The Attitude of Nicholas II and his Entourage to the Ukrainian National Movement

Full Text

В царствование Николая II украинский вопрос в России постепенно набирал остроту [6]. Перепись населения 1897 г. показала, что малороссы составляют 18 % населения империи, занимая по численности второе место после великороссов (44 %) [4. С. 260]. Революция 1905 г. дала украинскому движению мощный импульс. Прежние ограничения на использование «малороссийского наречия» были сняты, а Петербургская академия наук признала его самостоятельным языком. На местах возникали ячейки общества «Просвита», учреждались украинские газеты и политические партии, в Государственной думе депутаты-украинцы требовали культурной автономии и преподавания в школах на украинском языке. Как же в этих условиях относилась к украинской проблеме правящая элита? Настоящая статья посвящена взглядам на украинский вопрос самого Николая II, представителей династии и высшей бюрократии того времени, а также правительственному курсу по отношению к украинскому движению.Для русских правящих кругов, по замечанию британского историка Д. Ливена, Малороссия была тем же, чем и Йоркшир для британской элиты, – «регионом с очаровательными традициями и странным местным акцентом» [7. С. 73]. Один из великих князей описывал Николаю II свой летний отдых в Херсонской губернии в духе произведений «Санин» М.С. Арцыбашева и «Олеся» А.И. Куприна: «Воздух здесь бесподобный. Приволье полное. Не видно горизонта. Все поля, поля… до бесконечности. На заре охочусь на дрохв и на что попало. Пока убил 6 лисиц, 14 перепелов и 8 куропаток, делая загоны с шестью мальчуганами (по-здешнему, хлопцами)»1. Сам император часто бывал в юго-западных губерниях проездом, в основном, по пути в Крым, но совершал и целенаправленные визиты, например, в Полтаву в 1909 г. или в Киев в 1911 г. В близком окружении Николая II не было людей, хорошо осведомленных об украинском движении. В годы Первой мировой войны, когда вопрос находился на пике остроты, из 40 человек, входивших в Совет министров, только трое родились в малороссийских губерниях и двое представляли малороссийские роды – И.К. Григорович и П.А. Стахович. Личный адъютант императора П.П. Скоропадский, черниговский помещик и потомок одного из гетманов XVIII в., не имел никакого отношения к украинскому движению и лишь после Февральской революции задумался о том, чтобы «сделаться украинцем, но […] не особенно убежденным»2. Весной 1915 г. глава правительства И.Л. Горемыкин заверял французского посла, что в национальном отношении малороссы – такие же русские, как и москвичи, но с выраженным местным колоритом3.Николаю II импонировали встречи с малорусскими крестьянами: во время полтавских торжеств 1909 г. он общался с выстроенными на площади жителями окрестных сел более двух часов, а в Чернигове на следующий день после покушения на П.А. Столыпина в Киеве в 1911 г. – более трех часов. В апреле 1915 г., на пути из Проскурова в Каменец-Подольский, император сам пожелал встретиться с крестьянами. Местные жители падали перед царем на колени, целовали его одежду и руки. В конце встречи крестьянам раздали серебряные часы [5. С. 127]. По воспоминаниям одного крупного сановника, «его величество впоследствии часто вспоминал беседы со “столь преданными ему славными хохлами”»4. Их лояльность не вызывала сомнения: по свидетельству великого князя Александра Михайловича, когда германский император Вильгельм II «дразнил своих русских кузенов на тему о сепаратистских настроениях украинцев», это воспринималось как безобидная шутка5.Слова с основой -украин- почти не употреблялись Николаем II. Они практически не встречаются в дневниковых записях последнего императора за 1894–1918 гг. и в его опубликованных письмах матери и жене. Исключение составляют упоминания об эскадренных миноносцах типа «Украйна», причем как через «и», так и через «й»6. Вероятно, император произносил «Украина» с ударением на первую «а»7. Слову «Украина» в географическом значении Николай II предпочитал топоним «Малороссия»8, как, впрочем, и другие представители дома Романовых9. Младшая сестра последнего царя, великая княгиня Ольга Александровна, продолжала писать так даже в эмиграции10. Еще более показательный пример – мать Николая II, вдовствующая императрица