‘Now for me you are exactly this, and not not that’: Correspondence Between Leo Tolstoy and Pavel Annenkov

Толық мәтін

Среди всего наследия Л. Н. Толстого, включающего художественные произведения, публицистику, трактаты, учебные книги, сборники мудрых мыслей, рассказы для народа с усиленными дидактическими элементами, эго-документы (дневники и эпистолярий), наименее изученным пластом остаются, на наш взгляд, письма. Можно назвать несколько причин их недостаточной исследованности. Во-первых, сложности в понимании и осмыслении писем были связаны с тем, что часто при публикации переписки выбирался не совсем уместный принцип подачи материала, при котором письма публиковались не в порядке написания, а отдельно для каждого корреспондента, из-за чего исчезало ощущение живого диалога. К этой же группе причин можно отнести и тот факт, что нередко переписка публиковалась выборочно – как правило, письма литераторов издавались в ряду других текстов в полных собраниях сочинений. Но для глубинного понимания смыслов необходимо анализировать послания обоих корреспондентов. Большое значение в этом плане имел выход двухтомного издания «Л. Н. Толстой. Переписка с русскими писателями», подготовленного С. А. Розановой (Л. Н. Толстой. Переписка… 1978). Во-вторых, на наш взгляд, исследователи недооценивали письма Толстого и его корреспондентов с позиции раскрытия внутреннего мира писателя и его мировоззрения, определенных творческих замыслов. Понятно, что письма не могут дать целостную картину взглядов или состояния Толстого, но они содержат ценную информацию, которая вкупе с накопленным в толстоведении материалом позволяет новаторски взглянуть на некоторые проблемы или заполнить определенные лакуны. В-третьих, существует этическая сторона в прочтении и исследовании чужих писем, написании комментариев с неизбежными оценками. Однако залогом справедливости и точности исследователя в данном случае выступает глубокое уважение к личности писателя и к слову.

В данной статье мы обратимся к достаточно краткой, но значимой и информативной переписке Толстого с Анненковым, проанализируем отношение писателя и критика друг к другу, сделаем акценты на важнейших моментах писем, нуждающихся в глубоком комментарии для понимания целостной позиции корреспондентов. Более того, на основании исследования писем в статье мы представим историю взаимодействия Толстого и Анненкова, преимущественно упоминаемую в плане общения Толстого с «бесценным триумвиратом» (так сам писатель именовал В. П. Боткина, П. В. Анненкова и А. В. Дружинина). Н. Н. Гусев считал, что «кратковременная дружба» Толстого с эстетическим триумвиратом была основана на «общности чисто художественных интересов» [Гусев 1957: 120]. По нашему мнению, взаимоотношения современников были более глубокими и сложными, не ограничивались исключительно кратковременным единством взглядов. В. Н. Крылов точно отметил, что «благодаря поддержке “триумвирата” Толстой получил уверенность в себе как художник, ощутил себя писателем в общественном мнении, его талант был оценен замечательными критиками» [Крылов 2011: 125].

Методологической основой работы стали биографический, сравнительный, историко-типологический, герменевтический методы, метод целостного анализа, онтологический метод. Данная работа продолжает ряд статей автора о переписке Толстого с русскими писателями и литераторами, направленный на воссоздание целостной картины литературного процесса, своеобразно (в зависимости от мнений и позиций корреспондентов) отраженной в переписке.

