Баскак, даруга, шихне: к проблеме соотношения должностей. Ч. 1: Институт шихне и его эволюция

Полный текст

Термины «даруга» и «баскак» давно известны в истории Золотой Орды и русско-татарских отношений, а также неоднократно упоминаются и в истории других чингизидских улусов. И, пожалуй, не менее давним является спор о соотношении этих понятий. Как минимум, с середины XIX в. в историографии поднимается вопрос о том, обозначали ли они одну и ту же должность или разные. При этом сторонники обеих версий, по сути, опираясь на один и тот же комплекс источников, предлагали собственную их интерпретацию, стараясь убедить оппонентов в своей правоте.

Решение этой проблемы представляется возможным, как ни странно, на основе анализа еще одного термина, который, по мнению авторов, означает ту же должность что и два вышеупомянутых. Речь идет о термине «шихне» (شحنه), который широко использовался в монгольском Иране, а также, возможно, употреблялся и в других чингизидских государствах. Наше обращение к анализу статуса шихне объясняется тем, что авторитетные исследователи истории чингизидских государств XIII–XIV вв., в т.ч. и системы их власти и управления, однозначно полагают, что термин «шихне» являлся персидским эквивалентом монгольского термина «даруга» [см., напр.: 14, с. 88; 23, р. 12]¹ и, как мы намерены показать в дальнейшем, это в полной мере относится и к термину «баскак».

В отличие от предыдущих исследователей, которые в своих версиях о соотношении терминов «даруга» и «баскак» опираются преимущественно на краткие сообщения нарративных источников и, в отдельных случаях, на упоминания об этих чиновниках в тарханных ярлыках, авторы настоящей статьи намерены проанализировать документы (ярлыков персидских ильханов) о назначении на должность шихне. Соответственно, в них детально отражен статус этих чиновников, их права и обязанности, которые вряд ли могли быть четко реконструированы на основе отдельных упоминаний о них в сообщениях летописей и хроник.

В статье впервые публикуется русский перевод трех ярлыков о назначении шихне из персоязычного трактата «Дастур ал-катиб фи та‘йин ал-маратиб» («Руководство для писца при определении степеней»), составленного около 1366 г. Мухаммедом б. Хиндушахом Нахчивани, служившим при дворе последних ильханов из рода Хулагуидов и их преемников Джалаиров². Перевод сопровождается комплексным анализом, который позволит сформировать представление о том, что представлял собой институт шихне и, как надеются авторы, позволит внести существенный вклад в решение проблемы соотношения терминов «даруга» и «баскак».

Институт шихне в мусульманских государствах домонгольского периода. Первые упоминания должности шихне исследователи относят к первой половине X в.: такой чиновник фигурирует, в частности, в сочинении арабского автора Хилала ас-Саби «Установления и обычаи двора халифов» при описании правления халифа ал-Муктадира (908–932) [см.: 11, с. 127–128]. Однако широкое распространение эта должность получает в эпоху владычества тюрков-сельджуков, хотя сам термин этимологически имеет персидское (или, по некоторым предположениям, арабское) происхождение [17, с. 71].

С помощью института шихне Великие Сельджуки постарались решить проблему замены могущественной региональной родовой знати собственными лояльными наместниками из числа служилой аристократии^[3]. Соответственно, шихне изначально являлись военными чиновниками, которые контролировали те или иные регионы, следили за порядком, боролись с преступностью, а также, вполне вероятно, осуществляли и административное управление в целом (включая и пресловутый контроль за сбором налогов).

Наиболее ярко статус шихне сельджукской эпохи выражается в сборнике документов «Атабат ал-катаба», составленный Мунтаджабом ад-Дином ал-Джувайни [12]. Из 39 образцов документов этого сборника 4 напрямую связаны с назначением представителей военного командования на должность шихне. Во всех образцах на этот пост претендуют сипахсалары (amir-i isfahsalār) тюркского происхождения [9, с. 87; 26, s. 94]. В соответствии с нормами рассматриваемой эпохи эта должность могла передаваться по наследству [12, с. 106–107].

Важно отметить, что шихне, мог быть уполномоченным представителем центральной власти, призванным обеспечивать интересы государства в целом. Назначение шихне означало подчинение данного региона султану [11, с. 140]. Очевидно, подобные назначенцы были представлены не во всех областях государства, а только там, где было значимо присутствие представителя верховной власти как для осуществления надзора за деятельностью местной администрации и умонастроениями народных масс, так и контролем над процессом сбора налогов и податей. При этом отмечен случай, когда лицо получало титул шихне лишь для того, чтобы иметь некоторые доходы, но реально не исполняло своих функций. Речь идет таштдаре сельджукского султана Мелик-шаха Ануш-Тегине Гарчаи (ум.1097 г.) [6, с. 10]. Не во всех случаях шихне назначался центральной властью. Провинциальных шихне, каждый на своем уровне, определяли вали и раис [12, с. 37, 41, 53; 26, s. 94]. В связи с тем, что часть налогов с Джувейна шла в доход сестры султана Санджара, должность шихне была утверждена и пожалована диваном этой хатун [12, с. 89].

