Codification projects of Soviet All-Union legislation (late 1920s – early 1950s)

Full Text

Сложная федеративная природа СССР определила принципы построения системы отечественного законодательства, пролонгированное действие которых проявляется и в условиях современной России. С созданием СССР законодательство приобрело иерархичную структуру, где верхний уровень занимали общесоюзные акты, которые применялись на всей территории Советского государства.

После состоявшейся в начале 1990-х годов суверенизации союзных республик, когда приоритетным стало написание национальных «историй», интерес к истории общесоюзного законодательства значительно снизился. Практически не исследуется его динамика, позволяющая проследить особенности источников советского права в отдельные периоды, выделить факторы (политические, доктринальные и др.), влияющие на их состояние. Предлагаемая статья нацелена на некоторое восполнение лакун в изучении законодательства СССР. Выбор хронологических рамок обусловлен предметом исследования: в конце 1920-х – начале 1950-х годов сначала в теории, а затем на практике предпринимаются попытки перейти в ряде отраслей к общесоюзной кодификации, что существенно расширяло сферу законодательной компетенции Союза ССР. Выявление причины смены политико-правовой парадигмы, рассмотрение кодификационной деятельности по составлению общесоюзных кодексов.

Представляется важным установить, представляла ли общесоюзная кодификация вполне реалистичный, но не завершенный способ усилить целостность правового пространства, укрепить верховную власть в СССР и в итоге способствовать сохранению Советского Союза, либо она изначально была «тупиковым» вариантом систематизации законодательства.

Локальный, казалось бы, сюжет о незавершившейся попытке союзной кодификации позволит полнее и объективнее понять процессы централизации и децентрализации в государственном устройстве СССР, механизм взаимоотношений союзного центра и республик.

Актуальность заявленной темы подтверждается и отношением к ней в юридической науке. Несмотря на появление новых публикаций, приуроченных к 100-летнему юбилею СССР, вопросы об устойчивости государственного единства СССР, перспективах и возможностях совершенствования союзной федерации, как и причины ее распада остаются в дискуссионном научном поле.

Накопленная историография и имеющаяся источниковая база позволяют продолжить исследования советского законодательства. Его изучение началось практически одновременно с процессом формирования, а затем приобрело и историко-правовой ракурс. Значимыми применительно к теме статьи можно считать два исследовательских направления: первое сосредоточено на изучении истории отраслевого законодательства (гражданского¹, уголовного² и др.), его источников, в первую очередь республиканских кодексов³, второе касается особенностей правотворчества в СССР⁴, теоретических проблем систематизации законодательства⁵, этапов кодификации советского права⁶.

Специальные работы, где предметно анализировалась бы кодификационная деятельность конца 1920-х – начала 1950-х годов, представлены единичными публикациями⁷. Как самостоятельные памятники права проекты не изучались, не отмечалось их «промежуточное» положение между кодификациями 1920-х и 1960-х годов.

Источниковая база дает богатый материал для реконструкции самого процесса составления кодексов, а также отражает трансформацию содержания готовившихся проектов. В архивных фондах сохранились протоколы заседаний правительственных учреждений и различных комиссий, пояснительные записки, сравнительные таблицы, иные сопутствующие документы. Результаты обсуждений, мнения практических работников и ученых публиковались на страницах юридических журналов и других изданий⁸.

Идея общесоюзной кодификации имела глубокие предпосылки. После образования СССР на территории союзных республик было распространено действие основных российских законов. Как правило, они получали легитимацию через принятие соответствующих решений законодательными республиканскими органами. Ряд крупных актов, как например кодексы РСФСР, заимствовались не непосредственно, а адаптировались к местным условиям. Им присваивались новые названия, могла меняться редакция и нумерация статей, но принципиальные положения не затрагивались.

Конституция СССР 1924 г. закрепила кодификационные полномочия за союзными республиками. При этом в ведении Союза ССР (согласно ст. 1) оставался достаточно широкий круг вопросов в сфере законодательства⁹.

Заметим, что планируемые к принятию союзные акты обозначались по-разному: «общие начала», «общесоюзное законодательство», «основы», «основные законы», «основное законодательство». В дальнейшем отсутствие единой терминологии наблюдалось и при утверждении такого рода законов. В юридической литературе за ними закрепилось собирательное название «Основы», термин «кодекс» не употреблялся.

Конституция СССР 1924 г. задала параметры выстраивания иерархичной и при этом целостной структуры законодательства. В ней выделялись союзный и республиканский уровни, достаточно большая область совместного регулирования, осуществляемая по схеме «союзные основы – республиканский кодекс». Приступая к разработке общесоюзных Основ, следовало учитывать факт состоявшейся в начале 20-х годов республиканской кодификация, затронувшей основные отрасли советского права. Принятые в условиях НЭПа кодексы позитивно воспринимались юридическим профессиональным сообществом. Складывалась судебная и иная правоприменительная практика, которая внимательно изучалась, обобщалась и публично комментировалась. Вопрос о существенном пересмотре содержания кодексов не ставился.

