Повесть о юноше и чародее: славянские версии византийского сюжета
- Авторы: Грицевская И.М.1, Литвиненко В.В.2
-
Учреждения:
- Сыктывкарский государственный университет им. Питирима Сорокина
- Карлов университет
- Выпуск: Том 20, № 2 (2022)
- Страницы: 137-154
- Раздел: Статьи
- URL: https://journal-vniispk.ru/1026-9479/article/view/280251
- DOI: https://doi.org/10.15393/j9.art.2022.11002
- EDN: https://elibrary.ru/QZGIIQ
- ID: 280251
Цитировать
Полный текст
Аннотация
В статье проанализирована «Повесть о юноше и волхве» («Слово о Месите-чародее»), входившая в ряд древнерусских сборников и являвшаяся переводом с греческого. Повесть исследована с точки зрения особенностей построения сюжета, при этом учтены как специфика греческого текcта, так и изменения, произведенные славянскими переводчиками и редакторами. Выявлена зеркальная структура текста, состоящая из двух дублирующихся в ряде сюжетных особенностей нарративов. Прослежены отличительные черты двух разных греческих версий, нашедших отражение в переводах (например, в оригинальной версии происходит смена нарративного фокуса). Значимой особенностью одного из славянских переводов является адаптация к древнерусскому сборнику (а именно к Прологу), в который он оказался включен. Отмечено появление в славянской версии мысли о долге Бога перед праведником. Проведена параллель данной повести и «душеполезной истории» (поджанр византийской агиографии) о раскаявшемся разбойнике. Судьбы этих текстов как в греческой, так и в славянской книжности выглядят практически одинаково: они существовали в двух версиях в греческой книжности, обе версии обоих текстов получили перевод на славянский; эти переводы вошли в те же славянские сборники (Пролог и Сводный Патерик). Выявлен ряд содержательных параллелей, важнейшая из которых — обсуждение путей спасения души мирянами вне церковной парадигмы, «нетипичная» святость. Однако, несмотря на стилевое и отчасти содержательное сходство, за счет дублирования сюжетных мотивов «Повесть о юноше и волхве» в сюжетном плане более сложна, нежели история о раскаявшемся разбойнике и более соответствует жанру литературной повести.
Ключевые слова
Полный текст
Введение
«Повесть о юноше и волхве», или «Слово о Месите-чародее», известна в науке уже с XIX в. Она неоднократно публиковалась1, один из элементов сюжета (бесовский пир в царстве бесов) подвергся особому исследованию. О. А. Журавель сопоставляла этот сюжет в ряде разных памятников, в частности в «Слове о Месите» и в «Повести о Савве Грудцыне» [Журавель: 157–195], определяя жанровую специфику текста как видение. Комментируя данную сюжетную параллель, исследовательница указывает на «усвоение Повестью о Савве Грудцыне беллетристического опыта, содержащегося в ранневизантийской литературе» [Журавель: 190].
Ранее нами были определены две версии текста — Проложная и Патериковая [Грицевская, Литвиненко (а)]. Эти версии тесно связаны со сборниками, в которые они входили. Именно по Прологам (Пространной и Краткой редакции) и по Сводному патерику памятник и получил известность. Каждая из версий пришла на Русь своим собственным путем. Нами были выявлены греческие источники текста в славянской книжности, они разные для обеих версий. Для Проложной версии — это перевод фрагмента византийского трактата
«Слово о различных образах спасения и о покаянии» [Суворов: 60–61]2. Для Патериковой версии — это греческая повесть, существующая самостоятельно [Dobschütz: 226–232] вместе с рядом других легенд о чудотворных иконах.
Ни одна из этих двух версий текста не получила устойчивого названия. Проложная версия может иметь два варианта именования. Одно из них — «Слово о Месите-чародее». Другой вариант обозначения текста, характерный для некоторых списков как Пространного, так и Краткого Пролога, возник при вхождении в Пролог и связан с датой, на которую он был включен, а именно 2 декабря. На эту дату имеется память святого Феодула патрикия, жившего при императоре Феодосии Великом. В Прологах тексту предшествует фраза: «Въ тъ ⷤдн ҃ь [02.XII] памѧⷮ прп ⷣб наго ѡца҃ нашего феодула. патрекиꙗ иже бѣ во црⷭт во великого федосьꙗ ѥпархъ». Отметим, что оба эти обозначения текста не отвечают в целом его содержанию, но связаны лишь с одной из частей. В версии Сводного Патерика сочинение вовсе не имеет названия.