Главной обязанностью шихне было обеспечение порядка и безопасности на подведомственной территории. Он занимался поимкой и наказанием различных преступников, в том числе бунтовщиков, мятежников и их пособников [12, с. 89]. Для этого он мог направлять своих надзирателей (рукаба) в ту местность, которая являлась источником бунта и разбоя [9, с. 88]. По мнению Х. фон Хорста, под шихне также следует понимать и главу полицейского ведомства (Polizeipräfekten) [26, s. 94]. Шихне и его подручные взимали штрафы за нарушение закона, наказывали за преступления [4, с. 99]. Сельджуки в XI–XII вв. могли передавать шихне управление полукочевыми и кочевыми племенами. Здесь у шихне появляются полномочия по выделению пастбищ и водопоев, а также недопущению насилия и жестокости кочевников по отношению друг другу [4, с. 89; 12, с. 116; 26, s. 96].

Шихне должен был оберегать податное население не только «от злого умысла и убытка [со стороны] проезжих чиновников, воинов и путников» [12, с. 89], но и со стороны местной, а также собственной администрации [12, с. 90] – диван-и шихнеги, которым непосредственно руководил заместитель (наиб) шихне. Кроме него шихне помогали в выполнении его функций различные слуги (наввабы). Для поддержания установившихся порядков и выполнения карательных функций под началом шихне могли находиться воинские подразделения и кочевые ополчения [4, с. 89], что также позволяло им принимать участие в военных действиях султана [11, с. 127]. Шихне для обеспечения своих нужд взимал с местного населения специальные налоги [4, с. 99; 12, с. 70]. Туркменские племена платили ему налоги за пастбище (رسوم مراعی) [27, s. 96].

В своей деятельности шихне поддерживал тесную связь с местной администрацией, а именно, с вали, наибом провинциального дивана (диван-и вилайет), а также с кадием [12, с. 71] и в целом с местной элитой. В некоторых случаях шихне мог наделяться полномочиями наиба правителя вилайета [4, с. 89; 9, с. 89; 26, s. 95]. В своей судебной деятельности он руководствовался религиозным правом и указаниями кади, а также консультировался с правоведами и теологами. Кроме того, шихне исполнял приговоры суда кази (mağlis-i hukm) [26, s. 95]. С целью своевременного и надлежащего (в смысле соответствия установленным нормам) сбора налогов с подведомственного населения шихне поддерживал деятельность соответствующих налоговых служб (диван-и амал) [12, с. 66] и занимался доставкой собранных податей в центр [11, с. 132, 136; 12, с. 90; 26, s. 95–96].

Должность шихне со всеми охарактеризованными функциями была представлена и в государстве Хорезмшахов. Здесь он со своими отрядами также осуществлял полицейские и карательные функции, вмешивался во все дела, представлявшие опасность для властей, и устанавливал надзор за теми, кто мог настраивать население против существующего режима. Как и в государстве Сельджуков на эту должность назначались тюркские военачальники – эмиры [6, с. 58–59].

Таким образом, институт шихне, призванный соблюдать политические и экономические интересы верховного правителя, имел широкое распространение и большое значение как блюстителя общественного порядка в странах Ближнего и Среднего Востока. В силу своей необходимости он сохранился и в монгольский период. Неслучайно в трактате «Дастур ал-катиб» Мухаммеда б. Хиндушаха Нахчивани среди должностей монгольской военной и гражданской администрации фигурируют и эти чиновники.

Собственно, три ярлыка о назначении на должность шихне из этого источника уже привлекали внимание исследователей. Еще в XIX в. В.Г. Тизенгаузен подготовил свой вариант перевода всех трех образцов⁴, однако, как и переводы других документов из этого источника, он имеет черновой характер, содержит многочисленные исправления, перечеркивания и т.п. и потому совершенно не пригоден для опубликования. Английский вариант перевода этих документов (также с несколькими другими ярлыками из «Дастур ал-катиб») несколько лет назад был издан китайской исследовательницей М. Ли [28, р. 212–214], однако, как представляется, он является, скорее, переложением (пересказом) основных положений ярлыков, нежели аутентичным переводом. В частности, автор весьма вольно «переводит» термины, обозначающие чиновные должности, произвольно заменяя их английскими эквивалентами, не отражающими специфики аппарата управления XIII–XIV вв.