Павел Васильевич Анненков (1812 или 1813–1887) – литературный критик, историк литературы, общественный деятель, мемуарист, один из первых биографов А. С. Пушкина. Анненков в течение долгих лет был близким другом И. С. Тургенева. После ссоры Толстого и Тургенева именно Анненков, еще до выхода мемуаров А. А. Фета, достаточно подробно и основательно описал причины размолвки двух известных писателей. В. И. Кулешов отмечает, что Анненков дал верное понимание хода ссоры Толстого и Тургенева: «Рассказывая о несостоявшейся дуэли между Тургеневым и Л. Н. Толстым, Анненков преуспел в главном: убедительно доказал, что Тургенев от вызова не уклонялся и его снял сам Толстой. В одном Анненков не располагал всеми фактами: в характеристике причины ссоры…» [Кулешов 1983: 29]. Интересно краткое описание взаимоотношений Тургенева с Толстым и собственно фигуры Толстого, данное в статье «Молодость И. С. Тургенева. 1840–1856» и ставшее очень известным в литературоведении. Анненков прекрасно передал своеобразие Толстого, особенность его мышления, его жизненную и мировоззренческую позицию: «Л. Н. Толстой был очень оригинальный ум, с которым надо было осторожно обращаться. Он искал пояснения всех явлений жизни и всех вопросов совести в себе самом, не зная и не желая знать ни эстетических, ни философских их пояснений, не признавая никаких традиций, ни исторических, ни теоретических, и полагая, что они выдуманы нарочно людьми для самообольщения или для обольщения других. Как курьез воззрение это еще могло поддерживаться при громадном образовании и большой начитанности, но гр. Толстой не гонялся за курьезами» (Анненков 1983: 390). Как правило, на данном месте исследователи обрывают цитату Анненкова, однако важно подчеркнуть дальнейшую характеристику ума Толстого критиком: «То был сектантский ум по преимуществу, очень логический, когда касалось выводов, но покорявшийся только вдохновенному слову, сказавшемуся, неизвестно как, в глубине его души. Поэтому столь же интересно было следить за его мнением, всегда новым и неожиданным, сколько и за происхождением этого мнения. Нередко встречались у него приговоры, поражавшие своим ультрарадикальным характером» (там же).

Процитированные слова критика показывают, что он обращал внимание на причины появления у Толстого тех или иных идей, а для этого необходимо было общение с писателем, дружеское, искреннее взаимодействие, погруженность в мировоззрение другого человека, умение чувствовать и понимать собеседника. Переписка Толстого и Анненкова небольшая, включает всего четыре письма: три из них относятся к 1850-м гг., а четвертое написано Толстым в 1875 г. Эта переписка содержит те ценные высказывания и замечания, которых нет в критике Анненкова, – об этом писали современники и далее литературоведы – критик был наиболее красноречив и ярок именно в устных беседах и личных документах, в том числе в переписке, в творческом общении с друзьями – а его тексты и статьи гораздо лаконичнее (что не относится к мемуарно-биографической работе о Пушкине). Эту особенность справедливо подчеркнул Д. Оффорд: «Ведь Анненков никогда убедительно не проявлял в печати того критического мастерства и проницательности, которые Тургенев и многие другие уважали в его беседах и в случайных литературных суждениях, встречающихся в его письмах» [Offord 1985: 132].

Примечательно, что либерал-государственник Б. Н. Чичерин, с которым Анненков расходился по ряду позиций, дал оценочный портрет Анненкова и также упомянул о мастерстве литературных бесед критика в хорошей компании: «Из петербургских приятелей Тургенева ближе всего к нему был Павел Васильевич Анненков, с которым я тоже скоро сошелся. Это был человек необширного ума, сдержанный и осторожный, но обходительный и образованный, много путешествовавший, много видевший, одаренный тонким чувством изящного, хотя нередко он высказывал свои суждения в слишком замысловатой и затейливой форме. ˂…˃ Самыми приятными обедами у Тургенева были те, когда я их заставал вдвоем с Анненковым. Тут были живые, преимущественно литературные беседы, каких в это время не было даже в Москве» (Чичерин 2010: 244).

Толстой и Анненков познакомились в 1855 г., но это знакомство было кратким. Осенью 1856 г. и в начале 1857 г. Толстой много общался с Анненковым, к этому времени относятся противоречивые суждения Толстого об Анненкове – писатель искал близкого друга, «своего человека», однако члены «бесценного триумвирата», как ему казалось, не подходили на эту роль. Так, 13 ноября 1856 г. Толстой записал в дневнике: «…в 4-м часу к Дружинину, там Гончаров, Анненков, все мне противны, особенно Дружинин, и противны за то, что мне хочется любить, дружбы, а они не в состоянии» (Толстой 1928–1958, т. 47: 99). Однако в личных беседах с Анненковым Толстой отмечает его ум и высокие моральные качества: «Потом ужинали с Анненковым и много толковали, он очень умен и человек хороший» (там же: 100). 15 декабря 1856 г. Толстой записывает в дневнике: «Анненков прелестен» (там же: 105).

