The variety of interpretations of the concept of the «Russian World»

Full Text

Обращение к «русскости», русской культуре, Русскому миру является сегодня не только предметом исключительно научного интереса. Оно имеет важное стратегическое значение, поскольку в последние десятилетия нашей культуре и нашей национальной идентичности бы нанесен серьезный урон.

 При этом мы вынуждены констатировать концептуальную неоднозначность и непроработанность данного понятия вплоть до нынешнего момента. Известный российский философ В. Н. Расторгуев еще в 2015 году писал: «В последние годы в бесчисленных дискуссиях о «русском мире» наши аналитики напустили много теоретического тумана, но так и не предложили ни одной сколько-нибудь заметной и, главное, признанной научной концепции или школы, в рамках которой появился бы известный концепт, раскрывающий идею русского мира» [11, с. 152–158].

Рассеивается ли этот «теоретический туман» относительно Русского мира с течением времени? Изменилась ли ситуация с того времени? И если изменилась, то как? Большинство современных трактовок Русского мира соответствуют одной из позиций в следующей типологии подходов к анализу содержания понятия «Русский мир»: 1) геополитическая реальность, 2) геоэкономическая реальность, 3) неповторимая этнокультурная общность людей, проживающих не только в России, 4) православная цивилизация [6, с. 210]. Это достаточно устойчивая типология, отражающая реальное исследовательское поле. В этих трактовках Русский мир выступает в качестве позитивной ценности национального и культурного самосознания, его глубинного инвариантного ядра и духовного архетипа.

При этом необходимо отметить, что, несмотря на существующую классификацию различных подходов к пониманию Русского мира, современные исследователи полагают, что «единого определения понятия ‟Русский мир‟ не существует», что «понятие ‟Русского мира‟ и выстроенная /выстраиваемая вокруг него концепция до сих пор недостаточно определены», что «вопрос о Русском мире относится к числу открытых вопросов» [6, с. 27]. Такое положение вещей не исключает, а как раз стимулирует дальнейшие исследования Русского мира в разных аспектах.

Важным является анализ ценностного перелома в мире, произошедшего после развала СССР. Вот, например, каким образом Н. А. Нарочницкая объясняет это: «Новый передел мира, начавшийся с разрушением исторического государства Российского под видом краха коммунизма, осуществляется, как и «во времена тиранов», прямой военной силой, однако под флером псевдогуманистического либерального универсализма. Центральная новая идеологема – «права человека» и земная жизнь как высшая ценность – этот либеральный новый «коммунистический манифест» апостасии ХХI века, становится логическим завершением идеи автономности человека от Бога, итогом антихристианского Просвещения, который к рубежу Третьего Тысячелетия ведет через безверие к полной дегуманизации человека и подрыву не только двухтысячелетней христианской культуры, но и самого человеческого общежития, ибо человек только там, где дух выше плоти» [7, с. 13].

Как геополитические пророчества о Русском мире звучат слава В. Л. Цымбурского: «Наступающий век с определяющейся конфигурацией «острова Россия» требует от ее правителей нового геополитического такта, минимизации негативных возмущений извне на решающей стадии становления городской России, в гармонизированных отношениях русского города с землей (после страшного торжества над деревней в XX веке). Стремиться к тому, чтобы городская Россия успела оформиться и предстать к моменту, когда закат нынешнего мирового порядка поставит русских перед проблемами, сейчас лишь отчасти вообразимыми» [14, с. 11]. В. Л. Цымбурский говорил также о невозможности ограничения Русского мира только лишь русскими диаспорами и общинами за рубежом, отмечая при этом, что современная Россия является ядром Русского мира и «генератором русскости» [13, с. 513].

В. В. Кожинов делает интересные наблюдения о феномене русского западника, который в современном контексте является антиподом Русского мира: «Западник – это в конечном счете «разновидность», «тип» именно русского человека, которым овладело стремление превратиться в западноевропейца, и с известной точки зрения «русское» в этом типе выступает даже более явно и резко, чем в тех русских людях, которые попросту живут в своем мире, оставаясь самими собой. Более резко потому, что в «западниках» очевиден как бы некий надлом, или, пользуясь популярным определением, «комплекс национальной неполноценности», который они стремятся изжить. Поэтому последовательное западничество являет собой, в сущности, один из видов русского экстремизма (который вообще характерен для русских)» [5, с. 199].