Таким образом, приведенные ниже переводы являются первой попыткой введения соответствующих документов в русскоязычный научный оборот. Первые два образца ярлыка о назначении шихне переводятся с персидского оригинала. Что касается третьего документа, то мы сочли целесообразным включить сюда и немецкий вариант перевода этого документа (в свою очередь, переведя его на русский язык), осуществленный Й. фон Хаммер-Пургшталем, который, как мы уже неоднократно отмечали ранее, стал первым переводчиком документов из «Дастур ал-катиб» на европейский язык. Кроме того, данный перевод интересен и с историографической точки зрения, поскольку, как будет показано ниже, содержит некоторые ошибки, которые необходимо принимать во внимание при работе с трудом австрийского востоковеда, до сих пор остающимся востребованным для исследователей.

Перевод документов

Раздел пятый. О препоручении должности шихне

Вид первый⁵

Сейидам, кадиям, хакимам, мутасаррифам, битикчиям, всем жителям Ахара⁶ да будет ведомо. Поскольку Алибек из сообщества вельмож эпохи отмечен и известен правдивостью и справедливостью, его похвальный образ жизни и достохвальные деяния заслуживают одобрения и вызывают [к нему] доверие, а тот вилайет нуждается в шихне, который мог бы противостоять (букв. «мог бы держать ответ») эмирам, влиятельным лицам [и служилым] путникам, то начиная с этой даты должность тамошнего шихне и баскака препоручается ему с тем, чтобы он доискивался до сути дел, подведомственных суду яргу, и решал их по справедливости и Ясе (یاساق). Пусть не вмешивается в разбор шариатских дел, подлежащих суду мусульманских кадиев, и не допускает вмешательства [кадиев] в исполнение обязанностей шихне и [отправление правосудия в суде] яргу.

По этой причине настоящий указ вступает в силу. Пусть [начиная] с [этой] даты его почитают шихне и баскаком того вилайета. Пусть исправляет обязанности шихне во всех делах, связанных с производимыми там расследованиями и установлением истины. По всем тем делам пусть обращаются к нему. Пусть не нарушают его постановлений, вынесенных на основании закона справедливости и Ясы (یاساق). Пусть [тяжущиеся] уплачивают ему установленную пошлину за рассмотрение им дел, дабы он мог тратить [эти средства] на свои потребности, удовлетворение которых необходимо для отправления этой важной должности. Ему [же] надлежит остерегаться злоупотреблений, предвзятости и мздоимства. Пусть не творит насилий и избегает пристрастности. Пусть действует так, чтобы люди были благодарны за его добрые дела, и он удостоился от них восхваления [13, с. 35–37 араб. паг.].

Вид второй⁷

Поскольку Шейх-Турсун является мужем пожилым и опытным, осведомленным о плохом и хорошем, избегающим предвзятости, насилия и не ступающим на путь злоупотребений, ему вверяется должность шихне такого-то вилайета с тем, чтобы он чтобы он доискивался до сути дел, подведомственных суду яргу, и прилагал усилия к решению их по закону справедливости и Ясы (یاساق), не обвинял невиновного, не шел на поводу у доносчиков и шпионов, никого не подозревал и не привлекал к суду яргу на основании слов заинтересованных лиц и назначал наказание, сообразное степени содеянного.

По этой причине настоящий указ вступает в силу с [этой] даты. Кадии, хакимы и жители такого-то вилайета пусть почитают его уполномоченным [Великого] Дивана и своим шихне. В делах, подведомственных [суду] яргу, пусть обращаются к нему. [Пусть] повинуются его решениям, которые соответствуют закону справедливости и беспристрастности. Пусть выплачивают ему установленную пошлину за исправление должности шихне. Он же пусть удовлетворяется этой суммой и не требует большего [13, с. 37–38 араб. паг.].

Дипломатический комментарий. Вполне оправданным с научной точки зрения будет сравнение структуры наших образцов с документами, представленными в упомянутом выше сборнике инша «Атабат ал-катаба», главы диван ар-раса’ил (диван ал-инша’) султана Санджара (1118–1153) Мунтаджаб ад-Дина ал-Джувайни. Проведенный анализ свидетельствует о том, что формуляры сравниваемых документов демонстрируют некоторое сходство, что в первую очередь определяется объективными факторами документообразования. Как известно, условный и абстрактный формуляры, состоят из различных компонентов протокола, основной части и эсхатокола. Наличие тех или иных компонентов определяются специфическими условиями издания документа, что выражается в конкретном и индивидуальном формуляре.

Первый вид, приводимый Мухаммедом б.Хиндушахом начинается традиционной для чингизидских актовых материалов инскрипцией (адресатом), которая определяет круг должностных лиц, обязанных принять указ к исполнению. Формула-оповещения «да будет ведомо» (ﺑﺩﺍﻨﻧﺩ ﻜﻰ) связывает протокол с корпусом документа, который в индивидуальном формуляре первого образца начинается союзом ﭼﻭن («поскольку»), так происходит переход к наррации (“фикра-и хикая”), где указывается имя назначаемого лица (عليبك), а также его личные и профессиональные качества. Вслед за наррацией идет диспозитивная часть корпуса документа (“фикра-и хукмия”), где говориться о назначении указанного лица на должность, характеризуются его обязанности, определяются источники его доходов, дается предписание должностным лицам (адхортация). На этом представленный образец завершается.