Однако уже в конце 20-х годов эффективность закрепленной в Конституции законодательной модели подвергается сомнению. Первой отраслью, где попробовали приступить к ее корректировке, стало уголовное право.

Можно выделить две группы причин, обусловивших появление значительного числа различных по происхождению акторов, заявлявших о необходимости изменения действующего УК РСФСР 1922 г. Первая причина проистекала из новых задач уголовного законодательства, которое в условиях заявленного перехода к социалистической реконструкции становилось важным инструментом обеспечения разворачивающихся преобразований. Вторая причина обусловливалась особенностями источников уголовного права в СССР, которые были систематизированы в виде Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г. и республиканских кодексов. После принятия союзных Основ УК РСФСР 1922 г. был существенно отредактирован, утвержден постановлением ВЦИК от 22 ноября 1926 г. и введен в действие с 1 января 1927 г., поэтому в литературе он часто называется УК РСФСР 1926 г.

Форма уровневой систематизации отраслевых норм была новой для отечественной законотворческой практики и начала складываться только в советских условиях. Применительно к уголовному праву, относящемуся к публичным отраслям, провести разграничение нормативных предписаний, исходящих от Союза и республик, было особенно сложно. Его не удалось достичь на стадии подготовки УК РСФСР 1926 г., поэтому практически сразу после введения Уголовного кодекса в действие потребовалось внесение дополнений в связи с принятием общесоюзных актов (Положение о преступлениях государственных (контрреволюционных и особо для Союза ССР опасных преступлениях против порядка управления) от 25 февраля 1927 г., Положение о воинских преступлениях от 27 июля 1927 г.).

В конце 20-х годов заявления о необходимости «нового Уголовного Кодекса, действительно удовлетворяющего потребностям эпохи индустриализации страны и развернутого социалистического строительства»¹⁰, получают официальную поддержку. Постановление правительства от 27 марта 1927 г. обязало наркомат юстиции разработать и представить для законодательного утверждения проект нового Уголовного кодекса.

Поручение было выполнено в короткие сроки. Проект наркомата юстиции имел завершенный характер, включал объяснительную записку, написанную Д. И. Курским, две части (Общую и Особенную) будущего кодекса. Записка начиналась с важного утверждения, что «в основу работ по пересмотру действующего [Уголовного] Кодекса, положен был принцип согласования норм его с нормами “Основных начал уголовного законодательства Союза ССР”»¹¹. Отмеченное обстоятельство в большей степени повлияло на Общую часть.

В законотворческую деятельность включились и юридические научные учреждения: варианты будущего Уголовного кодекса представили Государственный институт по изучению преступника и преступности (проект предварялся предисловием директора Е. Г. Ширвиндта и ограничивался пока только Общей частью)¹² и подсекция уголовного права Института советского строительства и права при Коммунистической академии (проект вышел со вступительной статьей Н. В. Крыленко)¹³. Продолжая работу над проектом и осознавая необходимость увязать союзные и республиканские уголовные нормы, Государственный институт по изучению преступника и преступности сумел составить цельный текст, который озаглавил «Проект Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик и уголовного кодекса РСФСР». Проект подготовила комиссия из числа научных сотрудников Института, являющихся видными специалистами в области уголовного права и криминологии, председателем комиссии был директор Института Е. Г. Ширвиндт¹⁴. Разработчики предложили принципиально иную модель систематизации законодательства, попытавшись объединить в одном документе два самостоятельных акта: Основные начала, которые имели общесоюзный статус, и республиканский кодекс. Основные начала заняли место Общей части, а положения Уголовного кодекса – Особенной. Таким образом, рассредоточение уголовно-правовых норм по законам разного происхождения (союзным и республиканским) стало одной из причин появления идеи о целесообразности их систематизации в рамках цельного закона, общего для всего СССР.

Попытки соединить в одном акте союзные и республиканские нормы проявились и при систематизации гражданского законодательства. Так, первое заседание Комиссии СНК СССР (создана в 1927 г.), которая должна была заниматься разработкой Основ гражданского законодательства СССР и союзных республик, началось с обсуждения предложения о необходимости издания единого Гражданского кодекса Союза ССР¹⁵. Хотя, следуя конституционной норме, готовились общесоюзные Основы, но все участники, вовлеченные в эту деятельность, отмечали, что не получалось точно установить, где должна проходить «разграничительная линия между общесоюзными основами и гражданским законодательством республик»¹⁶. Как справедливо указывал Ю. К. Толстой, «с момента утверждения Договора об образовании Союза ССР (1922 г.) гражданское законодательство в целом всегда относилось к совместной союзно-республиканской компетенции»¹⁷.