В XIV в. в Болгарии был сформирован новый сборник — Стишной Пролог. Текст о Месите в Патериковой версии был включен сюда, получив при этом характерное название «Из Старчества». Возможно, именно в силу своей безымянности данная версия «потерялась» для составителей «Каталога памятников древнерусской письменности XI–XIV вв.» (КПДП: 886), не указавших ее связь с Проложной версией.
Будучи включены в весьма распространенные сборники, обе версии сочинения имели большую известность у славян и на Руси. Что является причиной такого интереса? Представляется, что главной причиной мог быть авантюрный (но благочестивый) беллетризованный сюжет. В целом он схож в обеих версиях, однако имеет и важные различия.
Методы и результаты I
Проанализируем общие черты, базовые для обеих версий и восходящие к греческому оригиналу. Композиционно сюжет строится из двух историй, объединенных единым героем (юношей), а также центральной интенцией, связанной со стойкостью в вере и воздаянием за это. Именно эта интенция и порождает важную характеристику сюжета в целом — его цикличность (деяние — воздаяние). Обе истории являются самостоятельными и законченными. Перед нами зеркально противопоставленные ситуации, служащие базисом сюжету. Зеркальность построения сюжета прослеживается на всем протяжении обеих историй. Членение по эпизодам и их взаимное отражение при этом простроены идеально. Повествование в обеих частях начинается в Константинополе. Событие, дающее толчок развитию сюжета первой истории, — это появление богобоязненного юноши на службе чародея-богоотступника, а также благосклонность («любовь») чародея к этому юноше. Начальное событие второй истории — это появление юноши, героически проявившего себя в противостоянии с бесами, на службе богобоязненного патрикия и благосклонность («любовь») последнего к этому юноше. Далее следует рассказ о пути из Константинополя, в первом случае — чародея и юноши, во втором — патрикия и юноши. В обоих случаях этот путь происходит ночью, цель его — особое место вне города, нечестивое (бесовский город в первой истории) или святое (храм Спаса во второй). Описано пребывание там и поклонение царю бесов в первом случае и иконе Спаса во втором.
Центром каждой из историй является диалог: в первой части это диалог юноши с демоном, во второй — диалог патрикия с иконой. Завершение также зеркально. Диалог каждый раз заканчивается пуантом, переламывающим состояние изображенного мира. В первом случае это ответ юноше царю бесов, после которого рушится бесовский город, во втором — ответ Бога патрикию, в котором существующая иерархия персонажей диаметрально изменена. Лишь в самом конце обеих историй автор отошел от идеи зеркальности. В первой повествуется о возвращении юноши в Константинополь и извещении городской стражи о гибели чародея, конец второй истории (и, соответственно, завершение всего сюжета) имеет варианты в разных редакциях. Это либо уход патрикия в монастырь, либо нравоучительный вывод о путях спасения души. В каждой из историй наблюдается нарастание напряжения, устремленность к пуанту (сюжетной катастрофе). В первой части в результате сюжетного движения изменяется статус героя из простого юноши в почти мученика, проявившего готовность пострадать за веру. Однако это изменение пока только внутреннее, незримое для окружающих. Во второй части после попытки патрикия привлечь к себе внимание иконы (что при повторении выглядит почти комично) следует ответ от Бога, перевернувший иерархию персонажей и установивший новый порядок мира.
Теперь статус юноши поменялся уже зримо для всех. Поменялся также и статус патрикия — с вершины (благоверный патрикий) он спустился на позицию человека, который только выполнял свои обязанности, а вовсе не совершил ничего такого, за что бы Бог его отметил.
Таким образом, наблюдается симметричность всей мотивной структуры, свидетельствующая о высокой степени искушенности автора в построении сюжета. Такого рода искушенность, как представляется, свидетельствует о риторической подготовке автора, поскольку, как известно, для риторов вопросы композиции текста являлись ключевыми.
При этом изложение достаточно сухо и деловито, «не литературно», здесь нет никаких отступлений от фабулы. Протагонист обрисован схематично, и его оппоненты — маг и патрикий — выглядят гораздо убедительнее и живее. Именно они придают повествованию элемент беллетристичности. Для них также нет углубленной характеристики, однако они представлены значительно полнее, нежели юноша. Маг хитер, коварен и самоуверен. Патрикий простоват и даже несколько комичен. Представляется, что именно поэтому повесть могла носить названия по именам этих героев.
II
В целом названные особенности характерны для обеих версий текста. При этом имеется ряд деталей сюжета, свойственных той или иной версии. Бóльшая часть расхождений между ними восходит к греческим оригиналам3. Можно привести следующие наиболее значимые моменты.
