Imported figured textiles from the Belorechensky burial ground in the collection of the State Hermitage Museum

Texto integral

Белореченские курганы

Белореченские курганы исследовались профессором Н.И. Веселовским близ г. Белореченска, в среднем течении р. Кубани, в 1896, 1897, 1906 и 1907 гг. [36, с. 2–53; 37, с. 17–20; 38, с. 95–100; 39, с. 85–88]. Основная часть курганов, раскопанных им, располагалась приблизительно в 2 километрах к югу от станицы (53 кургана (1896 г.), а также курганы № 1 и № 9 (1906 г.)). Один курган – № 10 (1906 г.) располагался на границе станиц Белореченской и Ханской. Другая крупная группа курганов (разновременных, из них – 8 курганов XIV–XV в. (№№ 2–9)) была исследована Н.И. Веселовским в северных окрестностях станицы в 1907 г. За четыре года исследований было раскопано 84 позднесредневековых кургана.

Дата курганов. В отчете Императорской археологической комиссии воз­раст курганов был определен следующим образом: «В значительной группе курганов, расположенной у станицы Белореченской, проф. Весе­ловский раскопал 53 кургана, выш. от 1 до 10 арш. Все они оказались принадлежащими к XIV и XV столетиям по Р.Х. Время это определяется как стилем найденных в них вещей, так и золотоордынскими монетами, оказавшимися в одной из могил, и арабскими надписями на некоторых предметах» [36, с. 2].

Повторяет датировку и А.П. Смирнов, указывая на то, что Белореченский могильник относится к XIV–XV вв. по датам на монетах и арабским над­писям [42, с. 88].

В.П. Левашева также датирует «весь комплекс» курганов (1896, 1897, 1906, 1907 гг.) по монетам – началом XV в. [31, с. 184]. Монетные находки, которых всего три, были найдены в одном кургане № 12 (ГЭ, инв. № ТБ-307-309). Младшая из монет относится ко времени правления хана Большой Орды Сайида-Ахмада I (1432–1455 гг.)¹. Отметим, что предлагалось и более позднее определение этой монеты: Сайид Ахмад II, 886 г.х. (1481/1482 гг.) [3, с. 128].

М.Г. Крамаровский предлагает несколько датировок могильника: «Верхнюю дату для белореченской находки [поясной набор (инв. № ТБ-138) – прим. авт.] мы предварительно устанавливаем по комплексу, и это, по крайней мере, время не позже второй половины XIV – рубежа XV в» [28, с. 152]. «Разумеется, верхняя дата могильника не может замыкаться первой третью XV в., поскольку в кургане № 38 найден сосуд венецианского стекла с цветными эмалями и позолотой, дата которого не может быть определена ранее последней трети или даже конца XV в.» [28, с. 154].

И.А. Дружинина указывает на тот факт, что Белореченские курганы не могут считаться единым могильником, поэтому попытки установить единую датировку для всех курганов ошибочны [12, с. 71], равно как и причислять к одному этносу [12, с. 128; 52, с. 507–509]. Автор также выделяет несколько периодов в датировках погребений и связывает возникновение феномена Белореченского могильника с взаимодействием черкесов Северного Кавказа с мамлюками Сирии и Египта: «Хронология Белореченских курганов отражает основные этапы функционирования трафика поставки военных рабов с территории Улуса Джучи в Мамлюкский султанат» [13, с. 206].

Текстиль Белореченских курганов. Текстильными находками Белоре­ченских курганов интересовались различные исследователи. Так Н.И. Ве­селовский полагал, что шелковые, парчовые, бархатные ткани были запад­ноевропейского производства [36, с. 12–13]. В.П. Левашева и Т.Д. Равдоникас отмечали, что среди текстильных находок Белореченского могильника пре­обладают ткани восточного, по большей части иранского изготовления, один китайский шелк типа камки и один итальянский бархат [31, с. 192–193; 41, с. 70–74]. Превалирующим интересом в этих работах была не атрибуция тканей, а вопросы северокавказского костюма [10, с. 75–78]. Среди пере­числен­ных авторов только статья З.В. Доде посвящена орнаментальным и технологическим признакам одной из белореченских тканей [11, с. 247–272].

Все текстильные находки из коллекции Государственного Эрмитажа относятся к раскопкам 1896 г. В общей сложности насчитывается 87 различных фрагментов гладких, узорных тканей, тесьмы поясов и пряжек, шнурков, рукоделия и металлических нитей. Из них наибольшее количество тканей сохранилось в трех курганах: № 10, 12 и 20.

