаются устойчивыми паттерны внутрикогортного доходного неравенства [Cheng, 2014]. Дальнейшие исследования могут быть направлены на оценку мобильности в более зрелых возрастах, чтобы говорить о долгосрочных эффектах специфики образовательной траектории на субъективную мобильность.

 

^{1 Исследование проводит Институт образования НИУ ВШЭ: http://trec.hse.ru/}

^{2 Данные по когорте 25–29 лет взяты из данных Всероссийской переписи населения 2020 года (https://rosstat.gov.ru/vpn_popul). Данные ТрОП по когорте 25-летних – на основе расчетов авторов.}

^{3 По данным 10-й волны ТрОП, выпускники, получившие постбакалаврское образование, отличное от магистратуры, составляют 5% от всех представителей «длинной» траектории. По этой причине для упрощения эта траектория рассматривается в тексте как траектория магистров.}

^{4 Здесь и далее значимость различий рассчитывалась с применением критерия χ2.}

About the authors

Anastasiia A. Lukina

Institute of Education, HSE University

Author for correspondence.
Email: aalukina@hse.ru

Junior Research Fellow

Russian Federation, Moscow

Vera A. Maltseva

Institute of Education, HSE University

Email: vamaltseva@hse.ru

PhD, Director of the Centre for Skills Development and Vocational Education

Russian Federation, Moscow

Natalya Ya. Rozenfeld

Institute of Education, HSE University

Email: nrozenfeld@hse.ru

Research Intern

Russian Federation, Moscow

References