- В Патериковой версии указано, что волхв был чрезвы-
чайно силен в своем чародействе («и толїко сїленъ сьи влъшебноѫ
хытростїѫ. елїко прѣвъꙁытї емꙋ въсѧ иже ѿ вѣка влъхвы»4). Подобного указания в Проложной версии не имеется.
- В Патериковой версии отношения волхва и царя бесов обрисованы не как отношения господина и любимого слуги (что имеет место в Проложной), но скорее как близкие и дружеские и даже равные («ѡнъ же прїѫ ⷮ его съ любовїѫ рекъ к немꙋ.
что хощешї гⷭи мои, сѫ ⷮ лї тебѣ ꙋгодн аа въсѣ»5); при том подчерк-
нуто, что такие отношения существовали не только с господином, но и со всем его двором («срѣтаахѫ ⷤ и цѣловаахѫ влъхва мно сⷤ тва еⱚїѡпъ. бесѣдꙋѫще и послѣдꙋѫще емꙋ»6).
- Характерной чертой Патериковой редакции является появление диалога между волхвом и царем бесов:
«[Царь бесов] — что хощешї гⷭи мои, сѫ ⷮ лї тебѣ ꙋгоднаа въсѣ7?
[Волхв] — еи влкⷣ о, и се го радї прїидо ⷯ поклони ⷮ сѧ тебѣ. и блг҃ одарїтї тѧ8.
[Царь бесов] — и еще мнжⷪ ае дарованїе даⷭт ї сѧ»9.
- При сравнении образа бесовского пира фокус внимания нарратора различен. В Проложной версии в первую очередь нарратор видит пир10, в Патериковой — царя бесов11.
Проложная версия | Патериковая версия |
«и обрѣтоста храмъ превеликъ. и в немь свѣтилникꙑ ꙁлатꙑ. и свѣща горѧща. и столꙑ и слугꙑ многꙑ. и нѣкꙑꙗ сѣдѧща одесную и ѡшюю. всѧ синьца суща. та же и нѣкоѥго велика синьца суща. на престолѣ вꙑсоцѣ сѣдѧща. въ ѡбраꙁѣ црѧ». | «прїидошѫ въ нѣкѫѫ полатѫ ꙁѣло велїкѫ. въ неи же ѡбрѣтошѫ нѣкоего мрⷹ їна сѣдѧща, и ини пр ⷭ ⷭ ⷭт ли множъства. ѿ деснѫѧ, и ѿ шꙋѫ его, и множъство свⷺтїлнїкъ горѧщи ⷯ ꙁлатї же и сръбрънї. и ѡвї ꙋбо сѣ ⷣхѫ. ѡдеснѫѫ его. дрꙋꙁїи же ѿшꙋѫ емꙋ». |
- В Патериковой редакции показана реакция юноши на участников пира: они представляются ему отвратительными
(«ꙁршⷺе въсѧ мꙋрїны сѫща. и гнѫшааше сѧ пон ⷺ прїблїжи ⷮ сѧ едїномꙋ и.ⷯ
ше.ⷣ же и стоаше прї нечъстївѣмъ. ѡн ⷨѣ влъхвѣ»12).
- Имеется разница в изображении катастрофы, произошедшей с бесовским городом. Если в Проложной редакции он «пал» и «погиб» («паде и погыбе»13), то в Проложной редакции царь бесов вместе со своим престолом пал на землю, бесы и волхв внезапно исчезли, а «храм и град превратились ни во что» («храмъ же ѡнъ и гра,ⷣ нї въ что ⷤ раꙁыде сѧ»14).
- В Патериковой редакции подробно описано возвращение юноши в город. Не упущен целый ряд деталей: ворота в город закрыты, поскольку вечер уже закончился, пришлось стучаться и объясняться со стражей, которой юноша «поведал все бывшее» («повѣда… въсѣ бывшаа»15).
- В Патериковой редакции присутствует локальная конкретика, поскольку назван храм, где молились патрикий и юноша, — Фрефрон.