В итоге формировалось расширительное толкование понятия кодекса: не как одного закона, удовлетворяющего определенным критериям предмета правового регулирования и правилам юридической техники, а некоей совокупности актов. Опубликованный в 1931 г. с предисловием П. И. Стучки проект Института советского права Коммунистической академии исходил из того положения, что общесоюзные Основы гражданского законодательства и изданные в соответствии с ними гражданские законы союзных республик составляют единый Гражданский кодекс союзной республики¹⁸.

Сходным образом, как общесоюзный кодекс, оценивались и готовившиеся согласно требованиям Конституции СССР «основные законы» о труде. Занимавшиеся систематизацией трудового законодательства комиссии вообще смешивали и объединяли эти понятия¹⁹.

Отметим, что в конце 20-х – первой половине 30-х годов предложения о кодификации отдельных отраслей в виде общесоюзных законов напрямую не связывались с пересмотром законодательных полномочий в рамках союзной федерации, т. е. не объяснялись политическими мотивами, а больше обосновывались соображениями формально-юридического характера, целесообразностью и удобством иметь один цельный и полный отраслевой кодекс.

Такой подход совпадал с утверждающейся в юридической доктрине идеи об уникальности федеративного устройства Советского Союза. Говорилось, что «к нему вообще нельзя подходить с обычными категориями буржуазной формальной юриспруденции – в частности нельзя с ними подходить к тем взаимоотношениям, которые в нем создаются между органами общесоюзными, республиканскими и местными»²⁰. При этом, допуская логическое противоречие, утверждалось, что изменения внутри формы Советского государства не противоречили доминирующей мировой тенденции – «движения в сторону централизации»²¹. Различались только условия и сущность централизации: в буржуазных государствах усиление централизации связывали с развитием крупной промышленности, финансового капитала, урбанизацией. В советских условиях централизацию обеспечивало единство диктатуры пролетариата, отсутствие между Союзом ССР и союзными республиками «социально-экономической противоположности интересов»²². В. И. Игнатьев в статье с показательным названием «Союз ССР как единое государство» оценивал федерацию как переходную форму к полному единству, подчеркивал «тенденцию к постепенному более тесному объединению всех народов Союза ССР»²³. Понимание перспектив советской федерации вполне укладывалось в разрабатываемую в 30-е годы новую теорию советского государства, которая «должна была представлять своего рода амальгаму интернационализма и государствоцентризма»²⁴. На таком фоне идеи усиления союзного сегмента, законодательного регулирования быстро и прочно распространяются в юридическом дискурсе²⁵. Приобретает устойчивость выражение «кодификация общесоюзного законодательства», хотя зачастую она трактовалась максимально широко и не сводилась исключительно к изданию кодексов. В нее включалось и составление Свода законов Союза ССР (он реально готовился в конце 20-х годов), и создание новых актов, получающихся в результате инкорпорации и имеющих «лишь тип или внешний вид кодекса»²⁶, как, например составленный кодификационной комиссией СНК Акцизный кодекс.

Официально передача ряда кодификационных полномочий союзному центру состоялась в Конституции СССР 1936 г. Статья 14, которая в целом определяла перечень предметов ведения Союза ССР, содержала несколько пунктов, прямо касающихся законодательной сферы²⁷. Исключительной новацией являлся п. «х», где говорилось, что законодательство о судоустройстве и судопроизводстве, Уголовный и Гражданский кодексы становятся теперь сферой ответственности Союза ССР.

На практике п. «х» ст. 14 Конституции СССР 1936 г. был истолкован и реализовывался следующим образом. 16 августа 1938 г. Верховный Совет СССР принял Закон о судоустройстве СССР, союзных и автономных республик, который заменил собой ранее действовавшие Основы судоустройства Союза ССР и союзных республик. Регулирование отношений, возникающих в процессе судопроизводства, следовало распределить между двумя процессуальными кодексами: уголовно-процессуальным и гражданским процессуальным. Эти кодексы, как и два кодекса материального права (Гражданский и Уголовный), надлежало разработать и принять в виде общесоюзных законов.

Вторая половина 30-х годов, вплоть до начала Великой Отечественной войны, характеризуется высокой законотворческой активностью по подготовке проектов. Задача не казалась неразрешимой, необходимость и целесообразность общесоюзной кодификации никем не оспаривалась. Наоборот, как отмечалось впоследствии, в ней видели «способ упорядочения правовой жизни большой и разношерстной страны»²⁸.

Организационным центром подготовки проектов являлся Всесоюзный институт юридических наук (ВИЮН), специально переформатированный из бывшего Государственного института по изучению преступника и преступности под цели развития советской юридической науки и выполнение конкретных законотворческих задач. Быстрее и продуктивнее по сравнению с другими проектами велась разработка проекта Уголовного кодекса. Сказывалось наличие действовавших общесоюзных Основ и адаптированного под них УК РСФСР, предыдущий опыт законопроектной деятельности, накопленный и обобщенный ранее материал. Поэтому уже в 1939 г. для широкого обсуждения был опубликован и разослан проект УК СССР.