Из общего числа текстильного материала коллекции Государственного Эрмитажа можно выделить 50 фрагментов, составляющих 22 узорные шелковые ткани (таблица 1). Как следует из таблицы, узорные шелка распределены по 13 курганам, зачастую фрагменты одной ткани могут находиться в разных курган­ах.

Самую многочисленную группу представляют ткани типа лампас. В коллекции Отдела Востока Государственного Эрмитажа хранятся 15 тканей этого типа. Дамаски представлены четырьмя примерами. Среди белоре­ченских тканей всего два примера бархатов, разительно различающихся меж­ду собой как по сохранности и внешнему виду, так и по структуре², и один пример ткани полотняного переплетения (т.е. тафты) с дополнительным утком лансе.

А. Бархаты

Самый сложный и репрезентативный образец узорных тканей Белореченского могильника это бархат из кургана № 20 (рис. 1. 1–2). Его узор – пример одного из самых распространенных и хорошо узнаваемых орнаментов европейских тканей эпохи Возрождения – «мотива граната». Этот мотив объединяет группу орнаментов, основанных на стилизации шишки сосны, артишока, чертополоха, древа жизни, лотоса и пальметты [56, p. 507]. Ткани с подобным орнаментом производились с XV в. в первую очередь в итальянских центрах, таких как Венеция и Флоренция, затем и в других странах, куда переселялись итальянские мастера, например, в Испанию и даже османскую Турцию [69, p. 4–12].

Технически ткань сложная, высокого качества, с ворсом, вероятно, двух типов (разрезным и петельчатым), с обильным введением металлической нити и участками, где эта нить вытягивается, образуя петли букле. Главная и ворсовая нити основы окрашены дорогим красителем – кошенилью³. Комбинированная металлическая нить состоит из плоской полоски серебра, накрученной s-круткой на шелковый сердечник, и она датирует бархат временем не ранее 1430-х гг⁴ (чаще всего итальянские ткани с этим типом нити относят к середине XV в. [64, p. 36, fig. 8]), кромки (по исследованиям фрагментов этой ткани из собрания ГИМа) датируют временем не позднее 1457 г. и позволяют отнести бархат к венецианским мастерским [11, с. 260]. Венецианский провенанс подтверждает и раппорт орнамента (31 см), два повтора которого составляют ширину, близкую венецианской мере длины для тканей, браччо = 63,8 см. [24, с. 334].

Таблица 1. Узорный текстиль Белореченского могильника в коллекции Отдела Востока Государственного Эрмитажа

Table 1. Figured textiles of the Belorechensky burial ground in the collection of the Oriental Department of the State Hermitage Museum

Второй фрагмент бархата с крупным, плохо читающимся орнаментом, который, вероятно, состоял из медальонов (рис. 1. 3–4). Сохранилась часть медальона (три округлых лопасти) и две мелкие лопасти между нити. В центре каждой лопасти – круг, от которого, вероятно, отходили мелкие растительные побеги. В центре медальона также располагались различные детали орнамента. Вероятно, от медальона отходили крупные растительные побеги. Раппорт орнамента полностью не восстановить. Ширина сохранившегося фрагмента 26 см.

Крупный размер медальона, простая, округлая форма его лопастей свидетельствует скорее о восточном (вероятнее всего, османском) происхож­дении бархата. В качестве пока единственной аналогии назовем фрагмент красного бархата с золотой, серебряной и зеленой нитью в узоре восточной (вероятно, османской) атрибуции XVI в. (Музей искусства и истории в Парке Пятидесятилетия, Брюссель) [59, p. 201–202, cat. 220b].

Структура этого бархата значительно проще, насколько позволяет судить сохранность фрагмента. Технические черты не позволяют однозначно отнести бархат к итальянскому или турецкому производству (таблица 2). Тканей османского производства XV века сохранилось не так много, они во многом имитируют итальянские. По совокупности орнаментальных и технических признаков все же предварительно следует отнести образец к османским бархатам второй половины XV–XVI вв.

Таблица 2. Технические параметры бархата (инв. № ТБ-336) и сравнение с образцами итальянских и османских бархатов

Table 2. Technical parameters of velvet (inventory No. TB-336) and comparison with samples of Italian and Ottoman velvets

Б. Дамаски

Дамаски в коллекции белореченских тканей представлены четырьмя примерами². Терминами дамаск или камка обозначают узорные ткани с одной основой и одним утком, в которых узор образуется за счет смены пере­плетения [74, p. 13; 75, p. 12]. Это более тонкие и легкие ткани, без металлических нитей (существуют и усложненные варианты, когда дамаск образует основу ткани, ее технический фон, а к нему добавляются дополнительные узорные утки)³. Как правило в погребениях Белореченского могильника дамаски использовались в качестве подкладки или нижнего одеяния. Все четыре дамаска выполнены на базе атласа, соотношение фона и узора примерно равное, ткани двусторонние.