Мария Федоровна. В ее опубликованных дневниках за 1914–1923 гг. топоним «Украина» встречается единожды и в критическом контексте – 24 ноября 1917 г.: «Говорят, будто Украина объявила себя самостоятельной республикой, объединяющей 9 губ. – Киевскую, Подольскую, Волынскую, Черниговскую, Харьковскую, а также Таврическую, за исключением самого Крыма. До чего же это смешно и глупо»11. В 1918 г., когда этот топоним был уже на слуху (а Мария Федоровна пристально следила за событиями в Киеве, где жила до этого несколько лет), в дневниках вдовствующей императрицы он отсутствовал. Комментарии по поводу гетмана Скоропадского и Петлюры, негодование из-за убийства петлюровцами генерала Ф.А. Келлера, – все это не сопровождалось указанием на их «украинское» происхождение12. Другой Романов, оставивший обширное эпистолярное наследие – великий князь Константин Константинович, – не употреблял слов с основой -украин- в переписках с детьми и родственниками и в дневниковых записях, но использовал его в письме академику А.А. Шахматову, поскольку так выражался сам ученый13. Таким образом, Романовы употребляли слова «Украина» и «украинский» только в порядке реакции на чьи-то слова.Любопытный эпизод, проливающий свет на отношение Николая II и его окружения к украинскому движению, произошел в 1909 г. в Полтаве, куда император прибыл на торжества по случаю 200-летия знаменитой битвы. Одно из протокольных мероприятий предполагало посещение выставки местных ремесленных изделий в здании губернской земской управы. Само здание было оформлено в «украинском» стиле. Императора сопровождал председатель губернской земской управы Ф.А. Лизогуб, к слову, будущий глава правительства Украины при гетмане Скоропадском. Местные газеты сообщали, что Лизогуб сказал Николаю II: «В этом доме, Государь, и на этой выставке народного труда мы, любя родную малорусскую старину, старались возродить наше народное творчество». Приняв хлеб и соль, император со свитой в сопровождении Лизогуба и членов земской управы осмотрел экспонаты и в процессе «живо интересовался выставленными изделиями и милостиво расспрашивал Ф.А. Лизогуба о некоторых отделах выставки». После осмотра Николай «соизволил приобрести некоторые вещи». По призыву Лизогуба монарха проводили громогласным «ура»14. Какие выражения использовал председатель земской управы на деле, наверняка неизвестно, но их разговор с царем оброс многочисленными слухами. Один из полтавских украинских активистов впоследствии вспоминал, что Лизогуб передал для наследника престола вышитую сорочку, и Николаю не понравились ни речь председателя управы, ни тем более подаренная сыну вышиванка15. На вопрос Николая «На каком языке надпись?» Лизогуб якобы ответил: «На нашем, украинском», за что и попал в немилость16. Дальше всех пошел украинский историк и политик Д.И. Дорошенко. В его пересказе император удивился надписям на украинском языке, а председатель управы, «к большому огорчению всех окружавших царя министров и придворных, помимо официальной программы приветствий, пояснил ему в длинной речи, что он, царь, находится сейчас в национальном украинском здании, поставленном в сердце Украины – в Полтаве, что украинцы любят и дорожат своей культурой как драгоценным наследием своих дедов, любят и уважают свой язык, и отсюда в этом здании украинские надписи. Царь молча выслушал речь Федора Андреевича, но когда он вышел, министры накинулись на Ф[едора] А[ндреевича], как он осмелился говорить то, что совсем не входило в программу церемониала царской встречи!» [11. С. 62].К подобным интерпретациям можно относиться скептически. О поездке монарха в Полтаву в 1909 г. ходили и менее правдоподобные слухи, например, о том, что Николай II собирался пожаловать П.П. Скоропадскому почетный титул гетмана, но его отговорили от этой идеи17. Но то, что Лизогуб использовал слово «украинский», кажется возможным: великий князь Константин Константинович, присутствовавший при общении царя с председателем управы, заметил в дневнике, что здание «отделано якобы в украинском стиле» (курсив автора – Д.