Во втором и третьем видах автор ограничивается характеристикой наррации (или повествованием по Г.М. Курпалидису) и диспозиции (распоряжением и постановлением). При этом в третьем образце представлен один из элементов эсхатокола «писано в» (كُتِبَ في). Как известно, конечный протокол документов чингизидских канцелярий, должен был содержать указание даты и места выдачи. Следует отметить, что во втором виде автор разместил должностных лиц, которые должны были принять ярлык к исполнению, в диспозитивной части (адхортация), что в целом свойственно для делопроизводственной практики, представленной в «Дастур ал-катиб» и «Атабат ал-катаба». Другие компоненты условного формуляра остались вне характеристики автора «Дастур ал-катиб», в особенности начальный и конечный протоколы, которые, как правило, не зависели от содержания документа [21, s. 211]. Абстрактный и индивидуальный формуляр разбираемых образцов ярлыков, как видно, включает в основном лишь корпус документа, с главными присущими ей компонентами (наррация и диспозиция), характерными как для персидской, так и чингизидской дипломатики.

Г.М. Курпалидис, всесторонне изучавший «Атабат ал-катаба», выделяет следующие компоненты в структуре условного формуляра документов, представленных в этом сборнике: адресант, предисловие, адресат, приветствие, повествование, распоряжение (призыв), постановление и заключение [9, с. 132–136]. В то время как западные исследователи выделяют схожую, но несколько отличную, в том числе в терминологическом плане структуру [см., напр.: 21]. Если говорить об образцах указов, связанных с назначением на должность шихне, в данном сборнике, то здесь мы наблюдаем не только более полную структуру формуляра, но и значительно более пространные формулировки его основных компонентов. Например, в «Атабат ал-катаба» большинство образцов начинаются пространной аренгой (предисловие по Г.М. Курпалидису), в которой, как правило, приводились моральные и религиозные мотивы принятия документа [20, р. 309]. Особенно ярко это проявляется в указе (маншуре) о назначении на должность правителя и шихне Балха [12, с. 104]. В «Дастур ал-катиб» аренга не представлена ни в одном из образцов. Не в последнюю очередь это может объясняться полномочиями шихне эпохи Чингизидов, которые были связаны с осуществлением правоохраны на основе норм Ясы. Поэтому присутствие здесь выражений, характеризующих основы исламской культуры, было не совсем уместно. Это обстоятельство также характеризует одно из отличий сравниваемых документов в содержательном плане. И далее в такой же пространной форме характеризуются остальные компоненты формуляра (наррация, диспозиция, также приводится краткая аппрекация). В распоряжении и постановлении указов также, как и в «Дастур ал-катиб» характеризуются основные обязанности обладателя должности, говорится о необходимости сотрудничества с местной знатью, в том числе с кадием, предписывается оберегать местное население от проезжих чиновников и путников, контролировать представителей собственной администрации, указываются источники доходов для исполнения должности шихне и даются предостережения назначаемому лицу и т.д. Следует отметить, что вне зависимости от смены династии в Иране, структура корпуса документа, в отличие от начального и конечного протоколов, а также средств аутентификации, не претерпевала особых изменений [24, s. 18].

Сравнительный анализ формуляров, приведенных в двух различных сборниках документов, написанных на персидском языке, но на разных этапах развития делопроизводства в Иране, демонстрируют некоторую общность структуры документа, определявшуюся как объективными факторами развития делопроизводства, так и общностью культурной и языковой принадлежности. Главное отличие в формуляре можно видеть в наличии ярко выраженной инскрипции в первом образце из «Дастур ал-катиб», где представлен характерный для чингизидской канцелярии адресат. Другой важной особенностью, является лаконичность, сжатость приводимых в образцах из «Дастур ал-катиб» компонентов формуляра, что может объясняться не только предназначением этого сборника, но и особенностями чингизидского делопроизводства. Таким образом, в приводимых Нахчивани образцах мы прослеживаем некий синтез традиционной персо-мусульманской и чингизидской канцелярской практики, что вполне укладывается в политические реалии рассматриваемой эпохи.