Первое из сохранившихся писем Анненкову было совместным – оно написано И. С. Тургеневым и Л. Н. Толстым 26 февраля (10 марта) 1857 г. – Анненков также адресовал свое ответное послание обоим писателям. После достаточно продолжительного личного общения на рубеже 1856–1857 гг. Толстой, отправившийся в заграничную поездку, по всей видимости, просто не успевал написать Анненкову, да и не знал, как приняться за первое письмо. Было бы ошибкой считать, что письмо Толстого было написано просто «в тему», что Толстой не собирался или не хотел писать Анненкову (Толстой и сам отметил, что долгое время намеревался адресовать Анненкову длинное письмо). Но в Дижоне Толстому сделать приписку к посланию Тургенева, который находился с Анненковым в постоянной переписке, было гораздо легче, чем писать критику самому, «с чистого листа». Примечательно, что еще в письме от 3(15) января 1857 г. из Парижа Тургенев писал Анненкову: «Получаю я письма от Толстого, которые меня радуют. Малый, очевидно, умнеет и добреет. Полюбил Вас – это я ему всегда предсказывал» (Тургенев 1978–2014, т. 3: 178). Таким образом, Тургенев отмечал, что Толстой думал об Анненкове, упоминал о нем. К сожалению, письма Толстого (в которых были эти свидетельства) к Тургеневу второй половины 1856 г. и начала 1857 г. не сохранились. Тургенев же в переписке с Анненковым нередко упоминает Толстого. Так, в послании от 28 января (9 февраля) 1857 г. Тургенев писал Анненкову, что получил от Толстого «очень милое и умное письмо» и побуждал к помощи молодому писателю: «…и следует всем нам помогать ему, по мере возможности, в его трудном и тугом развитии» (там же: 191).

В первой части совместного письма Анненкову, написанной Тургеневым, есть и упоминание о творческом процессе Толстого. Тургенев в это время был в несколько удрученном состоянии из-за болезни и работал с трудом, в находившемся же рядом писателе он отмечал необычайный всплеск активности: «…он работает усердно, и страницы исписываются за страницами» (там же: 201).

Небольшая приписка Толстого к посланию Тургенева очень искренняя, писатель открыто сообщал Анненкову о том, что ощущает его отсутствие как друга и собеседника. В письме Толстому от 8(20) декабря 1856 г. Тургенев отмечал, что толстовское мнение об Анненкове скоро изменится: «Вы видаете Анненкова теперь? Помните, как он Вам не нравился? А теперь Вы, я надеюсь, убедились, что он человек и умный и хороший. Чем больше Вы его будете знать, тем он станет Вам дороже, поверьте мне» (там же: 162) – так это и произошло, мнение Толстого о знакомом критике изменилось: «Вы теперь для меня именно – то, а не не то» (Л. Н. Толстой. Переписка… 1978: 304). В финале своей приписки Толстой спрашивал искреннее мнение Анненкова по поводу рассказов его брата – речь шла о повести H. Н. Толстого «Охота на Кавказе».

После письма от 26 февраля (10 марта) 1857 г. из Дижона, которое было написано Тургеневым и Толстым, Анненков и Тургенев обменялись письмами. Анненков писал Тургеневу 28 февраля (11 марта) 1857 г. из Петербурга, а Тургенев отвечал 4 (16) марта 1857 г. и 9 (21) марта 1857 г. из Парижа. А дальше Анненковым было написано ответное письмо обоим писателям, в нем наше внимание привлекают сразу несколько моментов.

