Adaptive Features of the Russian Noun Pluralia Tantum in the Komi-Permian Language

Мұқаба

Дәйексөз келтіру

Толық мәтін

Аннотация

Introduction. In Komi-Permian linguistics, issues related to the functioning and degree of adaptation of foreign words remain insufficiently developed. The purpose of the work is to identify and describe the features of phonetic and grammatical mastering of borrowed Russian nouns pluralia tantum in the Komi-Permian language.

Materials and Methods. The source of the research material was texts of various periods and genres included in the Corpus of the Komi-Permian language. The work was carried out in line with the system-descriptive method of linguistics. To determine the quantitative ratio of word variants, the continuous sampling method was used.

Results and Discussion. The Russian borrowings pluralia tantum are studied from the point of view of phonetic and grammatical adaptation. Such characteristic features of the phonetic mastering of borrowings are determined as: the assimilation of the word without alteration, the truncation of the final vowel of the word and the replacement of individual sounds in accordance with the phonetic features of the Komi-Permian language. It is shown that in the written form of the language, the use of nouns in the plural and singular, as well as borrowings of the initial properties of the pluralia tantum substantives is observed. Depending on the degree of grammatical adaptation, nouns are characterized as adapted, unadapted and partially adapted. Semantically identical phonetic and grammatical variants of words are revealed, the main reasons for their appearance are determined.

Conclusion. The conclusions made by the author contribute to the study of patterns and types of adaptation of foreign language lexical material in the Komi-Permian language.

Толық мәтін

Введение

Языковые контакты являются одним из основных факторов развития языка. Как отмечал Б. А. Серебренников, они могут привести «к различного рода заимствованиям, к конвергентному развитию взаимодействующих языков; <…> к образованию вспомогательных “общих” языков, <…> к языковой ассимиляции» [1, с. 99]. Важность изучения языковых контактов и их результатов, по его мнению, обусловливается тем, что оно может раскрыть особенности языковой системы. Изучение заимствований приобретает особую актуальность в случае, если язык-источник и язык-реципиент типологически различаются, заимствуются языковые элементы, свойства которых не характерны для языка-реципиента. В этом отношении интерес представляют особенности адаптации заимствованных существительных pluralia tantum в коми-пермяцком языке.

Обзор литературы

Для финно-угорского языкознания изучение языковых контактов и иноязычной лексики является традиционным и актуальным. Проведены специальные исследования на материале коми-зырянского1 [2], удмуртского2, марийского [3; 4], мордовских [5], прибалтийско-финских [6; 7], обско-угорских3 [8] языков. Внимание в трудах уделяется преимущественно результатам воздействия русского языка на лексический состав: исследуются пути и время проникновения иноязычных слов в язык; семантическое, фонетическое и морфологическое освоение заимствований.

Должного системного освещения до сих пор не получила заимствованная лексика коми-пермяцкого языка. Иноязычные слова частично описывались в связи с изучением формирования и развития лексического состава литературного языка4 и отдельного диалекта [9‒12]. Основные особенности фонетической, акцентологической и морфологической адаптации русских заимствований кратко отражены в работе Р. М. Баталовой5. Заимствования из русского языка изучались при разработке отдельных лексико-тематических групп, а именно лексики флоры и фауны6 [13], традиционного костюма [14], терминов родства и свойства7, наименований блюд и продуктов питания [15]. Установлено, что большинство заимствованных слов, особенно позднего периода, сохранили исходную семантику ‒ они употребляются в том же значении, что и в языке-источнике. Семантическая структура ряда заимствований претерпела изменения: при сохранении формы слова наблюдается сужение, расширение или смешение значений. Недостаточно разработанными остаются вопросы, связанные с функционированием и степенью освоенности иноязычных слов.

Теоретическую базу настоящего исследования составили труды ведущих отечественных лингвистов по проблемам языковых контактов и процесса заимствования  иноязычной лексики [16‒18], вариантности в языке [19], исторической фонетики русского [20] и пермских языков [21; 22].

 

Материал и методы

Источником материала исследования послужили тексты различных периодов и жанров, включенные в состав Корпуса коми-пермяцкого языка (далее – ККПЯ)8. Работа выполнена в русле системно-описательного метода лингвистики, для определения количественного соотношения вариантов слов был применен метод сплошной выборки. При подсчете не учитывались данные переводных текстов, так как язык оригинала может влиять на выбор варианта слова, его грамматическое оформление.