Следует отметить, что в перевод Й. фон Хаммер-Пургшталя вкралась серьезная ошибка: более половины документа (со слов «Он должен собирать расписки во всех областях и округах» до конца документа) являются переводом заключительной части третьего вида указа о назначении везира [13, с. 89–92 араб. паг.]. Примечательно, что в первом и третьем видах указов о назначении везира, приведенных в «Дастур ал-катиб», специально оговорена обязанность шихне не взыскивать для себя с подведомственного населения ничего сверх пошлины на содержание шихне в установленном Диваном размере, причем везир должен был истребовать расписку в принятии на себя этого обязательства со всех назначаемых им шихне [13, с. 77, 89 араб. паг.] (во втором образце указа такую расписку великому везиру предписывалось брать с назначаемых им должностных лиц в «вилайетах и провинциях» (ولایات و بلوکات) государства [13, с. 84 араб. паг]). Формулировку о «назначении» везиром шихне, очевидно, следует понимать в том смысле, что шихне, хотя формально и относились к «военной ветви» власти¹⁵, назначались ильханом по представлению везира. В этой связи заслуживает внимания утверждение Э. Мерчиля о том, что обычно назначение и смещение шихне в государстве Великих Сельджукидов осуществлялось правителем или везиром [29, s. 292]. Можно предположить, что в монгольский период везир сохранял свое влияние на назначение шихне по традиции. Трудно, однако, сказать, был ли таким порядок назначения шихне в Монгольской империи и монгольском Иране изначально, или эта процедура претерпела изменения ко времени правления династии Джалаиров (в третьем образце указа о назначении везира говорится о вступлении его в силу в «пятьдесят девятом ханском году» [13, с. 89 араб. паг.], приходившемся на 1359–1360 г. н.э. [см. подробнее: 1, с. 776]). Также трудно сказать, был ли таким же порядок назначения шихне в других улусах Монгольской империи.

Историко-правовой комментарий. Приступая к анализу правового статуса шихне, сразу стоит обратить внимание на адресат публикуемых ярлыков: среди них мы не видим высокопоставленных сановников государства – речь идет лишь о представителях регионального управления. Этот факт свидетельствует о том, что шихне осуществляли свои полномочия именно на региональном или даже местном уровне, не вступая в прямое взаимодействие с центральными властями. Отметим, что в двух первых образцах речь идет о назначении на должность шихне «вилайета», т.е. административно-территориальной единицы, области, тогда как в третьем документе – о даруге конкретного города Сельмаса. Это позволяет провести параллель с упоминаемыми в переводах золотоордынских ярлыков русской церкви «волостными, городскими, сельскими» даругами [5, с. 67; 22, р. 239–241].

В документах из «Дастур ал-катиб» мы не находим информации, кому именно напрямую подчинялся шихне – за исключением упоминания во втором образце, что он является «уполномоченным [Великого] Дивана». Полагаем, что можем экстраполировать на эпоху монгольского Ирана информацию о подчиненности этих чиновников, содержащуюся в «Атабат ал-катаба» наместникам провинций и уже через них – везирам [см.: 17, с. 68]¹⁶. Вместе с тем, отметим, что шихне назначается на должность именным ярлыком ильхана, хотя вряд ли на основании лишь этого факта можно делать выводы о его статусе и значении. Исследование других ярлыков из «Дастур ал-катиб» дает нам возможность убедиться, что нередко именем ильхана производились и назначения на сравнительно невысокие административные должности.

Традиционно для ярлыков монгольского Ирана о назначении на должности рассматриваемые указы содержат обоснование причин, по которым выбор пал именно на данных кандидатов. Так, фигурант первого ярлыка, Алибек, «известен правдивостью и справедливостью» и ведет «похвальный образ жизни», а также успел обратить на себя внимание «достохвальными деяниями», которые проявил, вероятно, на предыдущей своей должности. Любопытно, что в число достоинств его коллеги Шейх-Турсуна входит не только опыт и осведомленность «о плохом и хорошем», достойный образ жизни (без «предвзятости, насилия и… злоупотреблений»), но и то, что он «является мужем пожилым». До сих пор подобных указаний на возраст в качестве дополнительного обстоятельства в пользу претендента на должность нам в ярлыках из «Дастур ал-катиб» не встречалось. Чиновник Хаджи-Ильяс, назначаемый шихне в соответствии с третьим образцом ярлыка, не характеризуется напрямую, но из начала документа следует, что жители населенного пункта Сельмас (впрочем, далее также характеризуемого как «вилайет») просили назначить им «справедливого [и] благонравного шихне», следовательно, именно этим требованиям отвечает указанный кандидат.

Перечень должностных полномочий и обязанностей шихне четко указывается в каждом из документов, хотя определенные различия между ними, безусловно, присутствуют. При этом основной его функцией, как ни странно, выступает судебная: ему предписывается разбирать дела на основании Великой Ясы Чингиз-хана. Как хорошо известно, судебные разбирательства в соответствии с имперским законодательством (включая Ясу, предписания ханских ярлыков и пр.) осуществляли совсем другие чиновники – яргучи (дзаргучи) [2]. Однако, как мы выяснили, последние не являлись отдельной судебной инстанцией, поскольку выполняли судейские обязанности, так сказать, по совместительству, являясь, как правило, высокопоставленными сановниками или военачальниками. Совсем другое дело – шихне, который специально назначался на пост, в значительной степени связанный именно с отправлением правосудия.