- В Проложной версии милостыня выдвигается как важнейший элемент получения милости Божией16. Эта идея созвучна многим славянским текстам эпохи — например, она звучит в известном «Слове о преступлении закона»17 (Пролог, 12 января), имеющем источником фрагмент из проповеди Иоанна Златоуста18, переработанный и пересказанный славянским книжником [Грицевская, Литвиненко (b)]. В этом сочинении содержится мысль о том, что отсутствие милостыни к бедным не может быть искуплено даже усердием в делах веры и молитвы. Отсутствие милостыни является единственным грехом, ведущим грешника прямиком в геенну. Убежденность в значимости милостыни для спасения выражена в доводах патрикия к иконе (см. подчеркнутое)19:
Проложная версия | Патериковая версия |
«г ⷭи мои їсⷭе хⷭе . въскую ѿвращаѥши лице своѥ ѿ раба твоѥго. тꙑ самъ вѣси. ꙗко николи же не ѿвратихъ лица моѥго ѿ че в҃ ѣка просѧща млⷭт нѧ ѿ мене. въскую ѿвращаѥши ѿ мене недостоинаго раба твоѥго влд҃ ко». | «не ѿвратї влⷣко лїца твоего ѿ мене. нѫ прїꙁрї на мѧ и помїлꙋи мѧ. ꙁане гршⷺ енъ есм ꙸ влкⷣ о, Съвѣмъ бо. ѡбаче не съвѣ ⷨ себе сицево съгршⷺ енїе сътворъша. ꙗко да тако ѿвращаешї лїце свое ѿ мене». |
- В Проложной версии приведенного фрагмента наблюдается неожиданная особенность повествования, восходящая к греческому оригиналу. Это смена нарративного фокуса (диегетический нарратор меняется на недиегетического). При этом внезапно выясняется, что повествование ведется со слов юноши. Указанная замена происходит в наиболее драматичном месте новеллы (см. подчеркнутое):
«къ нем ⷤꙋ ѿвѣща глѧ҃ , еи влⷣко, и сего радї прїидо ⷯ поклони ⷮ сѧ тебѣ.
и блг҃ одарїтї тѧ. гла҃
емꙋ. и еще мнжⷪ
ае дарованїе даⷭт ї сѧ, проче ꙋбо сѧдїи.
и сѣде на пръво ⷨ прѣстолѣ ѿ деснѫѫ е ⷢ. юноша ⷤ рⷱе н же съ влъхвомъ вънїде.
ꙁршⷺ е въсѧ мꙋрїны сѫща. и гнѫшааше сѧ пон ⷺ прїблїжи ⷮ сѧ едїномꙋ и.ⷯ ше.ⷣ
же и стоаше прї нечъстївѣмъ. ѡн ѣⷨ влъхвѣ. въꙁрѣв же на мѧ ре ⷱ повѣдааше
юношѫ. кнѧꙁъ мꙋрїновъ ѡ н ⷨѣ. и въпросї влъхва глѧ҃ . что ѥ ⷭ члв҃ къ сь прїшедыи съ тобоѫ. ѿвѣщав же влъхвъ. рабъ твои ѥ ⷭ влⷣко»20.
Суммируя характер различий между версиями, можно сделать вывод о том, что Патериковая версия более беллетризована, в ней нагнетается драматизм, имеют место попытки обрисовать эмоциональное состояние героев. Вместе с тем Проложная редакция более конкретна и выглядит более архаичной.
III
Проложная версия является дословным переводом греческого оригинала, а перевод Патериковой версии является более свободным [Грицевская, Литвиненко (a)]. Славянские версии в целом сохранили сюжетные особенности греческого оригинала. Однако присутствуют некоторые детали, включенные, возможно, славянским книжником (во всяком случае, подобные детали отсутствуют в известных нам греческих20 Ср. с греч.: πρὸς αὐτὸν ἀποκριθεὶς ὁ ἄθλιος ἔφη· «ναί, δέσποτα, καὶ τούτου χάριν ἦλθον προσκυνῆσαί σοι καὶ εὐχαριστῆσαι τὰ μέγιστα». λέγει αὐτῷ ὁ δῆθεν ἐπὶ τοῦ θρόνου καθήμενος· «καὶ ἔτι πλέον σοι χαρισθήσεται, κέλευσον· καθέζου». τότε ὁ Μεσίτης ἐκάθισεν πρωτοκάθεδρος ἐν τῷ δεξιῷ σκάμνῳ.
- ἐγὼ οὖν, φησὶν ὁ νοτάριος, ὁρῶν πάντας Αἰθίοπας ὄντας καὶ βδελυττόμενος τοῦ πλησιάσαι τινὶ ἐξ αὐτῶν, ἀπελθὼν ἔστην ὀπίσω τοῦ ἀθλίου Μεσίτου. καὶ ἀτενίσας τοῖς ὀφθαλμοῖς αὐτοῦ εἰς ἐμὲ ὁ ἐπὶ τοῦ θρόνου καθεζόμενος ἠρώτα τὸν δύστηνον Μεσίτην λέγων· «οὗτος ὁ ἄνθρωπος ὁ μετὰ σοῦ τίς ἐστιν»; λέγει αυτῷ ὁ δείλαιος Μεσίτης· «δοῦλός σου πέφυκεν, δέσποτα». текстах). Приведем наиболее яркие моменты, характерные для славянских версий.