 

Результаты исследования 

и их обсуждение

Слово, перенесенное из одного языка в другой, подвергается адаптации на всех языковых уровнях: происходит его приспособление в графическом, фонетическом, грамматическом и семантическом отношении к системе принимающего его языка [17;  23]. В коми-пермяцком языке большинство заимствованных слов, в том числе и существительные pluralia tantum, сохраняют исходную семантику. Интерес представляют особенности адаптации заимствований на фонетическом и грамматическом уровнях.

Фонетическая адаптация существительных pluralia tantum. При фонетической адаптации изменяется звуковой состав заимствованного слова, чаще всего несвойственный языку-реципиенту элемент заменяется соответствующим ему элементом фонетической системы принимающего языка. В русских заимствованиях, вошедших в коми-пермяцкий язык, изменению подвергаются преимущественно звуки ф, х, ц, щ, на месте которых появляются звуки п, к, ч, ш. Несвойственный русскому языку звук ö может заменять русское о, реже ‒ другой звук. Изменение о в ö в непервых слогах слов объясняется особенностями дистрибуции гласных коми-пермяцкого языка: в прапермском и пракоми языках за пределами первого слога употреблялись только краткие неогубленные гласные [21; 24].

Заимствованные существительные pluralia tantum в зависимости от проявления и характера изменений их структуры можно распределить по трем группам.

В первую группу входят существительные с сохранением внешнего облика слова, без фонетических и структурных изменений, например: белила, выжимки, высевки ‘остатки от просеянного’, ошурки ‘выжимки тертого картофеля’, сливки, спагетти, дрожжи, духи, джунгли, бигуди, ворота, леса ‘леса (подмостки)’, перила, часы, счеты, дровни, бродни, брыжжи ‘оборка’, кандалы, отопки ‘изношенные, стоптанные сапоги, башмаки’, брюки, очки, кудри, сутки, пожитки, клещи, тиски и др.

К этой группе относятся также существительные с финалью -а, заимствованные из севернорусских говоров. Примеры: кп.9 веса ‘весы’, козла ‘козлы для пилки дров’, консерва ‘консервы’, носилка ‘носилки’, нара ‘нары’. Ср. рус. Козла, мн. 1. Козлы для пилки дров. Пошех.-Волод. Яросл.10; носила, мн. Род носилок для переноски сена и соломы в виде двух гладких жердей, заостренных с концов и не скрепленных между собой. Каргоп. Арх.11. Как отмечено в исследованиях по истории русского языка, флексия -а изначально не употреблялась в именительном падеже множественного числа. Она была показателем двойственного числа, с утратой которого началось распространение флексии -a на месте флексий -и, -ы у существительных мужского рода именительного падежа множественного числа12 [20, с. 267–407].

Вторую группу образуют существительные с апокопой, т. е. слова с усечением конечного гласного, реже обнаруживается усечение сочетания согласного и гласного в ауслауте слова. Примеры: алимент ‘алименты’, аплодисмент ‘аплодисменты’, выбор ‘выборы’, каникул ‘каникулы’, кадр ‘кадры’, джинс ‘джинсы’, кальсон ‘кальсоны’, макарон ‘макароны’, отруб ‘отруби’, шаровар ‘шаровары’, шорт ‘шорты’, шахмат ‘шахматы’, наручник ‘наручники’, полать ‘полати’, розваль ‘розвальни’. Процесс усечения конечного гласного слова, начавшийся в прапермском языке, продолжился в период самостоятельного развития коми языка [21, с. 184–188; 25, с. 54–55]. Он охватил часть исконной и заимствованной лексики. Тенденция усечения конечного гласного субстантивной основы сохраняется, на что указывают поздние русские заимствования, например джинс ‘джинсы’, шорт ‘шорты’.

Третью группу составляют единичные существительные, в структуре которых произошли изменения, обусловленные различием фонетической структуры русского и коми-пермяцкого языков, а также закономерностями употребления звуков в структуре слова (об огласовке корня и суффиксов в коми-пермяцком языке13). Появление звука ö можно обнаружить в словах пачöс ‘пачеси (вторые вычески льна, конопли после чесания)’ и пöлать ‘полати’. Ср. рус. Пачесы, мн. Волокно льна, конопли после второго или третьего чесания; вторые вычески льна, пеньки14; полати, мн. Полка возле печи для посуды, продуктов, вещей и т. п., и др. значения15. В слове кусака ‘кусачки, щипцы’ произошло изменение фрикативного согласного х на смычный согласный к. Ср. рус. Кусахи, мн. Щипцы-кусачки для железа16. В современном коми-пермяцком языке многие слова, вошедшие из русского языка, сохраняют исходную фонетику, например: клещи, духи, химия, физика, циркуль.