Шелк с мелким орнаментом песочного цвета имеет значительно стилизованные изображения растительного характера, среди которых лучше всего читается мотив цветка лотоса (рис. 2. 1–2). Мелкий растительный орнамент весьма сложно датировать и атрибутировать. Только по одному мотиву лотоса его можно отнести к широкому временному диапазону – от середины XIII до конца XV в. Цветки лотоса – мотив, весьма характерный для эпохи Великого Монгольского государства и периода его распада; он имеет китайское происхождение [76, p. 18], но широко распространен в орнаментах тканей как центрально азиатского, так и иранского, египетского, испанского и итальянского производства. Существует множество его ва­риаций, одна из наиболее распространенных и узнаваемых форм: нес­колько центральных лепестков, соединенных вместе отходят наверх, иногда образуя подобие бутона, несколько нижних узких лепестков отходят в стороны. К такого рода стилизации следует отнести и мотив лотоса на нашей ткани.

В качестве аналогии можно привести известный пример шелка и сходного по орнаменту изображения ткани в живописи. Фрагменты шелка хранятся в Музее Метрополитен (MMA, 19.191.3; 46.156.22). Они были частью церковного облачения, вероятно, Папы Бенедикта XI (1303–1304), произведены в одном из центральноазиатских центров, и датируются концом XIII – серединой XIV в. [77, p. 146–147, cat 37]. Бригитте Клессе в публикации 1967 г. обратила внимание на сходство ткани облачения Бенедикта XI с изображением орнамента ткани на картине Симоне Мартини 1333 г. «Благовещение» [63, p. 55, abb. 55–56, cat. 136; 62, p. 158, fig 7].

Грубость в стилизации орнамента на белореченской ткани отчасти коррелируется с шагом узора (5 нитей основы), который вкупе со срав­нительно небольшим раппортом орнамента (13,6 см из двух блоков по 6,8 см.) может давать довольно схематичный перенос узора на ткань. Плотность составляет 90 нитей основы и 20 нитей утка на 1 см. Для нити основы используется крученая z-круткой нить, составленная из двух нитей, каждая из которых имеет z-крутку, утки не крученые. По техническим признакам этот дамаск может быть китайского изготовления (XIV в.)⁴, сиро-египетского (XIV–XV вв.)⁵, итальянского (XV в.)⁶ и даже иранского (XVI в.)⁷.

Более изящное исполнение орнамента имеет зеленый шелк, много­численные фрагменты которого представлены в нескольких курганах (№ 10, 12, 20) (рис. 2. 3,5). Ширина раппорта в этой ткани всего 8 см (4 см на блок). Орнамент организован в виде сетки растительных побегов, образующих заост­ренные овалы. От побегов отходят короткие листья и длинные расти­тельные побеги к центру этих овалов, заканчивающиеся пальметтой. Паль­метта располагается и в местах перекрестия сетки.

Композиционно сходны итальянские шелка с листом винограда второй четверти-конца XIV в. (Музей Искусств, Кливленд, 1971.75; 1977.15 [76, p. 23–24, fig. 28, 30]). Побеги образуют не только сетку заостренных овалов, но и их боковые ответвления формируют сердцевидные фигуры. В живописи аналогией нашему шелку можно считать изображение занавеси трона Девы Марии на полиптихе Лоренцо Венециано 1356–1372 гг. (Галерея Академии, Флоренция) и на картине Амброджио Лоренцетти Мадонна на троне со святыми (начало 1440х гг.) из музея изобразительных искусств в Будапеште [63, p. 280, 450, kat. 180, 464].

Орнамент белореченского шелка отличают плавные линии, удлиненные побеги с заостренными листьями, это исполнение характерно для арабесок, растительных мотивов на восточных тканях. Такие орнаменты появляются на османских шелках с конца XV в., получают название «руми» (от Рум – Румский султанат) (Музей Топкапы, Стамбул, инв. № m.s.a.2460 [55, p. 227, 240, pl. 11, cat. 4]). Однако свидетельств того, что в османской Турции в XV в. изготовляли ткани типа дамаск не зафиксировано. Напротив, сохранились примеры турецких имитаций итальянских дамасков, но в технике лампас. Иными словами, в это время в Турции не существовало мастерских, где изготовляли дамаски [68, p. 39, 42].