- Особенности Проложной версии связаны с адаптацией к сборнику, в который она включена. Как уже отмечалось, именно в составе Пролога патрикий обрел имя Феодул.
- В Проложной версии сюжет второй новеллы оканчивается тем, что патрикий также взыскует подвиг, становясь монахом, из патрикия — «живым мертвецом». В Патериковой версии текст завершается обращением к братии с призывом прислушаться к этой повести, «всякой похвалы и пользы исполненной» («въсѣкыѫ похвалы и полꙁѧ исплънъ сѫщѫ»21). В ряд списков Патериковой версии включено развернутое чтение, для которого не прослеживается параллелей в известных нам греческих списках текста. В нем имеется весьма важный уникальный акцент на долге Бога перед верующим (см. подчёркнутое)22:
Краткое чтение | Развернутое чтение |
«тебе ꙋбо блгд҃ арѧ ꙗко ѿ и ⷯ же дароваⷯ тї. прїносїшї мї млтⷭы нѧ. и сего ꙗко въ мнозѣ страсѣ, и въ врѣмѧ нѫж ыⷣ . не ѿвръже сѧ мене и вѣры своеѫ. нѫ исповѣда. ѡца҃ и сна҃ и стго дха҃ ». | «тебе оубо благодарю ꙗко ѿ них же даровах ти приносиши млт҃ ынѧ. сему же оуноши дълженъ есмъ. и любѧ его и блгодарѧ. ꙗко въ мнозѣ страсѣ и въ времѧ нужны не ѿврежесѧ мене и вѣры своєꙗ. но исповѣда ѿца и сна҃ и стг҃ о» дха҃ ». |
Обсуждение
В своей недавней монографии, посвященной византийской книжности, С. А. Иванов отмечает существование в Византии особого агиографического поджанра — «душеполезные истории»23. Это короткие занимательные рассказы, массово распространенные в Империи. Исследователь отмечает, что жанр этот мало опубликован и недостаточно исследован [Иванов: 133, 142]. С. А. Иванов анализирует ряд «душеполезных историй», из которых наиболее важным для нашего исследования представляется текст о раскаявшемся разбойнике. Дело в том, что судьбы текста о раскаявшемся разбойнике и текста о юноше и чародее имеют много точек соприкосновения. Обе истории известны в двух греческих версиях, оба текста могли приписываться (не всегда) Анастасию Синаиту [Иванов: 253], [Грицевская, Литвиненко (a)]. Помимо этого, каждая из них существовала по крайней мере в двух славянских переводах, восходивших в обоих случаях к разным греческим версиям. Бытование обеих пар переводов в славянской книжности параллельно. Одна из версий этих текстов вошла в Пролог, вторая — в Сводный Патерик24.
Можно назвать ряд содержательных аспектов, связывающих текст о разбойнике и текст о юноше и волхве.
- Оба текста описывают события, произошедшие во время правления императора Маврикия25. С. А. Иванов отмечает, что в эпоху первых десятилетий VII в. «в моде были повести о нетрадиционной святости, а культ императора Маврикия всячески пропагандировался Ираклием» [Иванов: 252]. Таким образом, обе истории, по-видимому, связаны единым культурным полем, к которому они принадлежат.
- Оба текста пронизаны троичной символикой. Относительно истории о разбойнике это наблюдение сделано С. А. Ивановым [Иванов: 291]. Относительно текста о Месите можно отметить, что он сконструирован вокруг тринитарного мотива (особенно четко это прослеживается в Патериковой версии, где неоднократным субъектом референции выступает Божественная Троица). Тринитарный мотив является, наряду с идеей «деяния — воздаяния», связующим элементом, создающим повествовательное единство «паратактической» структуры, в которой разные части повествования сосуществуют достаточно свободно.
- Обе истории связаны с темой спасения души мирскими людьми вне монастыря, вне аскетических подвигов и вне церковной парадигмы. Если история о разбойнике может служить примером спасения через покаяние, то повествование о юноше реально было включено в текст о путях спасения души [Грицевская, Литвиненко (a)] в качестве «прилога», иллюстрирующего «особый», самый эффективный путь спасения.