Составление проекта Гражданского кодекса также шло достаточно интенсивно, но осложняющими факторами выступало отсутствие ясности по концептуальным вопросам гражданского права: о предмете и методе правового регулировании, специфике гражданского права в условиях ликвидации частной собственности и др. Процессуальные кодексы разрабатывались с учетом Закона о судоустройстве СССР, союзных автономных республик 1938 г.

Достигнутые результаты кодификационных работ были запланированы к обсуждения на Первой научной сессии Всесоюзного института юридических наук. Сессия проходила с 27 января по 3 февраля 1939 г., ее большая продолжительность свидетельствовала о серьезности включенных в повестку вопросов. Сама сессия представляла своеобразный «смотр» юридических сил: к участию были приглашены ученые, преподаватели юридических дисциплин, практические работники.

В законченном варианте на сессии был представлен только проект УК СССР. Содержание проекта УК СССР, изменения, внесенные в результате обсуждение, ранее уже рассматривались в научных публикациях²⁹. Кодекс имел типичную для систематизированного уголовного закона структуру: он состоял из Общей и Особенной частей. Среди положений Общей части наибольшую дискуссию вызвал вопрос о допущении аналогии уголовного закона. Структура Особенной части подтвердила неизменность приоритетов уголовной политики: она включала 10 разделов, приоритетное место занимали государственные преступления, контрреволюционные преступления, хищение социалистической собственности, преступления против государственного управления.

Проект Гражданского кодекса СССР к открытию сессии не был закончен, поскольку на доктринальном уровне оставались не решенными принципиальные теоретические и методические вопросы: о предмете, методе и объеме гражданского права и пределах его отражения в Гражданском кодексе, о соотношении будущего Гражданского кодекса с иными источниками гражданского права, о системе расположения нормативного материала и др. Ситуацию усугубляла и невозможность прямой рецепции отечественного или зарубежного законодательного опыта в этой сфере, поскольку отрицалась его актуальность для регулирования гражданских отношений в социалистическом обществе. Отмечая эти обстоятельства и стремясь подчеркнуть объективные трудности, разработчики заявляли, что «основы гражданского права приходилось создавать буквально заново»³⁰. В отсутствие готового проекта на секции гражданского права было заслушано несколько докладов³¹. Все они затрагивали различные аспекты будущего кодекса. Однако докладчики не акцентировали внимание на том, что с принятием Гражданского кодекса СССР изменится вся система источников гражданского права. Исключением было выступление Я. Ф. Миколенко, которое открывало заседание секции. Отметив, что кодекс будет не единственным актом, изданным Верховным Советом СССР по вопросам гражданского права, он ставил вопрос, какие нормы «должны быть оставлены за его пределами»³². Отвечать на него предлагалось в зависимости от того, на союзном или республиканском уровне закреплено законодательное регулирование определенных отношений в Конституции СССР 1936 г. Поскольку Основные начала землепользования, пользования лесами, водами и недрами и Основы законодательства о труде являлись общесоюзными актами, т. е. равными Гражданскому кодексу, то «все нормы гражданско-правового характера относительно землепользования, водо- и лесопользования, а также пользования недрами и относительно найма рабочей силы должны остаться за пределами Гражданского кодекса»³³. Следуя такой логике, получалось, что, поскольку союзная Конституция не упоминала отдельный Кодекс о браке и семье, то в Гражданский кодекс СССР следовало включить регулирование брачно-семейных отношений. Я. Ф. Миколенко резюмировал: «При всех обсуждениях у нас не было никого, кто бы защищал иную точку зрения»³⁴. Таким образом, союзный Гражданский кодекс должен был поглотить нормы, которые содержались в Кодексе законов о браке, семье и опеке 1926 г., имевшем статус республиканского закона. Таким образом, общесоюзные акты независимо от того, назывались они основами или кодексом, считались равнозначными, имеющими собственный предмет правового регулирования, а союзный кодекс мог инкорпорировать нормы республиканского кодекса.

Готовившиеся проекты процессуальных кодексов основывались на положениях Закона о судоустройстве СССР, союзных и автономных республик 1938 г. На Первой научной сессии ВИЮН секция уголовного процесса открывалась докладом Б. Я. Арсеньева «Основные принципы проекта Уголовно-процессуального кодекса СССР», секция гражданского процесса – докладом С. Н. Абрамова «Основные принципы построения проекта Гражданского процессуального кодекса СССР»³⁵. Проект Уголовно-процессуального кодекса СССР с учетом высказанных замечаний и предложений был доработан и опубликован отдельным изданием³⁶.