По некоторым техническим параметрам шелк можно отнести к так называемой группе «китайско-мамлюкских» дамасков XIV–XV в. Это группа дамасков на базе атласа, которые имеют спорные атрибуции. Часть из них была найдена в мамлюкских погребениях в аль-Азаме, и фрагменты этих тканей хранятся ныне в различных коллекциях. Особенностью этих шелков является наличие как китайских иероглифов на одних тканях, так и арабских надписей на других (включая упоминание имени мамлюкского султана Мухаммада ибн Калауна)⁸.

К китайско-мамлюкской группе дамасков Белореченского могильника по техническим параметрам следует также отнести ткань фрагмента одеяния в мелкую складку (инв. № ТБ-627) (рис. 2. 7). Орнамент практически не читается, вероятно, представляет собой мелкие растительные побеги.

Четвертый дамаск происходит из кургана № 5 с крупным раппортом орнамента (около 34 см из двух блоков по 17 см каждый) (рис. 2. 4,6). Материал основы – шелк, одинарная нить, z-крутка, зеленая, шаг узора – 10 ни­тей основы, плотность – 90 нитей на 1 см. Материал утка – шелк, без крутки, зеленый, шаг узора – 1 уток, плотность – 28 нитей на 1 см.

Композиция, насколько можно судить по сохранившимся фрагментам, состоит из крупных медальонов, располагающихся рядами в шахматном по­рядке. Между ними – изгибающиеся стебли (виноградные побеги). Вероятно, медальоны были двух типов. Один медальон имеет три лопасти и два нижних листа с зазубринами. В центре медальона располагается цветочный побег: стебель с отходящими от него изогнутыми зубчатыми листьями аканта, завершается стебель «шишкой». Форму второго медальона по сохранившимся фрагментам не установить.

Медальоны могли быть разной формы, иметь разное количество лопастей, это демонстрируют примеры шелковых и бархатных итальянских тканей (Чикагский институт искусств, инв. № 1907.480; 1911.357; 1907.423; 1937.1245; Музей Искусств, Кливленд, инв. № 1918.315; Музей Метрополитен, Нью-Йорк, инв. № MMA, 46.156.116; 46.109.6). Трехло­пастный медальон в двумя нижними листами не очень распространен среди тканей с таким орнаментом, однако существует близкий пример в бархатной ткани итальянского, вероятно, венецианского производства, второй четверти XV в. (Музей Виктории и Альберта, Лондон, инв. № T.117-1911 [70, p. 71, cat. 10]). Стилистически близок и бархат из Чикагского института искусств (инв. № 1907.481) с крупным раппортом орнамента, медальонами не традиционной формы и крупными нижними листьями. В дамасках представлены две аналогии также с крупными медальонами, но различными наполнениями медальонов: в одном случае это традиционный мотив граната (Италия, вторая половина XV в., Музей Виктории и Альберта, Лондон, инв. № 759–1875), в другом – мотив вазы (Италия или Испания, XVI в., Музей Искусств, Кливленд, инв. № 1953.481).

Следует резюмировать, что орнамент дамаска из кургана № 5 находит, прежде всего, аналогии среди итальянских бархатов XV – начала XVI вв., а также итальянских и испанских дамасков второй половины XV–XVI вв., чьи узоры были инспирированы мотивами бархатных тканей. Этот вывод позволяет атрибутировать фрагмент белореченского дамаска по орнаменту как итальянский 2 половины XV– начала XVI вв.

В. Лампасы

Термином лампас обозначается семейство узорных тканей, рас­простра­ненных в Средние века на всей территории известного циви­лизованного мира. Их отличает наличие двух систем основ и утков [74, p. 29; 75, p. 23]. Главная основа и фоновый уток использовались для образования фона ткани, а дополнительные (связующая основа и узорный уток или несколько утков) – для образования узора. Тканей типа лампас в Бело­реченском могильнике больше всего, что вполне отражает ситуацию с распространением техник изготовления узорных тканей в XIV–XVI вв. от Китая до Западной Европы.

В группу 1 лампасов Белореченского могильника объединяются 12 узор­ных тканей с фоном атласного переплетения (рис. 3–6). Орнаментально ткани имеют разнообразные мотивы, как западноевропейского (мотив граната), так и ближневосточного происхождения. По техническим чертам, в частности, типу металлической нити, находятся аналогии среди сиро-египетских тканей, производившихся в мамлюкском султанате в XIV–XV вв. [47]. Наибольшую проблему в атрибуции представляют фрагменты зеленого шелка с медальонами (инв. № ТБ-119 и др.) [18, с. 304–307, кат. 229; 45]. Орнамент ткани состоит из несколько разнящихся по стилистике элементов: общая компо­зиция из крупных медальонов, расположенных в шахматном порядке и соединенных толстыми изгибающимися стеблями; детали – форма этих крупных медальонов, пальметты в пространствах между ними – эти элементы имеют сильное итальянизирующее влияние (первая половина – середина XV в.). Вместе с тем такие детали, как середины медальонов с мотивом граната, выполненного в схематичной манере, мотив фестончатого листа в пространствах между медальонами больше общего имеют с турецкими образцами 2 половины XV – начала XVI в. (рис. 3. 1,4).