- Обе истории погружают читателя в мир трансцендентного, существующего бок о бок с реальным миром и не требующего особых усилий, чтобы быть проявленным. Вполне обыденно и повседневно выглядят явление чудес, беседа с иконой (которая ответит, если с усердием просить). В обоих текстах в качестве персонажей фигурируют «мурины» (бесы).
- В обеих историях наблюдается сходство в обрисовке протагониста. Как отмечает С. А. Иванов, «в “душеполезных историях” главный персонаж не персонифицирован, а скорее типизирован, несмотря на исключительность его истории» [Иванов: 287]. У протагонистов обеих историй нет имен, только социальный статус («юноша», «разбойник»).
- Можно предположить, что источники сюжетов обоих повествований имеют в конечном итоге более или менее отдаленные фольклорные корни и базируются на неких устных городских нарративах. Типологически такого рода рассказы могут иметь тот же генезис, что и поздний русский фольклорный жанр быличек.
Таким образом, мы видим два нарратива, структурно и сюжетно близких. Они, несомненно, принадлежат к одному кругу византийских текстов, которые можно обозначить как «душеполезные истории», связанные отчасти структурой сюжета и имеющие практически идентичную историю бытования сначала в греческой книжности, а потом и в славянорусской.
Путь лишь одного текста в одних и тех же сборниках может быть случайным, однако совпадение судьбы сразу двух не расположенных рядом текстов, не составляющих единого текстового блока, свидетельствует о закономерностях в формировании сборников, о соотношении их с греческой книжностью, как с сюжетно-жанровой, так и с текстологической стороны. Возможно, дальнейшие исследования покажут и иные параллели в бытовании греческо-славянских версий, что даст основание сделать выводы о движении и взаимовлиянии текстов различных эпох и различных культур.
Выводы
Текст о юноше и волхве («Слово о Месите-чародее») восходит к одному из поджанров византийской агиографии — «душеполезным историям», «благочестивым анекдотам», распространенным в Византии, жанру, по мнению исследователей, малоизученному. Подобного рода произведения, связанные с народными представлениями о потустороннем, включающие демонологические мотивы, позволяют «прояснить некоторые стороны русской религиозной культуры» [Пигин: 27]. Волшебные истории, схожие с текстом о юноше и волхве, были распространены в Византии, а потом в потоке переводной книжности пришли к славянам и на Русь, где обрели новых читателей и новое звучание, влившись в традиционные славянские сборники.
При этом история о юноше и волхве имеет литературный сюжет, состоящий из двух частей, одна из которых зеркально отражает другую. Это выделяет данное сочинение из полуфольклорного агиографического поджанра «душеполезных историй», к которому, несомненно, восходят обе части текста. Таким образом, памятник представляет собой обработку фольклорного нарратива, литературную повесть, выстроенную на его основе.
Еще одна сторона жанровой истории текста — это существование его внутри сборников, весьма распространенных и чрезвычайно важных для истории древнеславянской и древнерусской книжности — Пролога, Сводного Патерика, Стишного Пролога. Наблюдения над их формированием являются весьма значимыми для современной медиевистики, поскольку выявляют судьбы целых систем текстов, глубинную историю межкультурных взаимовлияний и заимствований.
Список сокращений
ВМЧ, 2 декабря — Великие Минеи Четии, собранные Всероссийским митрополитом Макарием. М.: Издание Археографической комиссии, 1901. Т. 1. 2 декабря.
ВМЧ, 31 декабря — Великие Минеи Четии, собранные Всероссийским митрополитом Макарием. М.: Издание Археографической комиссии, 1901. Т. 1. 31 декабря.
КПДП — Каталог памятников древнерусской письменности XI–XIV вв. / отв. ред. О. В. Творогов; [сост. Д. М. Буланин, А. А. Романова, О. В. Творогов, Ф. Томсон, А. А. Турилов]. СПб.: Дмитрий Буланин, 2014. 944 с. (Studiorum Slavicorum Orbis; вып. 7.)
CPG — Geerard M. Clavis Patrum Graecorum. Turnhout: Brepols, 1974. (Vol. 2.)
PG — Migne J.-P. Patrologiae Cursus Completus. Paris, 1862. (Series Graeca; vol. 62.)
1 Данный текст упомянут как входящий в ранние русские четьи сборники [Творогов], Прологи [Прокопенко] и Патерики [Николова]. Несколько раз он был опубликован в разных версиях по разным источникам [Литературный сборник XVII века «Пролог»: 205–206], [Николова: 253–255], (ВМЧ, 2 декабря: кол. 47–49), (ВМЧ, 31 декабря: кол. 2685–2688).