Следует особо отметить случаи функционирования вариантов заимствованных слов. В письменном языке, по материалам ККПЯ, обнаружены варианты следующих слов: нар и нара ‘нары’, кандала и кандалы ‘кандалы’, пöлать и полать ‘полати’.

Появление вариантов нар и нара, вероятно, можно объяснить разным ареалом заимствования. Слово нара зафиксировано в текстах писателей, родным для которых является диалект северного (Т. Фадеев, С. Федосеев) или южного (В. Климов, В.  Баталов) наречия. В письменный язык оно могло войти из кудымкарско-иньвенского диалекта, который лег в основу литературного языка. Слово нар используется в языке писателей, родным для которых является один из диалектов северного наречия (Т. Фадеев, И. Минин, В.  Исаев, Л. Нилогов). Примеры:

Нар: Мыдзувья водіс детинаыс нар вылö шоччисьыштны, да сідз и онмöссис казявтöг (И. Минин «Ва увтын пос», 1970) ‘Устав, детина лёг на нары отдохнуть, да так и незаметно уснул’; Чорыт наррес вылын куйлытӧн, Ильинов горӧн видчыштіс ас кежас (Т. Фадеев «Прошинаын тулыс», 1987) ‘Лёжа на твердых нарах, Ильинов громко поругался про себя’.

Нара: Узи ме гор бокын, нараэзöн моз тэчöм потшшез вылын. (Т. Фадеев «Тöдісь» // Иньва, 1976) ‘Спал я возле печки, на жердях, сложенных в нары’; Босьті ме Егорлісь учӧтик чероксӧ, нара увтісь кыска зыр (В. Климов «Лӧз йӧрнӧс», 1992) ‘Взял я маленький топорик Егора, из-под нар достаю лопату’; – Петю, петав жӧ татчӧ,  – кытсӧвтіс менӧ Егорыс, кӧр ме воді ни нараэз вылӧ (В. Климов «Лӧз йӧрнӧс», 1992) ‘– Петенька, выйди же сюда, – окликнул меня Егор, когда я уже лег на нары’.

Из вариантов кандала и кандалы количественное преимущество в текстах корпуса имеет слово кандала (в ККПЯ обнаружено 16 примеров). Например: Эшö рытнас жольöтіс сія аслас кандалаэзӧн заплоддэз коласӧ гарйӧм пыдын ямаын, а асывнас валяйтчисӧ сэтӧн только кӧрт торрез  – вына каторжанин жугдӧм кандалаэсӧ лэчыт дора галяӧн (И. Минин «Чӧвпас мыс дын», 1962) ‘Ещё вечером он звенел своими кандалами в глубокой яме, выкопанной между заплотами, а утром там валялись только куски железа – сильный каторжанин разрубил кандалы камнем с острыми краями’. Слово кандалы (в ККПЯ обнаружено 2 примера) зафиксировано в языке переводной литературы середины ХХ в. и в языке социальных сетей («ВКонтакте») XXI в. В данном случае имеет место, с одной стороны, заимствование слова из письменного русского языка, с другой – поздний период его заимствования. Например: Этӧ и вичкуэз, и святӧй местаэз, и сибирскӧй тракт, кыт кӧркӧ кандалыэзын оськалісӧ узниккез, кӧднӧ нӧбӧтісӧ Сибирьӧ каторга вылӧ (А. М. Старцева «Коми-пермяцкӧй паломниккез вӧлісӧ Верхотурьелӧн, Екатеринбурглӧн, Нижний Тагиллӧн вичкуэзын») ‘Это и церкви, и святые места, и сибирский тракт, по которому когда-то в кандалах шагали узники, которых отправили в Сибирь на каторгу’; Нія кышалісӧ сы вылӧ кандалыэз да йӧртісӧ клеткаӧ. (Б. С. Житков «Рассказзэз», 1949; перевод Н.  А. Спорова, Ф.  С. Яркова) ‘Они надели на него кандалы и поместили в камеру’.