Во-первых, критик отметил, что хочет перед обоими писателями «очистить душу», но может это сделать только «браняся». Опустим наставления Анненкова Тургеневу, но Толстому он рекомендовал «подчиняться всем своим впечатлениям, не бунтовать против них и помнить, что всякий акт покорности данному явлению принесет и понимание его, и верную его оценку» (курсив наш. – В. А.) (там же: 305). Д. Оффорд отмечает, что «переписка между Анненковым и Тургеневым, чьи взгляды на искусство (и политику) были удивительно схожи, очень ясно отражала растущее нетерпение этих двух мужчин к любым дидактическим, полемическим или политическим тенденциям в искусстве» [Offord 1985: 127]. Несмотря на дружбу между Тургеневым и Анненковым, их достаточно близкие взгляды на искусство в концу 1850-х гг., советы Толстому они давали очень разные. Анненков призывал Толстого внимательно относиться именно к своим впечатлениям и именно ими и руководствоваться, Тургенев писал Толстому: «Вы утихаете. Светлеете и – главное – Вы становитесь свободны, свободны от собственных воззрений и предубеждений» (курсив наш. – В. А.) (Тургенев 1978–2014, т. 3: 179).

Тургенев призывал Толстого учиться у авторитетов в мировой и русской литературе, Анненков в этом плане был свободен от стереотипов, как и другие члены «триумвирата», настаивал на уникальном и индивидуальном восприятии великих тайн искусства»: «Анненков не сомневался в позитивном смысле свободного творчества не только для самого автора, но и для социума в целом. Нестесненный взгляд художника рано или поздно обратится к самым насущным проблемам общественного развития и представит их художественные воплощения и решения…» [Шнейдер 2015: 42, 46]. Уместно в данном случае вспомнить, что Анненков достаточно трезво и метко показал, что именно отталкивало Толстого в старшем коллеге: «В Тургеневе он распознал многосторонний ум и наклонность к эффекту – последнее особенно раздражало его, так как искание жизненной правды и простоты и здравомысленности существования составляло и тогда идеал в его мыслях» (Анненков 1983: 390–391).

Анненков в письме несколько отшучивается по поводу своих «высказываний» писателям, однако он всерьез и основательно подчеркивает масштаб пути личности и то, что, по его мнению, под силу человеку – ни много, ни мало – «владение собой и Вселенной» (Л. Н. Толстой. Переписка… 1978: 305). Значима здесь лексема «Вселенная», в целом не очень употребительная в XIX в.: Анненков одной фразой дает корреспондентам понять, что вся творческая сила, по его мнению, заключена в личности, необходимо уметь ею пользоваться.

Во-вторых, Анненков дает глубокую оценку произведений Н. Н. Толстого (брата Л. Н. Толстого), отмечая созерцательность автора, по его мнению, остававшуюся без анализа и обобщений. Анненков сетовал, что произведениям старшего Толстого недостает «связующего элемента мысли, воззрения, события или, наконец, просто приятной авторской личности» (там же). Анненков недоумевал и сокрушался по поводу того, что Н. Н. Толстой – «человек только глазеющий» (там же). Разумеется, яркая оценка произведений Н. Н. Толстого была дана Анненковым в письме Л. Н. Толстому неспроста – критик пытался уберечь молодого писателя от ошибок, совершаемых его братом. Просто изображения, наблюдения за окружающим, пусть и вполне поэтически устроенным, критику было мало для создания полноценного литературного произведения. Г. Г. Ермилова и В. В. Тихомиров отметили, что художественность для Анненкова «всегда была одним из основных критериев оценки произведения, и она всегда предполагала глубокое овладение темой, присутствие мысли, но не отвлеченной, а образной» [Ермилова 1995: 27]. Поток внимания писателя, по мнению Анненкова, должен был быть направлен не только во внешний мир, но и внутрь писателя, в разум и душу, пропущенный через которые этот внешний мир подавался читателю преображенным.

Оставшийся значительный абзац письма Анненкова посвящен обзору новинок русской литературы и его мнению по поводу состояния литературных журналов. Прежде всего, Анненков пишет о комедии «Доходное место» А. Н. Островского, высоко ее оценивая, называя «чудесной». Очень положительно о «Доходном месте» отзывался и Толстой – гораздо ранее этого письма Анненкова. Еще в январе 1857 г. в дневнике Толстой писал о проницательном и удачном изображении Островским взяточного мира, а в письме к В. П. Боткину Толстой отметил, что «вся комедия – чудо» (Толстой 1928–1958, т. 60: 156).