По технике ткань относится к лампасам группы 1. Итальянские мотивы этого шелка заставили обратить внимание на примеры итальянских лампасов. При внимательном изучении каталогов тканей было обнаружено, что итальянские лампасы по большей части относятся к XIV в, лишь некоторые датируются концом XIV-началом XV в. (лампас со львами и орлами, Государственный Эрмитаж, инв. № Т 587 [65, p. 106, cat. 4]; лампас со львами и орлами, Музей тканей, Прато, инв. № 81.01.03 [65, p. 109, cat. 7]), тогда как в XV в. преобладают бархаты и дамаски (по крайней мере, им уделено значительно большее внимание в публикациях). В XVI в., тем не менее, уже вновь появляются примеры итальянских лампасов и брокателей [57; 58; 60; 65; 72]. Это предварительное наблюдение, которое требует обязательной проверки и пересмотра.

Ширина белореченской ткани реконструируется около 57 см, что могло бы соответствовать флорентийскому браччо (58,362 см. [70, p. 68]), но, поскольку датированных итальянских лампасов XV в. нет, отнести белореченский шелк к итальянскому производству нет достаточных оснований.

Комбинированная металлическая нить из полоски металла (серебра), накрученной неплотно z-круткой на шелковый сердечник, с акком­панирующим утком и чередующаяся в ткани с шелковым утком – «мам­люкского» типа, не характерна для итальянских и османских тканей ни XIV в., ни XV вв. [46].

Во вторую группу лампасов выделяется один пример ткани (инв. №№ ТБ-165, Оп. ОВ 39–43) (рис. 7. 1–3). Аналогии композиции и деталям орнамента находятся среди мамлюкских шелков XIV–XV вв. и турецких лампасов XVI в., по техническим признакам, в частности, по типу металлической нити аналогии находятся среди итальянских и османских тканей XV–XVI вв. Совокупность этих выводов пока указывает с большей вероятностью на то, что шелк можно считать османским не ранее середины XV в. (но, возможно, произведенным в одном из сиро-египетских центров, завоеванных в начале XVI в.) [48].

Третья группа лампасов включает два фрагмента (инв. ТБ-247а, 250) с фоном в сарже (2:1, s) и узором в полотне. По типу узора относятся к тканям с мотивом граната (рис. 7. 4–6). Аналогии подобного рода шишке с разделением на «зернышки» относятся ко времени от середины XV в. до начала XVI в. Это примеры итальянского текстиля (Музей Барджелло, Флоренция, инв. № 77 [73, p. 28,30, cat. 15); Государственный Эрмитаж, инв. № Т-662 [65, p. 124, cat. 22]; Музей Барджелло, Флоренция, инв. № 81V [65, p. 122, cat. 20]) и изображения тканей в живописи, к примеру, в работах Пьеро делла Франческа (Встреча Соломона с царицей Савской. Фреска. 1452–1466 гг. Церковь Сан Франческо, Ареццо) [56, fig. 6] и Доменико Гирландайо (Утверждение устава францисканского ордена папой Гонорием III. 1482–1485. (или 1483–1486), Капелла Сассетти, церковь Санта-Тринита, Флоренция).

Рис. 1. 1-2. Фрагмент бархата с мотивом граната (рукав халата) (ГЭ, инв. № ТБ-373). 27х52 см. Раппорт 31 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой; 3-4. Фрагмент бархата (ГЭ, инв. № ТБ-336). 26х17 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой.

Fig. 1. 1-2. Fragment of velvet with a pomegranate motif (robe sleeve) (State Hermitage Museum (SHM), inventory No. TB-373). 27x52 cm. Ornament repeat 31 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 3-4. Fragment of velvet (SHM, inventory No. TB-336). 26x17 cm. Drawing by A.N. Teplyakova.

Рис. 2. 1. Фрагменты дамаска с мотивом лотоса (ГЭ, инв. № ТБ-245, 248, 249). 17х7 см., 9,5х4,2 см., 9,5х4,8 см. Раппорт 13,6 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой; 3,5. Дамаск с мотивом руми (ГЭ, инв. № ТБ-332). 29,2х26,3 см. Раппорт 8 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой. 4,6. Шелк подкладки с крупными медальонами (ГЭ, инв. № Оп. ОВ 39-126). 18,3х17,1 см. Раппорт около 34 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой; 7. Фрагмент дамаска с мелким растительным (?) орнаментом (ГЭ, инв. № ТБ-627). 9х5 см.