Варианты пöлать и полать ‘полати’ употребляются параллельно в художественных и фольклорных текстах, а также в языке переводной литературы и социальных сетей. В количественном отношении в ККПЯ преобладает вариант полать; ср. полать встречается 156 раз, пöлать – 74. Параллельное использование вариантов обнаружено в текстах одного и того же автора. Примеры: Пиля Олёш кайис пӧлатьӧ, мыйкӧ гусьӧн бобгис сэтчин, баитіс аскӧттяс (В. Баталов «Зэр одзын»,1990) ‘Пиля Алёш поднялся на полати, что-то там тихонько бормотал, разговаривал сам с собой’; Узис Андрей местаын полатьын (В. Баталов «Зэр одзын», 1990) ‘Спал он на полатях, на месте Андрея’. Более ранним является, скорее, вариант пöлать, который зафиксирован в лексикографических источниках XIX в., а именно в «Словаре русско-пермяцком» из Усолья, составленном неизвестным автором: Палати Пɵлатьезъ[17]; в «Пермяцко-русском и русско-пермяцком словаре» Н. А. Рогова, вышедшем в Санкт-Петербурге в 1869: полати с., пöватj, пöлатj юж.18 .

Грамматическая адаптация существительных pluralia tantum. Известно, что при переходе из одного языка в другой заимствованная лексема, как правило, начинает функционировать по законам принимающего языка, изменяться по нетипичным для нее словоизменительным моделям. Она «постепенно утрачивает исходные грамматические свойства категории языка-источника и включается в морфологическую систему заимствующего языка, приобретая соответствующие грамматические категории языка-реципиента» [26, с. 71]. Существительные pluralia tantum – это слова, употребляемые только во множественном числе. В современном коми-пермяцком языке категория числа представлена формами единственного и множественного (показатель -ез/-эз, реже  ‒ -ес/-эс) числа. Выбор числовой формы существительных обусловлен выражением значения количества – «один» или «больше одного» (о формах показателя множественного числа19). В период общего для всех финно-угорских языков праязыкового состояния форма единственного числа использовалась весьма широко; существительных, которые употреблялись бы только в форме множественного числа, не было. Праязыковые особенности использования форм числа сохраняются в ряде современных языков: в форме единственного числа могут быть субстантивы, выражающие более чем один предмет, а именно слова, обозначающие парные и сложные групповые части тела и соответствующие им парные части одежды; названия плодов, цветов, животных [27]. Материал ККПЯ не может дать достоверное представление о степени грамматической адаптации всех существительных pluralia tantum ввиду того, что некоторые из них в корпусе представлены крайне редко. Тем не менее, обнаруженные примеры демонстрируют разную степень их адаптации, в зависимости от которой они могут быть разделены на три группы.

Первую группу образуют грамматически адаптированные существительные. Эта группа представлена в основном существительными, обозначающими вещества или результаты действия. По своим грамматическим свойствам они не имеют формы множественного числа, употребляются только в единственном числе (высевки ‘остатки от просеянного’, ошурки ‘выжимки тертого картофеля’, сливки, чернила, белила, пачöс ‘пачеси’, спагетти, дрожжи, рожки). Примеры: Ыджыт кусӧккезӧн пондіс курччавны дрожжисӧ да кылӧтны ваӧн (В. Кольчурин «Медбӧрья греххез», 2002) ‘Он начал откусывать большими кусками дрожжи и запивать водой’. Единичные исключения можно обнаружить в языке переводной литературы, например: Нія кажитчисӧ почти голубӧйезӧн, кыдз йӧв, кӧда вылісь босьтісӧ сливкиэсӧ (В.  Катаев «Полклӧн зон», 1947; перевод З.  А. Тетюевой) ‘Они казались почти голубыми, как молоко, с которого сняли сливки’; Чӧскытӧн вачкӧ нырӧ шоныт заваритӧм высевкиэзсянь (Г. Скребицкий «Менам челядькадся друггез», 1954; перевод А. Т. Климовой) ‘От теплых заваренных высевок шел ароматный запах’. Существительные, обозначающие предметы, не имеют ограничений в образовании форм числа. В форме единственного и множественного числа они противопоставлены по выражению количества предметов: дровни ‘одни дровни’ – дровниэз ‘много дровней’, розваль ‘розвальни’ – розваллез ‘много розвальней’ и др. Примеры: Телегаэзным абу, дровниӧн эд он мун (И. Минин «Паныт уйис тӧлісь», 1968) ‘Телег нет, а на дровнях ведь не поедешь’; Шором дынӧ кольтаэсӧ кыскалісӧ дортӧм дровниэзын да аскерӧм телегаэзын (И. Минин «Оча морос», 1988) ‘К скирде снопы возили на дровнях без отводов и на самодельных телегах’.