Сложно сказать, как бы дальше и в каком темпе развивались кодификационные работы, но они фактически остановились с началом Великой Отечественной войны. Их восстановление в 1946 г. связано с началом функционирования Комиссии законодательных предположений Совета Союза (КЗП СС ВС СССР) и Комиссии законодательных предположений Совета Национальностей (КЗП СН ВС СССР), создание которых предусматривалось еще Конституцией СССР 1936 г. Обе Комиссии действовали при Верховном Совете, могли заседать отдельно и совместно. В послевоенный период законопроектная деятельность получила нормативную регламентацию. 12 июня 1946 г. Совет Министров СССР принял постановление «О подготовке проектов Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов СССР», а 27 июля 1946 г. аналогичное постановление «О подготовке проектов Гражданского и Гражданского процессуального кодексов СССР». По предложению КЗП СС ВС СССР были образованы специальные правительственные комиссии, которые возглавили авторитетные руководители: Комиссию по подготовке Уголовного кодекса и Уголовно-процессуального кодекса СССР – Министр юстиции СССР Н. М. Рычков, Комиссию по подготовке Гражданского кодекса и Гражданского процессуального кодекса СССР – Председатель Верховного Суда СССР И. Т. Голяков. Обе Комиссии, хотя и не выдержали изначально установленные сроки, сработали оперативно: результаты деятельности первой Комиссии в виде проектов Уголовного кодекса и Уголовно-процессуального кодекса были переданы в Совет Министров СССР в декабре 1947 г.,³⁷ результаты второй Комиссии также в виде цельных проектов – в феврале 1948 г.³⁸ Дальнейшая траектория прохождения проектов различалась. На судьбу Уголовного кодекса и Уголовно-процессуального кодекса повлияла смена руководства Министерства юстиции СССР, в результате которой была поставлена под сомнение целесообразность продолжения кодификации этих отраслей³⁹. Однако уже 6 марта 1948 г. вышло новое постановление Совета Министров СССР «О проектах Уголовного и Уголовно-процессуального Кодексов СССР» и создана новая Комиссия во главе с Министром юстиции СССР К. П. Горшениным. Состав Комиссии неоднократно менялся, сама работа то приостанавливалась, то возобновлялась. Корректировалось и содержание проектов. Так, после смерти И. В. Сталина в проект Уголовного кодекса внесли изменения, вытекающие из норм Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 г. «Об амнистии».

Стремление гуманизировать судебное разбирательство проявилось в ходе доработки проекта Уголовно-процессуального кодекса, которая осуществлялась с привлечением юридической общественности. На расширенном заседании сектора уголовного права и процесса Института права АН СССР (16 апреля 1954 г.) с докладом «Основные вопросы подготовки уголовно-процессуального кодекса СССР» выступил М. С. Строгович. Он высказался за соблюдение процессуальных гарантий обвиняемого, допущении к обвиняемому защиты на стадии предварительного следствия, закрепление нормы о презумпции невиновности, невзирая на то что это «вызовет не только возражения, но и ужас со стороны процессуалистов»⁴⁰. Данные примеры важны для понимания причин прекращения общесоюзной кодификации. Приведенные факты свидетельствуют, что проекты могли быть актуализированы с учетом отказа от утвердившихся ранее репрессивных норм, причем процесс обновления проектов уже начался, получил активную поддержку и содействие в юридической среде.

К середине 50-х годов проекты Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов успешно прошли все стадии законотворческой процедуры⁴¹. С пояснительной запиской, составленной К. П. Горшениным, иными сопроводительными документами, в том числе проектами постановлений об утверждении кодексов, направлены К. Е. Ворошиловым в Президиум ЦК КПСС 21 июня 1955 г.⁴²

Дальнейшую судьбу проектов всех четырех кодексов определила не степень их готовности, а изменение политической стратегии. Шестая сессия Верховного Совета СССР 4-го созыва, проходившая 5–12 февраля 1957 г., кардинально изменила формулировку п. «х» ст. 14 Конституции. В ведении СССР оставалось установление основ законодательства о судоустройстве и судопроизводстве, основ гражданского и уголовного законодательства. Кодификация передавалась на республиканский уровень, что закреплялось в названии принятого сессией Закона «Об отнесении к ведению союзных республик законодательства об устройстве судов союзных республик, принятия гражданского, уголовного и процессуальных кодексов»⁴³.

Необходимо отметить, что это было не единичное решение, касавшееся расширения компетенции союзных республик. Оно вписывалось в общий контекст пересмотра сфер самостоятельности и ответственности в рамках советской федерации. Сессия приняла ряд проникнутых общей идеей законов, отражающих стремление к демократизации федеративных отношений как между Союзом и республиками, так и внутри РСФСР, которая также являлась федерацией. В ведение союзных республик переходило разрешение вопросов областного, краевого и административно-территориального устройства⁴⁴, восстанавливались автономии балкарского, чеченского, ингушского, калмыцкого и карачаевского народов⁴⁵, расширялись полномочия судебных органов союзных республик.