Кроме того, анализ должностных обязанностей шихне в анализируемых ярлыках позволяет сделать вывод, что его функции не ограничивались непосредственно разбирательством дел в суде. По сути, он осуществлял весь комплекс правоохранной деятельности, начиная с выявления правонарушений и заканчивая наказанием преступников и возвратом собственникам незаконно присвоенного¹⁷. Так, в первом ярлыке прямо говорится о «производимых… расследованиях» и «установлении истины» шихне Алибеком. Шейх-Турсуну также предписывается «доискиваться до сути дел», что, несомненно, подразумевает проведение им не только судебных, но и следственных действий (именно в рамках этой стадии процесса он должен был взаимодействовать с упоминаемыми в ярлыках «доносчиками и шпионами»). А Хаджи-Ильясу в третьем образце ярлыка приказывается провести конкретное расследование – установить виновность его предшественника на посту шихне, выявить, что было им присвоено и вернуть законным владельцам. При этом подчеркивается, что он также должен решать дела «по правде и справедливости», т.е. ограничиваться формальными предписаниями закона, но и руководствоваться собственным внутренним убеждением. Неслучайно в число требований к кандидатам на должность шихне входили правдивость, справедливость, безупречная репутация и пр.

Более того, упоминание в первом ярлыке необходимость шихне «противостоять эмирам, влиятельным лицам [и служилым] путникам»¹⁸, а в третьем – наместнической пошлины, позволяет характеризовать шихне именно как главу администрации соответствующего территориального образования – вилайета или населенного пункта, каковым, собственно, он в первую очередь и являлся. Это соответствует и статусу шихне, нашедшему отражение в указах сельджукских султанов, касающихся этой должности: в них шихне осуществляют общее административное управление, поручая судебные разбирательства кади (по делам, предусмотренным шариатом) и раису (по делам из налоговой сферы) [12, с. 109]. Таким образом, перед нами вырисовывается образ наместника верховного правителя страны в том или ином регионе, основной обязанностью которого было поддержание законности и правопорядка в интересах монарха, обеспечивать лояльность к нему со стороны подданных всеми средствами, которые были позволены ему указом о назначении на должность. Это подтверждается также и тем, что в каждом указе содержится наказ шихне исполнять свои обязанности так, чтобы население было им довольно. Поскольку наместник назначался на должность ханским указом, он своими действиями олицетворял в глазах жителей политику самого государя, поэтому важно было сформировать у населения конкретного региона положительный образ власти в государстве¹⁹.

Учитывая, что большинство функций шихне было связано с обеспечением правопорядка и борьбой с преступностью, неудивительно, что эта должность не рассматривалась в качестве гражданской. Назначать на эту позицию следовало лиц, которые имели военный опыт, т.е. из числа эмиров-военачальников, которые, к тому же, должны были ориентироваться в Великой Ясе и имперском праве в целом [ср.: 11, с. 129–131; 15, с. 200]²⁰. Поэтому вполне объяснимо, что, хотя сам институт до некоторой степени был заимствован из более ранней мусульманской практики, эта должность включена в часть («зарб») «Дастур ал-катиб» под названием «О поручении постов и должностей монгольским эмирам, их помощникам и слугам» [13, с. 3 араб. паг.].

В связи с этим нельзя не отметить четко проводимое разграничение судебной компетенции шихне на основе Великой Ясы (т.е. имперского права) и кадия на основе предписаний шариата. Так, в первом ярлыке содержится вполне однозначное предписание: «Пусть не вмешивается в разбор шариатских дел, подлежащих суду мусульманских кадиев, и не допускает вмешательства [кадиев] в исполнение обязанностей шихне и [отправление правосудия в суде] яргу»²¹. В других двух ярлыках аналогичного четко сформулированного положения мы не находим, однако и в них подчеркивается, что шихне должен разбирать «дела, подведомственные [суду] яргу», «рассматривать дела по закону Ясы» и т.д. Соответственно, неслучайно среди адресатов ярлыков о назначении шихне присутствуют представители мусульманского духовенства, также обладавшие судебными полномочиями – «сейиды, кадии, хакимы»: ведь им тоже не позволялось нарушать компетенцию суда яргу, находившегося под контролем шихне.