2 Ср. греч. текст в: [Richard, Munitiz: 202] и перевод на русский в: [Анастасий Синаит: 156–159].
3 Для всех славянских фрагментов в статье указаны соответствующие греческие параллели.
4 Ср. с греч.: ὑπερβάλλων ἐν τῇ μαγικῇ αὐτοῦ τέχνῃ πάντας τοὺς ἐξ αἰῶνος φαρμακούς.
5 Ср. с греч.: ὁ δὲ ἀποδέχεται αὐτὸν ἐμμενῶς λέγων πρὸς αὐτόν· «τί ἐστιν, κύρι Μεσίτα; γίνονται πάντα τὰ θελήματά σου»;
6 Ср. с греч.: καὶ εὐθέως ἀνοίξαντες αὐτοῖς οἱ ἔνδον ὄντες Αἰθίοπες πάμπολλοι καὶ ἀναρίθμητοι ὑπήντων καὶ ἠσπάζοντο τὸν Μεσίτην προσαγορεύοντες προοδoπoιoῦντες.
7 Ср. с греч.: «τί ἐστιν, κύρι Μεσίτα; γίνονται πάντα τὰ θελήματά σου;».
8 Ср. с греч.: «ναί, δέσποτα, καὶ τούτου χάριν ἦλθον προσκυνῆσαί σοι καὶ εὐχαριστῆσαι».
9 Ср. с греч.: «καὶ ἔτι πλέον σοι χαρισθήσεται».
10 Ср. с греч.: καὶ εὑρίσκουσι ναὸν παμμεγέθη καὶ πολύφωτα χρυσᾶ καὶ λαμπάδας καὶ φῶτα καὶ σκάμνα καὶ ὑπουργούς τινας καθεζομένους ἐκ δεξιῶν καὶ ἐξ εὐωνύμων, πάντας αἰθίοπας ὄντας, εἶτα καί τινα παμμεγέθη ὁμοίως αἰθίοπα καθεζόμενον ἐπὶ θρόνου ὑψηλοῦ ἐν σχήματι βασιλέως.
11 Ср. с греч.: εἴς τινα χαμοτρίκλινον παμμεγέθη, ἐν ᾧ καὶ εὗρον ἄπειρα καὶ πολύφανα ἀργυρᾶ καιόμενα καὶ κηράπτας χρυσοῦς ἅπτοντας καὶ σκάμνα ἐκ δεξιῶν καὶ ἐξ εὐωνύμων καὶ θρόνον ὑψηλὸν καί τινα Αἰθίοπα μέγαν.
12 Ср. с греч.: ὁρῶν πάντας Αἰθίοπας ὄντας καὶ βδελυττόμενος τοῦ πλησιάσαι τινὶ ἐξ αὐτῶν, ἀπελθὼν ἔστην ὀπίσω τοῦ ἀθλίου Μεσίτου.
13 Ср. с греч.: ἔπεσεν и ἀπόλωλεν.
14 Ср. с греч.: ὁ οἶκος ἐξέλιπεν, τὸ κάστρον κατεπόθη.
15 Ср. с греч.: διηγεῖται... πάντα τὰ γενόμενα.
16 Ср. с греч.: κύριε μου Ἰησοῦ Χριστέ, διὰ τί ἀπέστρεψας τὸ πρόσωπόν σου ἀπ᾽ ἐμοῦ τοῦ δούλου σου; σὺ γὰρ γινώσκεις, ὅτι κατὰ δύναμιν οὐκ ἀπέστρεψα τὸ πρόσωπόν μου ἀπὸ ἀνθρώπου δεομένου ἐλέους, καὶ διὰ τί ἀποστρέφεις τὸν ἀνάξιον δοῦλόν σου, δέσποτα;
17 Славянский текст издан в: [Афанасьева, Левшина: 122–123].
18 Греческий текст издан в: PG 62.599–662 (CPG 4437) под названием In epistulam II ad Timotheum homiliae 1–10.
19 Ср. с Патериковой версией. Греч.: μὴ ἀποστρέψῃς τὸ πρόσωπόν σου ἀπ᾽ ἐμοῦ τοῦ εὐτελοῦς καὶ ἀναξίου δούλου σου, ἀλλ᾽ ἐπίβλεψον ἐπ᾽ ἐμὲ καὶ ἐλέησόν με. ὅτι μὲν γὰρ ἁμαρτωλός εἰμι καὶ ταπεινός, ὁμολογῶ καὶ γινώσκω καὶ ἐπίσταμαι, δέσποτα· πλὴν oὐ συγγινώσκω ἐμαυτὸν τοιαύτην ἁμαρτίαν ποιήσαντα, ὅτι οὕτως ἀποστρέφεις τὸ πρόσωπόν σου ἀπ᾽ ἐμοῦ.