Вторую группу составляют грамматически неадаптированные существительные, функционирующие в коми-пермяцком языке, по материалам корпуса, только во множественном числе: аплодисменттэз ‘аплодисменты’, выборрез ‘выборы’, макароннэз ‘макароны, мемуаррез ‘мемуары’, шорттэз ‘шорты’, джинссэз ‘джинсы’, кальсоннэз ‘кальсоны’, каникуллэз ‘каникулы’, шахматтэз ‘шахматы’, наушниккез ‘наушники’. Примеры: Рабочӧйез пыд рытӧдз орсісӧ шахматтэзӧн, доминоӧн, лыддьӧтісӧ книгаэз да журналлэз (В. Баталов «Шыннялӧ вӧр», 1986) ‘Рабочие до позднего вечера играли в шахматы, домино, читали книги и журналы’; Чулаліс гожум, ӧтлаын сыкӧт чулалісӧ и каникуллэз (Т.  Фадеев «Олӧм лун», 1991) ‘Прошло лето, вместе с ним и каникулы’.

Третья группа включает существительные, которые можно назвать частично адаптированными, т. е. слово во множественном числе параллельно со словом в единственном числе может обозначать, что предмет представлен в количестве, равном одному. В ККПЯ зафиксированы грамматические варианты существительных, среди которых имеются те, которые употребляются преимущественно в форме множественного числа, например слова, обозначающие парные предметы и предметы, состоящие из двух и более частей: бродни, брюки, очки, отопки ‘изношенные, стоптанные сапоги, башмаки’, кудри; ср. количественное соотношение вариантов некоторых слов: очкиэз  –  17, очкиэс – 50, очки – 5; кудриэз – 67, кудри  – 3; брюкиэз  – 32, брюки – 9; носилкаэз – 17, носилка  – 7; бродниэз – 3, бродни – 1. Примеры: Егор чеччис, зэгнитіс паськыт гимнастёрка, дернитіс вывланьӧ брюкиэз, буржыка зэлӧтіс ремень (Л. Нилогов «Егор-артиллерист». Иньва, 1995) ‘Егор встал, поправил широкую гимнастёрку, дёрнул вверх брюки, поправил ремень’; – Ой-ой-ой! Брюкитӧ, брюкитӧ кыдз нӧитӧмат!  – одзлань баитіс женщинаыс (С. Антонов «Мишкалӧн каша да мӧдік рассказзэз», 1955; перевод З. А. Тетюевой) ‘– Ой-ой-ой! Брюки-то, брюки-то как помял!  – продолжила женщина’;  Дзик виль костюма морт, кӧдалӧн ыджыт стеклоа очки (В. Климов «Шорок», 1994) ‘Человек, у которого очки с широкими стеклами, в совершенно новом костюме’; Сія бӧра видзӧтіс очкиэс пырйӧт и очкиэстӧг  (В. Климов «Лӧз йӧрнӧс», 1992) ‘Он снова посмотрел сквозь очки и без очков’.

Другая часть существительных при указании на единичный предмет употребляется главным образом в форме единственного числа, например часы; ср. соотношение числовых форм этого существительного: часы – 271, часыэз – 76, часыэс – 17. Примеры: Павел дзар керыштіс аслас часыэз вылӧ (Т. Фадеев «Олӧм лун», 1991) ‘Павел посмотрел на свои часы’; Саймӧм бӧрын Геня дзарнитіс часы вылӧ (В. Баталов «Зэр одзын», 1990) ‘Проснувшись, Гена посмотрел на часы’.

Необходимо обратить внимание на примеры, допускающие двоякую интерпретацию. Это наблюдается в тех случаях, когда существительные используются в форме множественного числа. Так, в приведенном ниже примере слово часыэз можно интерпретировать как одни часы и как несколько часов.

Керкуын шы эз ло, только тик-так, тик-так мунісӧ часыэз (А. Ермаков «Кӧмтӧг вундӧм пӧд вылӧт», 1992) ‘В доме стало тихо, тик-так, тик-так шли часы’.

Наличие грамматических вариантов зачастую создает проблему правильного истолкования грамматического значения слова и смысла конструкции в целом при отсутствии соответствующего контекста. К. С. Горбачевич отмечал, что вариантность средств языкового выражения «становится “избыточной” тогда, когда варианты не имеют никакой особой нагрузки» [19,с. 17]. В коми-пермяцком языке вариант ряда заимствованных из русского языка слов pluralia tantum в форме множественного числа семантически и стилистически не отличается от варианта в форме единственного числа, что дает основание считать его избыточным.