Преодолевая национальные рамки, Русский мир становится цивилизационной идеей. Это возможно лишь благодаря сотрудничеству всех народов России и родственных русским народам других государств, представители которой соединены между собой духовными феноменами: общими традициями, языком, образом жизни, ценностями и вообще, исторической судьбой. Духовный фактор оказывается первичнее прочих, основанных на эмпирических реалиях, таких как территориальные границы, например. Это важно для русской аксиосферы в целом, которая отличается тем, что духовное всегда ставит выше материального в любой сфере. В данном случае – в вопросах социального и культурного строительства Русского мира. Схожую позицию высказывает С. В. Перевезенцев: «Совместными усилиями народы России, объединившись вокруг русского народа, создали уникальное цивилизационное образование – Русский мир» [9, с. 10].

Среди современных исследований Русского мира достаточно большое количество работ, посвященных классическим именам русской философии, которые внесли существенный вклад в формировании онтологии Русского мира. Исследования посвящены Ф. М. Достоевскому, Н. А. Бердяеву, И. А. Ильину и др. Например, про И. Ильина современный исследователь пишет: «Феномен русской культуры мыслитель толкует широко, включая веру, ход исторического развития, историю становления государства, комплекс главных общественных проблем, но прежде всего он имеет в виду пронизывающую весь русский мир и одухотворяющую Россию и русский народ особую стихию» [10, 12].

Истоки формирования концепции Русского мира уходят в XIX век, когда, как в эпоху царствования Николая I, произошло заметное оживление национального вопроса. Значительным стимулом к пробуждению национального самосознания, которое серьезно озаботилось вопросами культурной самобытности, исторического пути и места в мировой истории, было, конечно, выступление П. Я. Чаадаева в «Философических письмах», где он поставил под сомнение само существование России как полноценного государственно-цивилизационного образования. Известны его радикальные высказывания в адрес России: «Мы никогда не шли об руку с прочими народами, мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода, мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспитанием человеческого рода» [15, с. 41].

Несмотря на острый и подчас несправедливый критицизм, у Чаадаева присутствует глубокое провиденциальное и историософское убеждение в том, что, несмотря на все исторические неудачи и культурную непроизводительность, у нас есть предназначение и какая-то исключительность, которую он чувствует. Он не может рационально выразить, в чем это предназначение и исключительность, но он – как христианский философ – убежден (в отличие от секулярных либералов), что это предназначение есть.

Размышления Чаадаева имели, безусловно, положительное влияние на развитие русской общественной мысли, на становление отечественной историософии. Как отмечает исследователь С. А. Нижников, «Чаадаев актуализировал проблему развития России и Западной Европы в их соотнесенности, способствуя тем самым формированию славянофильского и западнического общественно-политических направлений в русской мысли. Он выразил общее стремление к осмыслению истории, к философскому осознанию прошлого и будущего» [8, с. 488].

Несмотря на то, что в XIX веке мы не сможем назвать ни одного значительного имени, которое бы не занималось вопросами, связанными с Россией, все же выделяются две фигуры, более всего имевшие отношение к становлению концепта Русского мира. Это Ф. М. Достоевский, давший глубинное понимание русской идеи, которая с тех пор является неотъемлемым духовным содержанием Русского мира, и «крестный отец» Русского мира Н. Я. Данилевский. У них, безусловно, много общего – как в раскрытии уникальности России и ее культуры, так и в ее отличии от западноевропейской, более всего – романо-германской Европы, испытывающей традиционное враждебное отношение к России.

В своем фундаментальном труде «Россия и Европа» Н. Я. Данилевский затронул широкий спектр вопросов, имеющих самое непосредственное отношение к современности. Трудно назвать проблему, затронутую им в середине позапрошлого столетия, которая не обсуждалась бы сегодня, не была бы актуальна. Это и традиционная враждебность Европы к России, и невежество Европы относительно России, и вопрос о принадлежности России к Европе, и различия между Западом и Востоком, и отношение народного к общечеловеческому, и вопрос о гибели Запада, и Константинополь, и русская подражательность Западу, и оценка войн, которые вела Россия, и русские бунты, и противоположность между Америкой и Россией и многое другое, не сходящее повестки дня уже второе столетие. И, конечно, главный вопрос, имеющий непосредственное отношение к Русскому миру, это славянский культурно-исторический тип и место России в нем.