В статье о переписке Толстого и Островского мы показали, что общее высоко положительное мнение Толстого о комедии «Доходное место» сложилось у писателя уже в начале зимы 1856/1857 гг. [Андреева 2023б: 37–38]. Таким образом, суждение Анненкова в начале последнего абзаца письма вряд ли могло как-то повлиять на Толстого. Оно имело иную задачу: глубоко созвучное мыслям самого писателя (разумеется, Анненков знал отношение Толстого к комедии Островского), оно должно было еще более расположить Толстого в сторону мнений и замечаний критика и при этом оттолкнуть от воззрений славянофила К. С. Аксакова, с которым Толстой познакомился в мае 1856 г. Зная о том, что Толстой был вхож в дом к Аксаковым и начал общаться с К. С. Аксаковым, Анненков осторожно, не прямо обличает «соперника» и «идеологического оппонента», который мог «перетянуть» Толстого в другой стан: «Вот К. Аксаков, написавший “Обозрение литературы”, уж запросто странен, без возмездия. Он не без мысли и верных замечаний, но при оценке писателей точно рекрутский приемщик — у того колена выгнуты, у того грыжа, у того сзаду кишка вываливается, а рекрутской мерой служит та будущая народная литература, о которой теперь нельзя ничего сказать еще» (Л. Н. Толстой. Переписка… 1978: 305). Итак, Анненков неоднозначно характеризует «Обозрение современной литературы» К. С. Аксакова, считая несколько преувеличенной попытку оценить многие произведения с позиции выражения в них народных интересов и образов. Между тем Толстому никогда не была чужда оценка литературы именно с народных позиций – однако к ней он придет позднее. Н. В. Володина точно отметила, что «позиция Анненкова – это позиция просвещенного либерализма, для которого человеческая личность, ее права и достоинство, гражданская свобода и гражданское общество являются главными приоритетами» [Володина 2011: 54]. В том числе и эту важнейшую сторону Анненков хотел донести до Толстого, который в это время находился в Европе.

Далее Анненков производит краткий обзор журналов, начиная с «Современника», который он называет «бесцветным». Тут уместно напомнить, что постепенное отделение либерально настроенных писателей от «Современника» началось еще в 1856 г. А. В. Дружинин 18 декабря 1856 г. писал: «Наш литературный cenacle (франц. союз. – В. А.), вопреки всем ожиданиям, не потерпел нисколько от отъезда некоторых товарищей и отделения “Библиотеки” от “Современника”. Боткин, Анненков, я и Толстой составляем зерно союза, к которому примыкают Панаев, Майковы, Писемский, Гончаров и т. д. Разные новые лица к нам присовокупляются и придают разнообразие беседам» (Дружинин 1986: 399).

«Бесцветность» «Современника» Анненков связывал (как он сообщал в письме) с «робкой осторожностью Боткина» (Л. Н. Толстой. Переписка… 1978: 306). Дело в том, что Анненков, Боткин и Дружинин в течение определенного времени возлагали друг на друга надежды по изменению направления «Современника». Когда Дружинин ушел из журнала и стал редактором «Библиотеки для чтения», Анненков некоторое время считал, что именно Боткин может противостоять новому демократическому направлению издания Некрасова. Анненков укоряет Боткина в осторожности, между тем Боткин сам был недоволен содержанием «Современника», однако сделать решительно ничего не мог.