 

Заключение

Русские заимствования pluralia tantum, проникнув в коми-пермяцкий язык, подвергаются фонетической и грамматической адаптации. Наблюдается несколько типов их фонетического освоения: усвоение слова без изменений, усечение конца слова и замена отдельных звуков в соответствии с фонетическими особенностями коми-пермяцкого языка. Варианты языковых единиц, различающиеся формой числа, указывают на сложный процесс грамматической адаптации заимствованных существительных. С одной стороны, наблюдается их выравнивание по признаку грамматического числа, проявляющееся в том, что заимствованные существительные, относящиеся в русском языке к разряду субстантивов pluralia tantum, употребляются в коми-пермяцком языке в единственном и множественном числе. С другой стороны, спорадическое сохранение исходных свойств слова приводит к появлению семантически и грамматически тождественных вариантов слов. Процесс грамматической адаптации заимствований pluralia tantum в коми-пермяцком языке протекает более неравномерно и медленно, чем их фонетическая адаптация. Дальнейшее изучение лексических заимствований определяется необходимостью решения вопросов нормирования литературного языка и проблем лексикографического описания заимствованных слов.

 

1 Игушев Е. А. Русские заимствования в ижемском диалекте коми языка : автореф. дис. … канд. филол. наук. Тарту, 1973.

2 Насибуллин Р. Ш. Русские заимствования в удмуртском языке: (дооктябр. период) : автореф. дис. … д-ра филол. наук. Казань, 1999.

3 Новьюхова Н. В. Заимствованная лексика хантыйского языка: на материале казымского диалекта : автореф. дис. … канд. филол. наук. СПб., 2009.

4 Коми-пермяцкий язык. Введение, фонетика, лексика и морфология / Под ред. В. И. Лыткина. Кудымкар, 1962. (далее – КПЯ).

5 Баталова Р. М. Краткий справочник по заимствованным словам и диалектной лексике коми-пермяцкого языка (в помощь учителю). Кудымкар, 1962.

6 Меркушева Т. Н. Лексика флоры и фауны южного наречия коми-пермяцкого языка : дис. … канд. филол. наук. Сыктывкар, 2003.

7 Утева Л. В. Термины родства, свойства и неродственных отношений в коми-пермяцком языке : дис. … канд. филол. наук. Ижевск, 2015.

8  http://www.komicorpora.ru (дата обращения: 20.01.2024).

9 кп. – коми-пермяцкий язык; рус. – русский язык.

10 Словарь русских народных говоров. Вып. 14. Кобзарик ‒ Корточки. Л., 1978. С. 66.

11 Словарь русских народных говоров. Вып. 21. Негораздый – Обвива. Л., 1986. С. 286–287.

12 Горшкова К. В., Хабургаев Г. А. Историческая грамматика русского языка. М., 1981. С. 200–212; Иванов  В.  В. Историческая грамматика русского языка. М., 1990. С. 267; 275.

13 КПЯ. С. 78–79.

14 КПЯ. С. 78–79.

15 Словарь русских народных говоров. Вып. 29. Покорочеть – Попритчиться. Л., 1995. С. 36.

16 Словарь русских народных говоров. Вып. 16. Куделя – Лесной. Л., 1980. С. 156.

17 Словарь русско-пермяцкий. Усолье, 1848.  С. 52.

18 Рогов Н. А. Пермяцко-русский и русско-пермяцкий словарь. СПб., 1869. С. 328.

19 КПЯ. С. 181.

×

Авторлар туралы

Galina Nekrasova

Institute of Language, Literature and History, Komi Science Centre, Ural Branch of the Russian Academy of Sciences

Хат алмасуға жауапты Автор.
Email: komilang@gmail.com
ORCID iD: 0000-0003-4995-4772

Dr.Sci. (Philol.), Associate Professor, Chief Researcher, Institute of
Language, Literature and History Komi Science Centre, Ural Branch of the Russian Academy of Sciences