Историософская концепция Русского мира, представленная в «Пушкинской речи» Достоевского, безусловно, является не просто вершиной национальной историософии, но и всей духовной культуры России, ее вселенской миссии. Для самого автора – это было вершинным событием в его жизни и творчестве: «Достоевский вложил в «Пушкинскую речь» самое сокровенное, что он вынашивал всю свою жизнь» [3, с. 324]. Идея о «всемирной отзывчивости» русского человека, часто до конца не понимаемая, а также мысль о «всечеловечности» русского национального идеала, представляет собой своего рода «светскую транскрипцию» церковного идеала соборности, спроецированную на эмпирическую реальность национального бытия. «Национальная идея русская есть, – говорит Достоевский, – в конце концов, всемирное общечеловеческое единение» [2, с. 131].

Это чисто христианский идеал, на бесконечность отстоящий от либеральных идеалов общечеловеческого прогресса, или глобализации в современном англосаксонском виде, представляющий собой чисто секулярный вариант. У Достоевского же прямая отсылка к словам апостола Павла, «где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол: 3: 11-11). Критики Достоевского не поняли разницы между всечеловеческим и общечеловеческим. Тонкий лексический нюанс, за которым стоят целые миры. У Достоевского всечеловек – это христианин, и его слова «стать всечеловеком» не имеют никакого геобаллистического смысла, это стремление быть христианином. Все-человек – это Христос, объединяющий все человечество в себе, в то время как обще-человек – человек общества, «общественный, секулярный, ничейный, всегда объеденный какими-то ложными идеями и принципами».

Сербский богослов и философ, святой Сербской православной церкви преп. Иустин (Попович) посвятил изучению Достоевского много времени. Вот каким образом он поясняет христианский смысл «Пушкинской речи» писателя: «Всечеловечество, богочеловечество есть цель человечества, богочеловеческий всечеловек есть цель человека – так учит Православие, так учит Достоевский. Об этом всечеловеке и о всечеловечестве Достоевский начал говорить и писать первым, а в конце концов по-пророчески и по-апостольски провозгласил это, проповедуя всечеловека и всечеловечество в своей вдохновенной «Пушкинской речи»» [4, с. 292]. Исходя из этого, преп. Иустин так определяет миссию русского народа в свете идеалов Достоевского: «Такую великую всечеловеческую роль Достоевский отводит русскому народу не потому, что это русский народ, а потому, что это православный народ, потому что он православный Образ Христа хранит свято и благолепно» [4, с. 292].

Русский мир в свете такого понимания – это пространство мирового смысла, пространство, где творятся смыслы, где обыденная жизнь во всей ее суете и бессмысленности, абсурдности и пустоте наполняется высшим смыслом. Неслучайно поиск смысла – отличительная черта отечественной философии.

Таким образом, подведем итоги. В современном исследовательском пространстве обнаружены различные дискурсы Русского мира, среди которых лингвистический, религиоведческий, литературоведческий, филологический, исторический, политологический, культурологический и, собственно, философский. На фоне этой многоголосицы выявлено инвариантное ядро Русского мира, основанное на духовной сверхэтничности русскости, а также – на историософской сущности русской идеи, которую можно определить, как духовный бастион традиционных ценностей (Катехон), удерживающий мир от антропологической деградации и физического уничтожения.

About the authors

Yuri V. Kot

Moscow State Institute of Culture

Author for correspondence.
Email: kotkot_76@mail.ru

Dean of the Faculty of Media Communications and Audiovisual Arts

Russian Federation, Khimki, Moscow region

Ekaterina L. Kudrina

Moscow State Institute of Culture

Email: kudrina_el@mgik.org

DSc in Pedagogy, professor, Rector of Moscow State Institute of Culture, Honored Worker of Culture of the Russian Federation, Full Member of the International Academy of Sciences of Higher Education, Academy of Natural Sciences, Petrovsky Academy of Sciences and Arts

Russian Federation, Khimki, Moscow region

References

Supplementary files