Fig. 2. 1. Fragments of damask with a lotus motif (SHM, inv. No. TB-245, 248, 249). 17x7 cm, 9.5x4.2 cm, 9.5x4.8 cm. Ornament repeat 13.6 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 3,5. Damask with a rumi motif (SHM, inventory No. TB-332). 29.2x26.3 cm. Ornament repeat 8 cm. Drawing by A.N. Teplyakova. 4,6. Silk with large medallions (SHM, inventory No. Op. OV 39-126). 18.3x17.1 cm. Ornament repeat about 34 cm. Drawing by A.N. Teplyakova;7. Fragment of damask with small floral (?) ornament (SHM, inventory No. TB-627). 9x5 cm.

Рис. 3. 1,4. Фрагменты зеленого шелка с медальонами (кафтан) (ГЭ, инв. № ТБ-119а). 86,7х45 см. Раппорт 18,6 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой; 2-3,5. Фрагменты шелка с гвоздиками (ГЭ, инв. № ТБ-328). 37х36 см. Раппорт 18,2 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой.

Fig. 3. 1,4. Fragments of green silk with medallions (kaftan) (SHM, inventory No. TB-119a). 86.7x45 cm. Ornament repeat 18.6 cm. Drawing by A.N. Teplyakova;
2-3,5. Fragments of silk with dianthus flowers (SHM, inventory No. TB-328). 37x36 cm. Ornament repeat 18.2 cm. Drawing by A.N. Teplyakova.

Рис. 4. 1-3. Фрагменты головного убора с геометрическим орнаментом (ГЭ, инв. № ТБ-594). 28х11см., 29,6х4,2 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой; 4-5. Головной убор (ГЭ, инв. № ТБ-349). Диаметр 17 см. Раппорт орнамента 3,4 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой; 6-7. Фрагмент шелка с изразцовым орнаментом (ГЭ, инв. № ТБ-258b). 6,8х5,7 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой; 8-10. Фрагмент шелка с пионом (ГЭ, инв. № ТБ-258d). 9,6х13,5 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой.

Fig. 4. 1-3. Fragments of a headdress with geometric patterns (SHM, inventory No. TB-594). 28x11cm, 29.6x4.2 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 4-5. Headdress (SHM, inventory No. TB-349). Diameter 17 cm. Ornament repeat 3.4 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 6-7. Fragment of silk with tile ornament (SHM, inventory no. TB-258b). 6.8x5.7 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 8-10. Fragment of silk with a peony (SHM, inventory no. TB-258d). 9.6x13.5 cm. Drawing by A.N. Teplyakova.

Рис. 5. 1-2. Полосатый шелк (ГЭ, инв. № ТБ-620). 25,4х23,6 см. Раппорт 12,4 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой; 3-5. Шелк с диагональными полосами (ГЭ, инв. № ТБ-601). 91х25 см. Раппорт 22,2 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой.

Fig. 5. 1-2. Striped silk (SHM, inventory No. TB-620). 25.4x23.6 cm. Ornament repeat 12.4 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 3-5. Silk with diagonal stripes (SHM, inventory No. TB-601). 91x25 cm. Ornament repeat 22.2 cm. Drawing by A.N. Teplyakova.

Рис. 6. 1-2. «Тесьма» (ГЭ, инв. № ТБ-370б). Ширина 4 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой; 3. Фрагмент полосатой ткани (ГЭ, инв. № ТБ-374в); 4-6. Шелк с s-образными фигурами (ГЭ, инв. № ТБ-374а). 21х15 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой; 7-8. Шелк с сеткой растительных побегов и медальонами (ГЭ, инв. № Оп. ОВ 39-124,125). Раппорт 17 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой.

Fig. 6. 1-2. “Braid” (SHM, inventory No. TB-370b). Width 4 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 3. Fragment of striped textile (SHM, inventory No. TB-374v); 4-6. Silk with s-shapes (SHM, inventory No. TB-374a). 21x15 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 7-8. Silk with ogival lattice and medallions (SHM, inv. No. Op. OV 39-124,125). Ornament repeat 17 cm. Drawing by A.N. Teplyakova.

Рис. 7. 1-3. Шелк с орнаментом в виде сетки заостренных овалов (ГЭ, инв. № ТБ-165). 40х31 см. Раппорт 28 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой; 4-5. Фрагмент с толстыми растительными побегами (ГЭ, инв. № ТБ-247а). 17,9х5,6 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой; 6. Фрагмент с мотивом граната (ГЭ, инв. № ТБ-250). 8х6 см.; 7-8. Фрагмент шелка с драконом (ГЭ, инв. № ТБ-621). 11х11 см. Раппорт 8,3 см. Прорисовка А.Н. Тепляковой.