П.), но в нем «больше декадентства, чем самобытного»18. Кроме того, и в соседних с Полтавской губерниях либеральные земцы употребляли слово «украинский» при Николае II. Так, в Чернигове они представили царю экспозицию именно «украинских древностей», что зафиксировано в дневниковой записи царя19. Сам он обычно применял к малорусской народной культуре слово «кустарный»: увиденное в 1909 г. в Полтаве он сдержанно назвал «кустарной выставкой»20, а Киевский художественно-промышленный и научный музей в письме матери определил как «кустарный музей»21.В годы Первой мировой войны значение украинского вопроса для властей России возросло как никогда прежде. Правда, основным объектом внимания российской политики теперь были не «свои» украинцы, а их соплеменники из австро-венгерских Восточной Галиции и Буковины, оккупированных русскими войсками в самом начале войны. Проживавшие на этих землях русины исповедовали не православие, а греко-католичество (униатство), и негативное отношение российской правящей верхушки к унии в годы войны тесно переплелось с отношением к украинскому движению [1. С. 227 – 228].Еще в феврале 1914 г. П.Н. Дурново, бывший глава МВД и лидер правой группы в Государственном совете, в аналитической записке императору предостерег от присоединения Галиции: «Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан, сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов? Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров»22. Нет единого мнения, ознакомился ли Николай II с содержанием записки. Е.В. Тарле считал, что нет [10. С. 164–165], современные исследователи полагают обратное [2. С. 298; 5. С. 356]. Так или иначе, меморандум Дурново был разослан нескольким адресатам – даже если «Записку» не читал сам монарх, ее видели некоторые министры и другие сановники [3. С. 84–86]. Но многие аналитики, влиявшие на принятие решений в начале войны, придерживались другой точки зрения. Так, в сентябре 1914 г. в докладной записке великому князю Николаю Николаевичу дипломатический представитель МИД при его Ставке Н.А. Базили писал, что «украинство, по-видимому, замрет само собою, если мы не допустим, чтобы его питали поляки». Верховный главнокомандующий написал на полях резолюцию: «Не допускать»23.Отношение Николая II к ситуации в Галиции формировалось под влиянием многих факторов. Критика унии и украинского движения со стороны русских правоконсервативных кругов и поддерживаемых ими галицийских русофилов до него доходила исправно. Еще в самом начале войны, 28 августа 1914 г., царь принял одного из лидеров русофилов В. Дудыкевича, принципиального противника украинского движения и сторонника постепенного обращения галичан в православие24. В годы войны император много читал правоконсервативную газету «Новое время» [7. С. 197]. Это издание оказывало большое влияние и на Александру Федоровну: императрица, по ее собственному выражению, «с жадностью набрасывалась» на газету, узнавала многие новости именно оттуда и часто ссылалась на нее в письмах мужу25. «Новое время» уделяло большое внимание критике «украинства» как в самой России, так и в Галиции, одним из ее постоянных авторов был руководитель «Галицко-русского общества» в Санкт-Петербурге Д.Н. Вергун. Газета призывала заменить «выдуманную унию» «родовым православием» и ликвидировать якобы искусственно созданное Веной украинское движение26.В апреле 1915 г., накануне приезда Николая II в оккупированную Галицию, регион был соответствующим образом подготовлен: в городах и уездах заблаговременно собрали сведения об «организациях, деятельность коих была направлена во вред России»27. Российские власти Львова хорошо понимали, что большинство горожан прохладно относятся к царскому визиту, но следовало продемонстрировать обратное. Во Львове, который должен был предстать перед императором «русским городом», прошла «генеральная чистка»: по маршруту следования монарха выставили войска, а толпы львовян «разбавили» специально присланными жителями окрестных селений [5. С. 123–124]28. Как следствие, город предстал перед Николаем II «полным войск и русских людей»29. Любопытно, что в некоторых военных подразделениях, встречавших императора – например, в отряде конно-полицейской стражи, который сопровождал царя в Перемышле, – преобладали малороссы30. Организаторы визита имели поименные списки этих военнослужащих, и совершенно очевидно, что их происхождение не порождало сомнений в их благонадежности.