Дальше резкая критика оказывается направленной в сторону «Русского вестника». Сначала Анненков выражает якобы мнение большинства, замечая негодование, направленное в сторону журнала, связанное с его обращенностью к западной науке и «фритреду». Употребленное Анненковым выражение происходит от английского Free trade – свободная торговля. Анненков подразумевал статью А. Гагемейстера «Взгляд на промышленность и торговлю России», вышедшую в № 1 журнала «Русский Вестник» за 1857 г. Анненков обращает внимание на наклонность журнала к теории централизации, в большей степени оказавшуюся в это время в «Русском вестнике» из-за статей Б. Н. Чичерина (в это время М. Н. Катков разделял вполне либеральные воззрения). «…И журнал хочет стряхнуть этот оттенок», – отмечал Анненков (Л. Н. Толстой. Переписка… 1978: 306). Б. Н. Чичерин опубликовал в «Русском Вестнике» ряд работ. Разрыв Каткова и Чичерина произошел в связи со статьей последнего «Новейшие публицисты», написанной о книге французского историка Токвиля «Старый порядок и революция». По всей видимости, имя Чичерина появилось в письме Анненкова также неслучайно. «Бесценный триумвират» знал о переписке и активном общении Толстого и Чичерина, в котором писатель пытался найти друга [Андреева 2023а]. Между тем «чрезмерное “государственничество” Чичерина казалось Анненкову “слабой стороной” его позиции» [Китаев 2008: 74]. Анненков хотел подчеркнуть это и Толстому – что, нужно отдать должное, у критика получилось. Конечно, писатель сам выстраивал отношения и с Б. Н. Чичериным, и с Ю. Ф. Самариным, однако именно «эстетический триумвират» внес свою лепту в отвержение Толстым «государственничества» названных его современников – «дорогу, по которой шел Чичерин, Толстой назвал соблазнительной и битой» [Андреева 2023а: 74].

«Библиотека для чтения», редактором которой в то время стал Дружинин, оценивается Анненковым не без юмора, но положительно, через сравнение с ласкающимся с публикой угодливым мальчиком. А вот «Отечественные записки», по мнению Анненкова, были обречены.

В конце апреля 1857 г. Толстой написал письмо Анненкову из Кларана, где он оказался вместе с четой Пущиных – семьей М. И. Пущина – декабриста, брата И. И. Пущина (друга Пушкина). Вместе с письмом Толстой отправил Анненкову записку М. И. Пущина, которая не сохранилась, но, как видно из письма Толстого, содержала замечательный рассказ из эпохи Пушкина (поэтому Толстой и отослал эту записку Анненкову). А. Ю. Саркисова справедливо отмечает, что Анненков прекрасно осознавал огромную ответственность биографа, что он «крайне трепетно относился к интимной стороне жизни известного человека, неоднократно выражая негодование по поводу неделикатности биографов в выставлении на публичное обозрение различных непрезентабельных или чересчур откровенных фактов чужой частной жизни» [Саркисова 2018: 193]. Конечно, Толстой прекрасно знал об этих качествах Анненкова.

В этом же письме от 22 апреля (4 мая) 1857 г. Толстой делится с Анненковым своими сомнениями по поводу «Казаков»: «…не знаю, что выбрать или как слить, или должен я всё бросить» (Л. Н. Толстой. Переписка… 1978: 308). Далее следуют важные заключения Толстого о субъективной поэзии искренности, о стремлении писателя разобраться в себе. Но в путанице и хаосе мыслей Толстому в это время видится какое-то свое смутное правило. Писатель пока явно был не в состоянии его четко осмыслить и сформулировать, поэтому он решил придерживаться правила Анненкова (критик считал, что Толстой может просто подчиняться своим первоначальным впечатлениям): «Буду держаться вашего мудрого правила девственности и никому не покажу и предоставлю одному себе выбрать или бросить» (там же).

Было бы ошибкой считать, что субъективная сфера, в которую Толстой пустился и «ошалел», была навязана ему Анненковым. Сторонник «чистого искусства», Анненков никогда не отрицал ясной мысли, необходимой в произведениях литературы. Более того, нередко разочаровываясь в русской действительности того времени, в которой было немало поводов для уныния, Анненков пытался сам опираться на разум. В. А. Китаев очень верно показал, что отсутствие в России системы и порядка казалось Анненкову поистине удручающим, что, выступая за установление порядка, критик всюду видел только его извращение (отсюда и тяга Анненкова к упорядоченности и соразмерности всего в Европе): «Иногда ему казалось, что для России “лучшим порядком может быть только хаос”, потому что “все порядки, имевшие претензии быть таковыми, неизбежно делаются на этой почве преотвратительными явлениями”». «В эти минуты крайнего пессимизма оставалось апеллировать “только к силе, равной пару и пороху” – “логической необходимости вещей”» [Китаев 2008: 75].

В финале письма Толстой упоминает критическую деятельность Анненкова, восторг Тургенева от статей критика. Уместно тут сказать кратко и собственно об отношении Толстого, который ценил работы Анненкова, хотя в молодости не своевременно их читал.