Рассмотрение вопроса о пересмотре кодификационных полномочий проходило отдельно по палатам Верховного Совета СССР. На заседании Совета Национальностей вопрос докладывал Председатель Комиссии законодательных предположений М. А. Гидвилас, представлявший Мариямпольский избирательный округ Литовской ССР. Аргументы, приводимые в пользу нового Закона, можно разделить на две группы. Первая обосновывала его большее соответствие национальной политике Советского государства, учитывающей своеобразие и особенности отдельных республик, т. е. опиралась на широкий социально-политический и культурный контекст. Вторая группа указывала на состояние самого законодательства. Отмечалось, что советские кодексы изначально имели республиканское происхождение. Справедливо говорилось, что требование Конституции о союзной кодификации за 20 лет выполнено не было. В итоге только в девяти из 15 союзных республик такие кодексы имелись. В шести республиках, образованных после 1936 г., республиканские кодексы не принимались, а союзные подготовить не получилось. В итоге «Указом Президиума Верховного Совета СССР удовлетворена просьба правительств Литовской, Латвийской и Эстонской республик о разрешении временно применять на территории этих республик Кодекс законов о труде, а также уголовный, гражданский, процессуальный и другие кодексы Российской Федерации. При аналогичных условиях были введены в действие кодексы Украины на территории Молдавской ССР и кодексы Российской Федерации на территории Казахской и Киргизских республик»⁴⁶. Такое положение оценивалось как ненормальное.

С приведенными на сессии фактами нельзя не согласиться. Однако в резкой смене концепции кодификации законодательства доминировали не соображения правового характера, а новые политические обстоятельства. Представляется, что юридические затруднения, тормозившие составление и утверждение общесоюзных кодексов, к середине 50-х годов в целом были преодолены. Это подтверждается, например, высоким уровнем юридической техники и полнотой охвата предмета правового регулирования окончательного проекта Уголовного кодекса СССР. Серьезную преемственность с его содержанием демонстрируют Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. и Уголовный кодекс РСФСР 1960 г. Именно наличие качественного проекта Уголовного кодекса СССР позволило быстро разработать и принять эти акты. Значительной поддержкой, как пишет Ю. К. Толстой, пользовалась идея «принятия единого Гражданского кодекса СССР без допущении возможности принятия гражданских кодексов союзных республик (в числе сторонников этой идеи были профессора Б. Б. Черепахин, В. А. Дозорцев, Р. О. Халфина, Ю. К. Толстой)»⁴⁷.

Современные исследователи, изучая федеративную историю СССР, указывают на «господство политики над правом»⁴⁸. Действительно, политические причины взяли верх при принятии решения отказаться от общесоюзной кодификации. В качестве подтверждения следует указать по меньшей мере еще на два обстоятельства. Во-первых, в конце 50-х годов развернулась борьба за власть, в которой Н. С. Хрущев стремился заручиться поддержкой республиканской и региональной элиты, расширить сферу их самостоятельности. Во-вторых, в этот период резко актуализировался опыт нэпа, декларировался возврат к ленинскому идейному наследию о путях построения социализма. Поэтому как рецепцию нэповского периода можно рассматривать пересмотр взаимоотношений центра и мест в хозяйственной, налоговой и бюджетной областях, а также в законодательной сфере, апеллируя к республиканским кодексам 20-х годов. Избранная в итоге модель систематизации советского законодательства также являлась возвратом к нормам Конституции СССР 1924 г., закрепившей принцип двухуровневой отраслевой систематизации: союзные основы и генетически связанный с ними республиканский кодекс.

* * *

Проведенное исследование показало, что выбор в пользу общесоюзной кодификации, как и отказ от нее обусловливались двумя группами причин, имеющими политический и юридический характер. Политические причины отразили эволюцию Советского государства, этапы конституционного развития. Юридические причины заключались прежде всего в состоянии формальных источников права, где имелись очевидные пробелы, коллизии, противоречия, в том числе вызванные недостатками построения вертикальной системы советского законодательства.

Изучение процесса подготовки кодексов, включая их неоднократную публичную презентацию, а также издание и широкое распространение проектов, свидетельствует, что наиболее активно с высказыванием взаимоисключающих позиций обсуждались вопросы, касавшиеся определения предмета и метода правового регулирования, выстраивания внутренней структуры документа (выделение частей, разделов, глав и т. д.), включения и формулировок отдельных статей и норм. Вопросу, насколько эффективно общесоюзный кодекс будет совмещать интересы Союза и республик, не придавали особого значения.

Разрабатываемый вариант союзной кодификации не стоит считать изначально тупиковым. Он соответствовал актуальной в исследуемый период политико-правовой доктрине, которая связывала развитие Советского Союза как федеративного государства с усилением централизации, необходимой для ускоренного решения задач социальной и хозяйственной модернизации.