Fig. 7. 1-3. Silk with ogival lattice (SHM, inventory No. TB-165). 40x31 cm. Ornament repeat 28 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 4-5. Fragment with thick plant shoots (SHM, inventory no. TB-247a). 17.9x5.6 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 6. Fragment with a pomegranate motif (SHM, inventory No. TB-250). 8x6 cm; 7-8. Fragment of silk with a dragon (SHM,inventory No. TB-621). 11x11 cm. Ornament repeat 8.3 cm. Drawing by A.N. Teplyakova.

Детальный технический анализ показал, что фрагмент ТБ-247а был смонтирован на тюль изнаночной стороной наверх, поэтому его орнамент из толстых растительных побегов просматривается не четко. На лицевой стороне должен быть фон – саржа основная 2:1, направление рубчика s (на изнаночной стороне – фон в уточной сарже 1:2, направление рубчика z); узор – полотняное переплетение.

Фрагмент ТБ-250 отличается от предыдущего введением второго узорного утка – металлической комбинированной нити броше (вводится только на определенные участки ткани согласно узору), представляющей собой полоску металла (серебро с позолотой?), накрученную s-круткой на шелковый сердечник. Технически это ткань также типа лампас с фоном в основной сарже 2:1, направлением рубчика s и узором полотняного переплетения. Материал, пропорция главных и связующих нитей основы, шаг узора и плотность по основе и утку на фрагментах ТБ-247а и ТБ-250 идентичны. Исходя из этого, можно утверждать, что эти два фрагмента могут быть от одной ткани (таблица 3).

Таблица 3. Фрагменты тканей ТБ-247а и ТБ-250, сравнение технических параметров

Table 3. Fragments of textiles TB-247a and TB-250, comparison of technical parameters

По орнаменту и технике оба этих фрагмента могут быть атрибутированы как итальянские и датированы серединой XV – началом XVI в.

Г. Тафта лансе

Особняком располагается небольшой фрагмент шелка (рис. 7. 7–8). В результате графической фиксации сохранившихся золотных нитей, было обнаружено, что орнамент имеет не большой раппорт и состоит он из фигуры дракона, парящего в облаках. Дракон, насколько возможно судить, располагается в свернутом виде (вписывается в условный круг), голова с рогами – в центре кольца.

Тип переплетения также выделяет этот шелк: основу ткани составляет полотняное переплетение, узор образуется при помощи введения дополнительного узорного утка – металлической нити (это позолоченная полоска животного происхождения, накрученная z на шелковый сердечник). Этот уток связывается с каждой третьей нитью основы, образуя саржевое переплетение (1:3, s). Шелк с большой долей вероятности был изготовлен в ткаческих мастерских Китая или Центральной Азии в XIII–XIV вв. [49].

Выводы по атрибуции и датировке тканей

Все узорные шелковые ткани, безусловно, импортные. На Северном Кавказе своих ткаческих центров, которые могли бы производить такие сложные ткани – не было. Самой ранней тканью оказывается тафта лансе с мотивом дракона. И она единственная, которую можно связывать с дальневосточным импортом. Довольно большая группа тканей может быть датирована XIV–XV вв. и отнесена к условно «мамлюкскому» кругу изделий (лампасы группы 1, два дамаска из «китайско-мамлюкской» группы). Несколько тканей западного происхождения середины XV – начала XVI вв., в том числе высококачественный венецианский бархат. Другой фрагмент бархата и лампас связывают Белореченские курганы с южным берегом Черного моря, а один дамаск позволяет обратить наше внимание в числе прочего на ранние сефевидские ткани Ирана.

Возможные пути текстиля

Торговля. В среднем течении реки Кубани, в районе современных городов Майкопа и Белореченска, в средневековье располагалось владение адыгов Кремук, о котором сохранились свидетельства итальянских монахов, купцов и картографов, османских историографов и в русских летописях XV–XVI в. [2; 4; 6; 16, с. 95–96; 21; 22, с. 56; 27, с. 51; 29, с. 128–130; 33, с. 351]. В середине XIII в. эти территории вошли в состав Улуса Джучи, оказавшись включенными в «имперскую культуру Монгольской империи» [7, с. 207] и в оживленную сеть торговых взаимоотношений Востока и Запада. Крым и Северный Кавказ с середины XIII в. до начала XVI в. занимал одну из ключевых позиций в мировой торговле готовыми шелковыми тканями и сырьем для их производства [15, с. 77–78; 24, с. 119–123].