Анненков во многом предвидел путь Толстого. Всего он написал три статьи, посвященные писателю и его творчеству: «О мысли в произведениях изящной словесности» («Современник». 1855. № 1); «Современная беллетристика. Граф Л. Н. Толстой. “Казаки”» («Санкт-Петербургские ведомости». 1863. № 144–145); «Исторические и эстетические вопросы в романе графа Л. Н. Толстого “Война и мир”» (Вестник Европы. 1868. № 2).

Первая из этих статей была написана еще до того времени, как Толстой и Анненков познакомились лично. Эта работа все-таки в большей степени посвящена прозе Тургенева, но в финальной ее части Анненков анализирует «Детство» и «Отрочество» Толстого, показывает, что повествование у Толстого имеет важнейшие качества исследования, при этом творчество писателя остается примером «изящной словесности». Б. М. Эйхенбаум отметил, что в финале статьи Анненков ставит Толстого в ряд лучших писателей своего времени, что должно было утвердить молодого литератора на выбранном пути: «Понятно, что отзывы таких авторитетных в то время лиц, как Анненков, должны были укрепить Толстого в решении бросить военную службу и отдаться писательской деятельности» [Эйхенбаум 2009: 254]. В статье Анненков отмечает, что Толстой не отступает ни на шаг от простого психического исследования художественного повествования. По мнению Б. Ф. Егорова, «статья Анненкова явилась фактически самой ранней для середины пятидесятых годов декларацией “чистого искусства”, опубликованной задолго до соответствующих известных статей Дружинина и Боткина» [Егоров 1982: 233].

Во второй статье, как прекрасно показал М. В. Строганов, Анненков еще до написания Толстым «Войны и мира» достаточно четко сформулировал главный творческий принцип писателя, который был реализован не только в «Казаках», но и позднее в романе-эпопее: «Анненков говорит, что творческая мысль Толстого достигает высших степеней художественного изображения вне зависимости от того, насколько ценен для него самого интеллектуальный кругозор и идеологическая позиция того или иного героя. Из этого следует, что человек, который читает и оценивает произведения Толстого, тоже должен отказаться от оценки интеллектуальных потенций и идеологической позиции Толстого как мыслителя» [Строганов 2015: 94]. М. В. Строганов абсолютно прав в том, что для середины XIX в. мысли Анненкова были несвоевременными, поэтому они и остались неуслышанными. Ученый показал, что «Толстой своими общественными практиками создавал образы (не образцы) поведения, и он вовсе не предполагал, что сам он обязательно и последовательно будет соблюдать эти образы как образцы» [там же: 96]. Также М. В. Строганов убедительно отметил, что Анненков смог осмыслить вкупе деятельность Толстого и предположить, что различные педагогические, хозяйственные практики были, по сути, новым видом художественного творчества Толстого.

В третьей статье Анненков дал двойственную оценку роману «Война и мир», с одной стороны, показав безусловный дар Толстого-художника и его тонкое эстетическое чутье, с другой – обозначив некоторые недостатки произведения, его отклонения от жанра «исторического романа» и т. п.

Иллюстрируя соотношение частного и общего, толстовский взгляд в «Казаках» был, по всей видимости, ближе Анненкову, нежели позиция писателя в «Войне и мире». Общая, роевая жизнь не притягивала Анненкова, всё его внимание было направлено на личность, которая в России нередко игнорировалась, если речь шла о жизни рядового человека. И задачи искусства Анненков видел отнюдь не в обсуждении и выдвижении проблем государственного масштаба, выборе направления движения страны, но в поиске лучшего пути для частного человека. «Перед искусством, по его мнению, не стоит задача актуализации социально значимых общественных проблем, которые оказывают лишь внешнее воздействие на личность. Главное – это талантливое воплощение в художественных произведениях “частной жизни” человека во всей ее противоречивой действительности и поиск источников обретения индивидом истинной гармонии» [Шнейдер 2014: 120].