Сложно прогнозировать, как сложилась бы судьба СССР как федеративного государства в случае реализации конституционного требования общесоюзной кодификации в ряде важных отраслей советского законодательства. Можно предположить, что потенциально принятие кодексов СССР способствовало бы укреплению единства правового пространства, препятствовало бы его сегментации и локализации на уровне отдельных территорий.

¹ Генкин Д. М., Новицкий И. Б., Рабинович Н. В. История советского гражданского права. М., 1949; Маковский А. Л. О кодификации гражданского права (1922–2006). М., 2010.

² См.: История советского уголовного права / А. А. Герцензон, Ш. С. Грингауз, Н. Д. Дурманов и др. М., 1948.

³ См.: Швеков Г. В. История создания первого советского Уголовного кодекса (УК РСФСР 1922 г.): автореф. … дис… канд. юрид. наук. М., 1967; Новицкая Т. Е. Гражданский кодекс РСФСР 1922 года. М., 2002.

⁴ См.: Правотворчество в СССР / под ред. А. В. Мицкевича. М., 1974.

⁵ См.: Поленина С. В. Теоретические проблемы систематизации советского законодательства. М., 1979; Систематизация законодательства в Российской Федерации / под ред. А. С. Пиголкина. СПб., 2003.

⁶ См.: Развитие кодификации советского законодательства / отв. ред. С. Н. Братусь. М., 1968.

⁷ См.: Сорокина А. В. Проект Уголовного кодекса СССР 1939 г.: общая характеристика особенной части // Вестник Томского гос. ун-та. Право. 2018. № 27. С. 94–108; Ящук Т. Ф. Нереализованные проекты кодификации советского законодательства в 1920–1930-е годы // Сибирский юрид. вестник. 2018. № 4. С. 57–61.

⁸ Например, доклад Н. В. Крыленко «Три проекта реформы уголовного кодекса», с которым он выступил на I Всесоюзном съезде работников советского строительства и права, не являлся его частной инициативой, а был предварительно утвержден Институтом советского строительства и права при Коммунистической академии (см.: Три проекта реформы уголовного кодекса. М.–Л., 1931). Несколько относительно завершенных проектов были напечатаны достаточно большими тиражами (400–600 экз.) в виде брошюр и даже книг (см.: Проект Уголовного кодекса СССР: разработан ВИЮН. М., 1939; Уголовный кодекс СССР. Проект. М., 1955 (март); Проект Уголовно-процессуального кодекса СССР. М., 1939 (подписан к печати 19 января 1939 г.); Проект Уголовно-процессуального кодекса СССР. Переработанный ВИЮН НКЮ СССР. М, 1939 (подписан к печати 9 июля 1939 г.); Уголовно-процессуальный кодекс Союза Советских Социалистических Республик. М., 1948 (август)).

⁹ Установление общих начал землеустройства и землепользования, а равно пользования недрами, лесами и водами по всей территории Союза Советских Социалистических Республик (п. «н»); общесоюзное законодательство о межреспубликанских переселениях и установление переселенческого фонда (п. «о»); установление основ судоустройства и судопроизводства, а также гражданского и уголовного законодательства Союза (п. «п»); установление основных законов о труде (п. «р»); установление общих начал в области народного просвещения (п. «с»); основное законодательство в области союзного гражданства (п. «т»).

¹⁰ Проект общей части Уголовного кодекса. С предисловием председателя Государственного института по изучению преступника и преступности Е. Г. Ширвиндта. М., 1929. С. 3 (Об этом заявлялось на I Всесоюзном совещании пенитенциарных деятелей (октябрь 1928 г.), на VI съезде деятелей советской юстиции (февраль 1929 г.)).

¹¹ Проект Уголовного кодекса РСФСР с объяснительной запиской к нему. М., 1928. С. 3.

¹² См.: Проект общей части Уголовного кодекса. С предисловием председателя Государственного института по изучению преступника и преступности Е. Г. Ширвиндта. С. 8.

¹³ См.: Проект нового уголовного кодекса РСФСР, выработанный подсекцией уголовного права Института советского строительства и права при Коммунистической академии. М., 1930.

¹⁴ Проект Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик и уголовного кодекса РСФСР. М., 1930. С. 1.

¹⁵ См.: Раевич С. Важнейший очередной вопрос советского законодательства // Еженедельник сов. юстиции. 1927. № 26. С. 785.

¹⁶ Раевич С. Указ. соч. С. 785.

¹⁷ Толстой Ю. К. Кодификация гражданского законодательства в СССР (1961–1965 гг.): автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Л., 1970. С. 13.

¹⁸ См.: Основные начала гражданского законодательства Союза ССР. М., 1931.

¹⁹ Например, присутствовали следующие формулировки: «Кодекс основных законов о труде ставит своей целью установление единства трудового законодательства в основных чертах на территории всего Союза ССР» (см.: Каминская П. Д. Компетенция Союза ССР и союзных республик в области трудового законодательства // Сов. строительство. 1929. № 8. С. 74).