Широкие полномочия шихне давали ему возможности значительного контроля над регионом, его чиновниками и населением. В связи с этим в ярлыках присутствует предупреждение наместнику о недопустимости злоупотребления своими властными прерогативами²². Так, Алибеку в первом ярлыке предписывается: «Ему [же] надлежит остерегаться злоупотреблений, предвзятости и мздоимства. Пусть не творит насилий и избегает пристрастности». Шейх-Турсуну также приказывается, чтобы он «не обвинял невиновного, не шел на поводу у доносчиков и шпионов, никого не подозревал и не привлекал к суду яргу на основании слов заинтересованных лиц и назначал наказание, сообразное степени содеянного». В указаниях Хаджи-Ильясу также содержится сходное положение: «Он же должен не идти на поводу у злоумышленников, доносчиков и прежних шпионов и не прислушиваться к их словам, извлекая урок из деяний и поступков прежнего шихне. Пусть не привлекает к суду яргу кого бы то ни было из сообщества тамошних знатных и известных жителей – обладателей непорочной репутации и невиновности – на основании их наговоров, не создает им неудобств и не чинит им насилий».

Характерно, что конкретных наказаний за нарушение этих предписаний для шихне не предусмотрено – как, впрочем, и в подавляющем большинстве ярлыков из «Дастур ал-катиб» о назначении на должности, проанализированных нами ранее. Ответственность этого чиновника за противоправные действия выводится из содержания первого ярлыка: ведь вновь назначенному шихне Хаджи-Ильясу следует расследовать дело предшественника и предать его суду «по закону Ясы». Таким образом, вполне очевидно, что за должностные преступления шихне подлежали суду на основе имперского законодательства, а наказание определяли уже непосредственно судьи в зависимости от степени тяжести допущенных им злоупотреблений.

Отдельным пунктом среди возможных должностных правонарушений шихне указано «мздоимство». В связи с этим следует обратиться к вопросу о том, за счет чего должны были существовать обладатели этой должности. Из текста ярлыков очевидно, что шихне существовал за счет местного населения²³, которое осуществляло в его пользу две формы платежей. Во-первых, жители области или населенного пункта выплачивала самому шихне и его нукерам (которые, видимо, выполняли оперативные функции по охране правопорядка и являлись приставами-исполнителями в судебных разбирательствах) систематическое вознаграждение, которое в ярлыках фигурирует как «пошлина за исправление должности шихне» («ресм-и шихнеги»), либо как вышеупомянутая «наместническая пошлина». Во-вторых, за каждое судебное разбирательство в пользу шихне (и, опять же, его подчиненных) шла «установленная пошлина за рассмотрение им дел». Размеры соответствующих пошлин официально фиксировались, что не позволяло наместнику произвольно изменять ее сумму²⁴. Фиксация осуществлялась диваном, «уполномоченным» которого, как мы помним, являлся шихне [19, с. 108]²⁵.

Ряд исследователей полагает, что шихне могли получать доходы с передававшимся им икта [см. подробнее: 11, с. 126], однако в исследованных документах мы не находим указаний на это. Возможно, эти авторы экстраполируют на шихне эпохи монгольского правления в Иране элементы правового статуса аналогичного института в сельджукский период [см.: 11, с. 16]. Возможно, икта могло принадлежать обладателям должности шихне не как чиновникам, а как военачальникам (темникам, тысячникам) для обеспечения содержания их и их воинских подразделений и при этом никак не было связанным с назначением на должность наместника.

Завершая исследование, мы намерены обратить внимание на то обстоятельство, которое, собственно, и позволило нам сосредоточиться на изучении ярлыков о назначении шихне в процессе исследования проблемы соотношения институтов даруги и баскака. Как видим, в первом образце прямо сообщается, что Алибек назначается на должность «шихне и баскака»²⁶. Принимая во внимание вышеупомянутое отождествление должности шихне и даруги, мы получаем неопровержимое доказательство того, что, соответственно, даруга и баскак также являлись одной и той же должностью.

Также весьма любопытно, что ни в одном ярлыке (в т.ч. и в первом, где шихне прямо отождествляется с баскаком) не упоминается, что этот чиновник в той или иной степени отвечал за сбор налогов – это опровергает мнение авторов, которые склонны видеть в баскаках сборщиков налогов в отличие от даруг-администраторов. Однако более подробно мы намерены развить этот довод в продолжении данной статьи, которое будет посвящено анализу сведений о баскаках и даругах в источниках и сравнению их с институтом шихне. Более подробно эти будут рассмотрены в продолжении настоящей статьи.

¹ Любопытно, что П. Джексон, полагающий, что баскак и даруга были разными должностями, при этом отождествляет должности баскака и шихне [27, р. 108].

² См. подробную характеристику источника [1].

³ Особое место принадлежало шихне Багдада, который был одновременно и наместником столицы Багдадского халифата, и своего рода резидентом султана при халифе [8, с. 133].