Ресей, 26 Kommunisticheskaya St., Syktyvkar 167982, Russian Federation

Әдебиет тізімі

  1. [General Linguistics: Forms of Existence, Functions, History of Language]. Moscow; 1970. (In Russ.)
  2. Kalima J. Die Russischen Lehnwörter im Syrjänischen. Helsingfors; 1910. (Suomalais-Ugrilaisen Seuran Toimituksia; 29). Available at: https://www.prlib.ru/item/394895?ysclid=lxt7nijxwx104257820 (accessed 20.01.2024).
  3. Savatkova A.A. [Russian Borrowings in the Mari Language]. Ioshkar-Ola; 1969. (In Russ.)
  4. Sibatrova S.S. [Mari-Russian Language Contacts: Morphology of the Mari Language]. Ioshkar-Ola; 2021. (In Russ.)
  5. Butylov N.V. [Foreign Language Vocabulary in the Mordovian Languages (Indo-European Borrowings)]. Saransk; 2006. (In Russ.)
  6. Myznikova Ya.V. Russian-Balto-Finnic Language Contacts and Their Reflection in the Sphere of Dialect Syntax. Saint-Petersburg; 2014. (In Russ., abstract in Eng.)
  7. Oinas F.J. Russian and East Balto-Finnish Linguistic Contacts. In: American Contributions to the Fourth International Congress of Slavicists. Moscow, September 1958. Mouton; 1958.
  8. Kalmán B. Die Russischen Lehnwörter im Wogulishchen. Budapest; 1961. 327 p.
  9. Gaidamashko R.V., Ponomareva L.G. [Russian Borrowings in the Komi-Permian Language of the Manuscripts of Archpriest Anthony Popov of 1785]. In: [Language Contacts of the Peoples of the Volga Region and the Urals]: Collected Papers of XI Intern. Symp. Cheboksary; 2018. p. 108–112. (In Russ.) EDN: XVTBXV
  10. Podyukov I.A. Russian Dialect Vocabulary in Lupyinski Komi-Permyak Speech. Perm University Herald. Russian and Foreign Philology. 2012;(3):14–21. (In Russ., abstract in Eng.) EDN: PDFWPJ
  11. Fedoseeva E.N. [Russian Borrowings in the Vocabulary of the Northern Dialect of the Komi-Permian Language]. In: [Permistics – 10: Questions of Permian and Finno-Ugric Philology: Materials of the X Intern. Symp. “Dialects and History of the Permian languages in Interaction with Other Languages”]. Izhevsk; 2009. p. 368–376. Available at: https://eanbur.unatlib.ru/items/999d802e-e601-46b6-9c34-348224ac77e4 (accessed 20.01.2024). (In Russ.)
  12. Fedoseeva E.N. Vocabulary Northern Dialect of the Komi-Perm Language. Syktyvkar; 2015. Available at: https://illhkomisc.ru/wp-content/uploads/2014/11/fedoseeva.pdf (accessed 20.01.2024). (In Russ.)
  13. Ponomareva L.G., Gaidamashko R.V. [From Observations on the Names of Berries in the Komi-Permian Language of the Late XVIII Century (Based on the Material of the Manuscripts of Anthony Popov). In: [Permistics 18: Dialects and History of the Permian Languages in Interaction with Other Languages]. P. 1. Izhevsk; 2020. р. 162–170. (In Russ.) EDN: UPTCLB
  14. Lobanova A.S., Chernykh A.V. [The Vocabulary of Traditional Costume in the Dialect Speech of Komi-Permians]. Ural-Altaic Studies. 2014;(3):24–39. (In Russ.) EDN: TFSNPT
  15. Zvereva Yu.V. Food Vocabularyin the Komi-Permyak Language: Borrowings from Russian Dialects of the Perm Region. Perm University Herald. Russian and Foreign Philology. 2019;11(2):23–33. (In Russ., abstract in Eng.) https://doi.org/10.17072/2073-6681-2019-2-23-33
  16. Krysin L.P. [Foreign Words in Modern Russian]. Moscow; 1968. (In Russ.)
  17. Krysin L.P. [Lexical Borrowing and Calculus in the Russian Language of the Last Decades]. Voprosy Yazykoznaniya. 2002;(6):27–34. (In Russ.)
  18. Haugen E. [Language Contact]. Novoe v Lingvistikе. 1972;(6):61–80. Available at: https://classes.ru/grammar/153.new-in-linguistics-6/source/worddocuments/vi.htm (accessed 20.01.2024). (In Russ.)
  19. Gorbachevich K.S. [Word Variation and Language Norm: On the Material of the Modern Russian Language]. Leningrad; 1978. (In Russ.)
  20. Zhivov V.M. [Essays on the Historical Morphology of the Russian Language of the XVII–XVIII Centuries]. Moscow; 2004. Available at: https://www.klex.ru/1des (accessed 20.01.2024). (In Russ.)
  21. Kelmakov V.K. [Dialect and Historical Phonetics of the Udmurt Language]. Izhevsk; 2004. P. 2. (In Russ.)
  22. Lytkin V.I. [Historical Vocalism of the Permian Languages]. Moscow; 1964. (In Russ.)
  23. Haugen E. [The Process of Borrowing]. Novoe v Lingvistike. 1972;(6):344–382. Available at: https://classes.ru/grammar/153.new-in-linguistics-6/source/worddocuments/vi.htm (accessed 20.01.2024). (In Russ.)
  24. Rédei K. A permi nyelvek első szótagi magánhangzóinak a történetéhez // Nyelvtudományi Közlemények. 1968. 70 köt. 35–45 old. Available at: https://library.hungaricana.hu/en/view/NyelvtudomanyiKozlemenyek_070/?pg=36&layout=s (accessed 20.01.2024).
  25. Nekrasova G.A. Historical Phonetics of the Komi Language. Syktyvkar; 2000. (In Komi)
  26. Kudryashova L.V. [The Process of Borrowing as a Kind of Language Contact]. Izvestiya Vysshih Uchebnyh Zavedenij. Povolzhskij Region. Gumanitarnye Nauki. Filologiya. 2015;(4):66–75. Available at: https://izvuz_gn.pnzgu.ru/gn7415 (accessed 20.01.2024). (In Russ.)
  27. [Fundamentals of Finno-Ugric Linguistics. Questions of the Origin and Development of the Finno-Ugric Languages]. Moscow; 1974. (In Russ.)