²⁰ Котляревский С. А. Союз, республики, места и социалистическая реконструкция // Сов. строительство. 1930. № 10–11. С. 57.

²¹ Там же.

²² Там же. С. 58.

²³ Игнатьев В. Союз ССР как единое государство // Сов. строительство. 1929. № 6. С. 5.

²⁴ Никандров А. В. Развитие концепции Советского государства в 1930-е годы: коррекция марксизма или новая теория государства? // Государство и право. 2022. № 7. С. 111.

²⁵ См.: Каминская П. Указ. соч. С. 72–89; Котляревский С. Задачи Союза СССР в области социальной культуры // Там же. С. 89–101.

²⁶ Понтович Э. Кодификация общесоюзного законодательства // Сов. строительство. 1930. № 2. С. 32.

²⁷ Демонстрируя значительную преемственность с Конституцией СССР 1924 г., она подтверждала, что именно союзные акты устанавливают основные начала землепользования, а равно пользования недрами, лесами и водами (п. «с»); основные начала в области просвещения и здравоохранения (п. «т»); основы законодательства о труде (п. «ф»).

²⁸ Петров А. А. Основы законодательства СССР и союзных республик в контексте развития идеи формального приоритета кодифицированных актов // Ленинградский юрид. журнал. 2016. Т. 2. С. 22.

²⁹ См.: Ящук Т.Ф. Роль Всесоюзного института юридических наук – Всесоюзного научно-исследовательского института советского законодательства в проведении систематизации законодательства в советский период // Журнал росс. права. 2022. № 7. Т. 26. С. 151.

³⁰ Всесоюзный институт юридических наук в 1938 г. // Проблемы соц. права. 1939. № 1. С. 151–158.

³¹ Я. Ф. Миколенко «Основные принципы и система построения проекта Гражданского кодекса СССР» и содоклады Д. М. Генкина «Юридические лица Гражданского кодекса СССР», М. М. Агаркова «Обязательства из причинения вреда и проект Гражданского кодекса СССР», Е. А. Флейшиц «О личных правах граждан СССР».

³² См.: Миколенко Я. Ф. Основные принципы и система построения проекта Гражданского кодекса СССР // Труды Первой научной сессии. М., 1940. С. 277.

³³ Там же.

³⁴ Там же.

³⁵ Первая научная сессия Всесоюзного института юридических наук // Проблемы соц. права. 1939. № 2. С. 134.

³⁶ См.: Проект Уголовно-процессуального кодекса СССР. М., 1939. Содержание Гражданского процессуального кодекса вызывало больше дискуссий. В отличие от проектов Уголовного кодекса и Уголовно-процессуального кодекса проекты Гражданского кодекса и Гражданского процессуального кодекса в довоенный период не публиковались.

³⁷ См.: ГА РФ. Ф. Р-7523. Оп. 45а. Д. 14. Л. 95.

³⁸ См.: там же. Л. 100.

³⁹ См.: там же. Л. 95.

⁴⁰ АРАН. Ф. 1934. Оп. 1. Д. 574. Л. 13.

⁴¹ Рассмотрены Советом Министров СССР, утверждены на совместном заседании Комиссий законодательных предположений Совета Союза и Совета Национальностей, представлены в Президиум Верховного Совета СССР, где в целом были одобрены.

⁴² См.: ГА РФ. Ф. Р-7523. Оп. 45а. Д. 14. Л. 97. Продвижение проектов Гражданского кодекса и Гражданского процессуального кодекса остановилось еще до смерти Сталина, поэтому оставшиеся варианты текстов запечатлели представление о характере гражданско-правовых и гражданских процессуальных отношений на начало 50-х годов.

⁴³ Заседания Верховного Совета СССР 4-го созыва, шестая сессия (5–12 февраля 1957 г.): стенографический отчет. М., 1957. С. 735.

⁴⁴ См.: там же. С. 744.

⁴⁵ См.: там же. С. 743.

⁴⁶ Заседания Верховного Совета СССР 4-го созыва, шестая сессия (5–12 февраля 1957 г.): стенографический отчет. М., 1957. С. 455.

⁴⁷ Толстой Ю. К. Кодификация российского гражданского законодательства: задачи и промежуточные результаты // Журнал росс. права. 2021. № 1. С. 6.

⁴⁸ Макаренко В. П. Рец.: Упущенная возможность?… Ю. М. Батурин. Союз (не)возможный. Документированная хроника Ново-Огаревского процесса. 1990–1991 // Государство и право. 2022. № 7. С. 190.

About the authors

Tatiana F. Yashchuk

Author for correspondence.
Email: yashukomsu@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-2930-8557

Doctor of Law, Professor, Head of the Department of the Theory and History of the State and Law

References

Supplementary files