В конце 1850-х гг., чуть раньше или позднее, Толстой постепенно отходит от общения с «эстетическим триумвиратом». Писатель обращается в сторону педагогики, школ для народа, немало занимается хозяйством, однако уроки и советы, преподнесенные Толстому Анненковым, устные и письменные, несомненно, не прошли даром. Благодаря общению с «эстетическим триумвиратом» и с Анненковым в частности Толстой сравнительно быстро преодолел свой первый серьезный «отход от литературы». Однако в 1860-е гг. продуктивного общения Толстого с Анненковым уже не сложилось – Ясная Поляна, семейная жизнь, работа не оставляли Толстому времени. К тому же замыслы писателя были тогда связаны в меньшей степени с личностью как Вселенной, а в большей степени оказались ориентированы на осмысление роли человека в истории и судьбе страны.

В конце января 1875 г., по поручению Тургенева, Анненков написал краткое письмо Толстому о переводе его повестей «Набег» и «Три смерти», о планах гг. Виардо и Тургенева перевести в течение лета «Казаков». Как можно судить по ответному письму Толстого от 21 февраля 1875 г., Анненковым, помимо письма, был послан перевод повести «Два гусара», сделанный Шарлем Роллина. Толстой выразил благодарность за присланный перевод, ничего не написав по поводу намеченных в письме Анненкова планов (которые и не были осуществлены).

В последний раз Толстой и Анненков лично общались в мае 1882 г. В письме С. А. Толстой от 24–25 мая 1882 г. писатель сообщал, что ехал вместе с Анненковым, который «нынче заходил звать меня к себе». В приписке к этому же письму, сделанной вечером, Толстой отметил: «Вечером был у Анненкова. Играл в винт» (Толстой 1928–1958, т. 83: 346).

Таким образом, можно утверждать, что Анненков (как и в целом весь «эстетический триумвират») оказал на Толстого серьезное влияние в осмыслении современной ему литературы, выборе собственных творческих принципов. Несомненно, интенсивность и длительность общения (непосредственного и в письмах) Толстого и Боткина, Толстого и Дружинина была значительно выше, с Анненковым Толстой меньше взаимодействовал, меньше переписывался. Однако, по нашему мнению, Анненков лучше других членов «эстетического триумвирата» понимал Толстого – это, в том числе, касалось душевных движений и творческих замыслов писателя. Несмотря на тот факт, что Толстой и Анненков фактически не обращались к идее общих творческих замыслов (к примеру, чисто художественного журнала), что Анненков, в отличие от Боткина и Дружинина не был первым читателем произведений Толстого, именно Анненков смог глубоко понять эволюцию писателя, особенности его натуры, накладывавшие отпечаток на его удивительный художественный талант. Уместно в данном случае привести цитату Б. Ф. Егорова, который отмечал, что «…Анненков вообще был относительно гармонической личностью, и служение ближнему не являлось для него насилием над природой» [Егоров 1965: 145]. Как мы постарались показать, письма Анненкова Толстому и его мысли о писателе и его произведениях, на самом деле, всегда были направлены на служение Толстому и искусству, и нисколько – на продвижение себя.  

Список источников

Анненков П. В. Литературные воспоминания. М.: Худ. лит., 1983. 714 с.

Дружинин А. В. Повести. Дневник. М.: Наука, 1986. 518 с.

Л. Н. Толстой. Переписка с русскими писателями в 2 т. Т. 1. М.: Худ. лит., 1978. 495 с.

П. В. Анненков и его друзья. Лит. воспоминания и переписка 1835–1885 годов: Материалы и статьи П. В. Анненкова. СПб.: А.С. Суворин, 1892. 666 с.

Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. в 90 т. М.: Худ. лит., 1928–1958.

Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. / Акад. наук СССР, Ин-т рус. лит. (Пушкинский дом); редкол.: М. П. Алексеев (гл. ред.) и др. М.: Наука, 1978–2014. Письма в 18 т.

Чичерин Б. Н. Воспоминания: в 2 т. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2010. Т. 1. 496 с. Т. 2. 528 с.

Авторлар туралы

Valeria Andreeva

Хат алмасуға жауапты Автор.
Email: lanfra87@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-4558-3153
SPIN-код: 8349-0805

Leading Researcher

Әдебиет тізімі

Қосымша файлдар