Қосымша файлдар

Қосымша файлдар
Әрекет
1. JATS XML
Жүктеу

© Некрасова Г.A., 2024

Согласие на обработку персональных данных с помощью сервиса «Яндекс.Метрика»

1. Я (далее – «Пользователь» или «Субъект персональных данных»), осуществляя использование сайта https://journals.rcsi.science/ (далее – «Сайт»), подтверждая свою полную дееспособность даю согласие на обработку персональных данных с использованием средств автоматизации Оператору - федеральному государственному бюджетному учреждению «Российский центр научной информации» (РЦНИ), далее – «Оператор», расположенному по адресу: 119991, г. Москва, Ленинский просп., д.32А, со следующими условиями.

2. Категории обрабатываемых данных: файлы «cookies» (куки-файлы). Файлы «cookie» – это небольшой текстовый файл, который веб-сервер может хранить в браузере Пользователя. Данные файлы веб-сервер загружает на устройство Пользователя при посещении им Сайта. При каждом следующем посещении Пользователем Сайта «cookie» файлы отправляются на Сайт Оператора. Данные файлы позволяют Сайту распознавать устройство Пользователя. Содержимое такого файла может как относиться, так и не относиться к персональным данным, в зависимости от того, содержит ли такой файл персональные данные или содержит обезличенные технические данные.

3. Цель обработки персональных данных: анализ пользовательской активности с помощью сервиса «Яндекс.Метрика».

4. Категории субъектов персональных данных: все Пользователи Сайта, которые дали согласие на обработку файлов «cookie».

5. Способы обработки: сбор, запись, систематизация, накопление, хранение, уточнение (обновление, изменение), извлечение, использование, передача (доступ, предоставление), блокирование, удаление, уничтожение персональных данных.

6. Срок обработки и хранения: до получения от Субъекта персональных данных требования о прекращении обработки/отзыва согласия.

7. Способ отзыва: заявление об отзыве в письменном виде путём его направления на адрес электронной почты Оператора: info@rcsi.science или путем письменного обращения по юридическому адресу: 119991, г. Москва, Ленинский просп., д.32А

8. Субъект персональных данных вправе запретить своему оборудованию прием этих данных или ограничить прием этих данных. При отказе от получения таких данных или при ограничении приема данных некоторые функции Сайта могут работать некорректно. Субъект персональных данных обязуется сам настроить свое оборудование таким способом, чтобы оно обеспечивало адекватный его желаниям режим работы и уровень защиты данных файлов «cookie», Оператор не предоставляет технологических и правовых консультаций на темы подобного характера.

9. Порядок уничтожения персональных данных при достижении цели их обработки или при наступлении иных законных оснований определяется Оператором в соответствии с законодательством Российской Федерации.

10. Я согласен/согласна квалифицировать в качестве своей простой электронной подписи под настоящим Согласием и под Политикой обработки персональных данных выполнение мною следующего действия на сайте: https://journals.rcsi.science/ нажатие мною на интерфейсе с текстом: «Сайт использует сервис «Яндекс.Метрика» (который использует файлы «cookie») на элемент с текстом «Принять и продолжить».