20 Ср. с греч.: πρᾶγμα παντὸς ἐπαίνου καὶ ὠφελείας πεπληρωμένον.
21 Ср. с греч.: πρᾶγμα παντὸς ἐπαίνου καὶ ὠφελείας πεπληρωμένον.
22 Более подробно о данном разночтении см.: [Николова: 253–255].
23 Ряд душеполезных историй, приписываемых Павлу Монемвасийскому, издан Вортли [Wortley].
24 История о разбойнике, по указанию С. А. Иванова, вошла в Пролог на 17 октября. Также она, по нашим наблюдениям, вошла в Сводный патерик (в иной версии) [Николова: 352].
25 Проложная версия истории о юноше и волхве иногда относит повествование ко времени императора Феодосия; это связано с соотнесением в этой версии текста с культом святого Феодула патрикия.
Об авторах
Ирина Михайловна Грицевская
Сыктывкарский государственный университет им. Питирима Сорокина
Автор, ответственный за переписку.
Email: irgri@inbox.ru
ORCID iD: 0000-0002-9061-5070
доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка
Россия, пр. Октябрьский, 55, Сыктывкар, 167001Вячеслав Владимирович Литвиненко
Карлов университет
Email: vyacheslav.lytvynenko@gmail.com
ORCID iD: 0000-0001-5519-8980
PhD, научный сотрудник кафедры философии
Чехия, ул. Черна, 646/9, Прага, 115 55Список литературы
- Анастасий Синаит. Вопросы и ответы / пер. с греч., вступ. ст. и коммент. А. И. Сидорова. М.: Сибирская Благозвонница, 2015. 672 с.
- Афанасьева Т. И., Левшина Ж. Л. Пандекты Никона Черногорца в ркп. РНБ, Греч. 70 // Лингвистическое источниковедение и история русского языка, 2006–2009. М.: Древлехранилище, 2010. С. 104–157.
- Грицевская И. М., Литвиненко В. В. Повесть о юноше и чародее в славянской книжности // Studia Ceranea (в печати). (а)
- Грицевская И. М., Литвиненко В. В. Дидактическая тематика в текстах славянского Псевдо-Афанасия // Palaeobulgarica (в печати). (b)
- Журавель О. Д. Сюжет о договоре человека с дьяволом в древнерусской литературе. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1996. 234 c.
- Иванов С. А. Византийская культура и агиография. М.: ЯСК, 2020. 536 с.
- Литературный сборник XVII века «Пролог» / подгот. О. А. Державина, А. С. Демин, А. С. Елеонская и др. / под ред. А. С. Демина. М.: Наука, 1978. 298 с.
- Николова С. Патеричните разкази в бьлгарската средневековна литература. София: Издателство на Българската Академия на Науките, 1980. 367 с.
- Пигин А. В. Демонологические сказания в русской рукописной книжности XIV–XX вв.: автореф. дис. … д-ра филол. наук (10.01.01). СПб., 1999. 30 с.
- Прокопенко Л. В. Состав и источники Пролога за сентябрьскую половину года по спискам XII — начала XV в. // Лингвистическое источниковедение и история русского языка, 2006–2009. М.: Древлехранилище, 2010. С. 158–312.
- Суворов Н. С. К истории нравственного учения в восточной церкви // Византийский Временник. СПб., 1903. Т. 10. Вып. 1–2. С. 31–62.
- Творогов О. В. Древнерусские четьи сборники XII–XIV вв. (Статья первая) // Труды отдела древнерусской литературы. Л.: Наука, 1988. Т. 41. С. 197–214.
- Dobschütz E. Christusbilder: Untersuchungen zur christlichen Legende. Leipzig: J. C. Hinrichs, 1899. 357 s.
- Richard M., Munitiz J. Anastasii Sinaitae. Quaestiones et Responsiones. Turnhout: Brepols, 2006. 286 p. (Corpus Christianorum; Series Graeca 59.)
- Wortley J. Les récits édifiants de Paul, évêque de Monembasie, et d’autres auteurs. Introduction et texte. Paris: Éditions du CNRS, 1987. 144 p. (Sources d’Histoire Médiévalé publiées par l’Institut de Recherche et d’Histoire des Textes.)
Дополнительные файлы