⁴ Тизенгаузен В.Г. Из сочинения Мухаммада Хиндушаха Нахчивани. Рукописный перевод. Архив востоковедов Института восточных рукописей РАН. Ф. 52. Ед.хр. 14–16. Л. 225 об. – 226 об.

⁵ Перевод на русский язык выполнен И.А. Мустакимовым.

⁶ Ахар – город на реке Ахарчай в Восточном Азербайджане, на северо-западе современного Ирана.

⁷ Перевод на русский язык выполнен И.А. Мустакимовым.

⁸ Перевод на русский язык выполнен М.С. Гатиным.

⁹ Перевод на русский язык выполнен И.А. Мустакимовым.

¹⁰ Примечание Й. фон Хаммер-Пургшталя: «Слово Schihnet, Schahnet или Schohnet (встречается написание со всеми тремя этими гласными) очень точно переведено Голиусом как «сатрап» или «претор», что означает военного государственного наместника, которому подчиняются все остальные территориальные органы власти».

¹¹ Сельмас – город в Западном Азербайджане, на северо-западе современного Ирана.

¹² Возможный перевод: «и распределено среди нуждающихся».

¹³ Т.е. «должны соответствовать».

¹⁴ Букв. «свидетельств».

¹⁵ Об административной структуре монгольского Ирана периода правления Джалаиров см. [1, с. 774].

¹⁶ Позволим себе высказать предварительную гипотезу, что в ильханский период шихне мог быть подотчетен эмиру ульке (округа), либо наибу, перевод и анализ ярлыков о назначении которых из «Дастур ал-катиб» также входит в ближайшие планы авторов статьи.

¹⁷ В этом отношении весьма показательно сообщение Вассафа об одном из эпизодов похода хана Узбека на хулагуидский Иран в 1319 г. Несколько его воинов ограбили некий «скит», и в ответ на жалобу местного духовенства ханом «на это дело был назначен (особый) шихне», который провел расследование, выявил виновных и обнаружил похищенное, рассмотрел дело и вынес судебное решение о возврате всего награбленного владельцам и о наложении штрафа на виновных [16, с. 87–88].

¹⁸ Это положение заставляет вновь вернуться к причинам возникновения института шихне в эпоху Великих Сельджуков, которые видели в этих чиновниках как раз противовес крупной местной землевладельческой знати.

¹⁹ Уже Низам ал-Мулк в «Сиасет-наме» подчеркивал, что шихне должен обеспечивать довольство народа, «чтобы избавиться от мучений и пыток в загробной жизни» [18, с. 34].

²⁰ В некоторых случаях на должности шихне могли назначаться и малики – представители местных правящих династий, которые, естественно, становились наместниками не в собственных владениях [19, с. 105] Эта практика также имела место и при Сельджуках [7, с. 93–94].

²¹ В ярлыке о назначении верховного кадия вилайета из «Дастур ал-катиб» ему так же предписывается не позволять шихне (как и другим светским чиновникам) вмешиваться в дела шариата [19, с. 104].

²² Подобные преступления были характерны для шихне и в сельджукский период [см., напр.: 17, с. 158].

²³ Что полностью соответствовало и практике обеспечения шихне при Великих Сельджуках [12, с. 69].

²⁴ Любопытно, что в сельджукский период шихне, по-видимому, имел право вводить в свою пользу специальные сборы с подчиненного ему населения – «русум-и шихнеги» [12, с. 113].

²⁵По мнению Э.Мирзоевой, шихне получал жалование из казны дивана, но – за счет сборов с подвластных ему территорий [11, с. 137–138].

²⁶ Такое «парное» название одной и той же должности на разных языках в данном случае не является уникальным – например, то же самое мы видим в ярлыке о назначении дорожного чиновника туткаула, должность которого, в ярлыке указана также и с персидским аналогом «рахдар» [3, с. 622].

Об авторах

Ильяс Альфредович Мустакимов

Автор, ответственный за переписку.
Email: imus2007@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-0052-5136

кандидат исторических наук, главный научный сотрудник; доцент кафедры истории Татарстана

Ленар Фиргатович Абзалов

Email: len_afzal@mail.ru
ORCID iD: 0000-0003-3952-6715

кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Татарстана; доцент

Марат Салаватович Гатин

Email: marat_gata@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-7698-0450

кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Татарстана; доцент

Роман Юлианович Почекаев

Email: rpochekaev@hse.ru
ORCID iD: 0000-0002-4192-3528
ResearcherId: K-2921-2015

доктор исторических наук, кандидат юридических наук, профессор, заведующий кафедрой теории и истории права и государства

Список литературы

Дополнительные файлы

Финансирование: Статья подготовлена и опубликована при финансовом содействии Комитета науки Министерства науки и высшего образования Республики Казахстан в рамках программно-целевого финансирования BR24992878 «Изучение этнополитической и социально-экономической истории Улуса Джучи в XIII–XV веках».