В решении вопросов, связанных с унией и внедрением православия в Галиции, Николай II во многом полагался на МИД. Первые два года войны внешнеполитическое ведомство возглавлял С.Д. Сазонов. Известный искренней симпатией к полякам, в то же время он был совершенно нетерпим к украинскому движению и унии. В разговоре с французским посланником М. Палеологом он сказал, что презирает и ненавидит униатов31. Министр искренне считал украинское движение искусственно созданным в Вене для раскола русского народа, что подчеркивал и в думской речи в январе 1915 г.32, и на страницах мемуаров годы спустя33. В апреле 1916 г., комментируя аналитическую записку одного из зарубежных агентов МИД, Сазонов поразился предложению автора о самой возможности сотрудничества с украинскими деятелями. «Украинцы злейшие враги Рос[сии]. Но Р[оссия]. должна им покровительствовать!» – возмущался он в резолюции34. В заметках на полях этой же записки Сазонов назвал «вздором» предложение «обнадежить украинцев»35, а по поводу «развития существующих форм автономии» в Галиции отметил: «Тогда и в Киеве попросят автономии»36. Предложение украинского эмигранта из России В.Я. Степанковского создать пророссийскую украинскую организацию за рубежом, переданное через русского посланника в Берне в мае 1915 г., министр проигнорировал [9. С. 105]. С уходом Сазонова позиция МИД по злободневному вопросу не изменилась: его преемник Б.В. Штюрмер еще в 1914 г., будучи членом правой группы Госсовета, участвовал в дискуссиях о путях распространения православия в Галиции37. Когда до краха Российской империи оставалось два месяца, очередной глава правительства А.Ф. Трепов предложил хотя бы временно открыть в Восточной Галиции украинские школы, но против выступили и МИД, и Министерство просвещения. Глава последнего, граф П.Н. Игнатьев, назвал украинский язык «искусственным»38.В первые дни оккупации Львова в городе был арестован предстоятель греко-католической церкви митрополит Андрей Шептицкий. Члены Совета министров оживленно спорили, как с ним поступить – судить или выдворить с подконтрольной России территории. Поначалу Сазонов выступил за то, чтобы «принудить его к изгнанию», на что император отреагировал резолюцией: «Вполне разделяю Ваши соображения» [1. С. 148]. Но затем Николай II изменил мнение и телеграфировал, что митрополита следует вывезти в Россию и изолировать39. Воля была исполнена – Шептицкого отправили в Киев, затем в Нижний Новгород, а оттуда в Курск. В январе 1915 г. монарх ознакомился с пространным донесением главы МВД Н.А. Маклакова по поводу Шептицкого, где сообщалось, что митрополит стремился возглавить «украинофильство» как «особое политическое движение […], специально созданное для борьбы с Россией»40. Любитель хлестких, лаконичных резолюций, Николай II начертал на донесении: «Аспид»41.Голоса тех, кто симпатизировал украинскому движению, до Николая II не доходили. По-видимому, одним из немногих в близком окружении царя, кто не питал неприязни к унии и украинскому движению (о симпатии речи не идет), был многолетний министр императорского двора В.Б. Фредерикс. Уже в сентябре 1914 г. он ознакомил царя с жалобой некоего галицийского крестьянина на несвоевременность насаждения православия в регионе42. Летом 1915 г., когда на имя Фредерикса поступила телеграмма графа М.С. Тышкевича от имени живущих в Швейцарии украинцев с выражением преданности Николаю II, министр лаконично ответил на французском языке: «Его величество приказал мне поблагодарить Вас, а также группу собравшихся в Швейцарии украинцев, за чувства, выраженные в Вашей телеграмме» (цит. по: [8. С. 182–183]). Знал ли император об этой телеграмме и об ответе Фредерикса, неизвестно.Итак, Николай II не видел в украинском движении реальной угрозы. Русский характер юго-западных губерний и их населения не вызывали у него сомнения. В годы Первой мировой войны фокус украинского вопроса сместился на Галицию, где противодействие «украинству» было тесно связано с борьбой с унией. Император не вдавался в детали проблемы и абстрагировался от ее решения – вместо этого он солидаризировался с высшей бюрократией и правоконсервативными кругами, которые отрицательно относились к унии и украинскому движению.

About the authors

Parfirev Stanislavovich Dmitrii

Lomonosov Moscow State University

Moscow, Russia, Moscow

References