В Причерноморье наибольшую торговую активность проявляли генуэзцы, их фактории были разбросаны вдоль всей береговой линии (Каффа, крымский берег, поселения в Тане и Трапезунде, города Анатолийского, Кавказского и Балканского побережий) [23, с. 73–74]. Со второй половины XIV в. Венеция в Черном море имела два порта – Трапезунд и Тану, притом Тана приносила республике значительный доход [8, с. 201]. И Тана находилась, по свидетельству современников, в трех днях пути от княжества Кремук [2, с. 153].

Венеция, отметим, имела наиболее сильные торговые позиции в Сирии и Египте, укрепившись в регионе в конце XIV – начале XV в. Появление египетских товаров может быть связано как с венецианцами, так и с деятельностью египетских купцов, которые присутствовали в Причерноморье. У египетских купцов, к примеру, существовали привилегии, освобождавшие их от выплаты налогов на территории Улуса Джучи [28, с. 137].

Помимо итальянцев и египтян, на причерноморском рынке значительную часть составляли купцы прибрежных городов (прежде всего Синопа и Самсуна, но также и Каффы), османские купцы из Бурсы и Токата, армян­ские, греческие, еврейские торговцы и реже купцы абхазского и мегрельского происхождения [24, с. 291–299] и русские [53, с. 31].

После захвата Константинополя турками в 1453 г. регулярная навигация в Трапезунд прекратилась. В 1457 г. была отправлена 1 галея в Тану и Трапезунд, в 1460 г. Сенат не разрешил отправить в Черное море 2 галеи [23, с. 80]. Тем не менее, следует помнить, что Венеция стала первым госу­дарством, установившим дипломатический контакт с Османами и получившим торговые привилегии. Итальянские бархаты в переплетах манускриптов стали активно использоваться во время правления султана Мехмеда II (самая ранняя рукопись в бархатном переплете датируется январем 1475 г.). При Баязиде II активно развивались текстильные рынки в Бурсе, которые привлекали и итальянских купцов [55, p. 155–159; 61, p 43–46]. Турецкие шелка попадали в Венецию в качестве дипломатических даров. Примером этого служат бархаты из Бурсы, презентованные в 1483 году султаном Баязидом II (1481–1512) венецианскому послу [67, p. 24; 70, p. 12].

В 1475 г. турки вторглись на Северный Кавказ, захватили Матрегу, Копу и Тану. В том же году пала генуэзская Каффа. Однако Ибн-Кемаль сообщает, что в 1479 г. им пришлось повторно занимать Копу и Анапу [17, с. 128].

Хотя экспансия османского государства в Причерноморье послужила концом генуэзской гегемонии в прибрежных территориях [5, с. 11], захват этих территорий не означал полного прекращения итальянской торговли в Причерноморье. В том или ином виде она продолжалась вплоть до 30-х гг. и даже до конца XVI в. [23, с. 80]. С середины XV в. из-за османской угрозы начинается новый этап дипломатических отношений между итальянскими государствами и Московией [53, с. 18, 19]. А.Л. Хорошкевич приводит свидетельство о существовании в середине 1490-х гг. итальянской торговли с Москвой через Крым [51, с. 48]. С конца XV – начала XVI вв. по большей части торговые пути сместились севернее, через Прибалтику, Колу и Архангельск [53, с. 28–30]. В Причерноморье акценты сместились на османскую Турцию, вассалами которой во второй половине XV в. стали Крымские ханы [5, с. 99].

Дипломатические дары и личные связи

На «внеэкономические» причины появления статусных вещей на Северном Кавказе указывает З.В. Доде: это могли быть дары от правящих верхов соседних государств (генуэзских колоний, в частности), жалование от крымских сюзеренов, дары при заключении межэтнических браков [11, с. 267–268]. Принимая во внимание факт отсутствия в XV в. у северно-кавказских народов денежного обращения [11, с. 263], идея о ситуативном поступлении дорогих тканей (военные трофеи, грабежи, дары, жалование) становится вполне обоснованной.

М.Г. Крамаровский связывает обилие сиро-египетского стекла на Северном Кавказе с тесными дипломатическими связями Золотой Орды и Мамлюкского Султаната, но также он отмечает наличие родственных связей мамлюков-черкесов с родными территориями [40, с. 160, кат. 59]. Эта линия получила свое развитие в статьях И.А. Дружининой: «хронология Белореченских курганов отражает основные этапы функционирования трафика поставки военных рабов с территории Улуса Джучи в Мамлюкский султанат» [13, с.206]. С родовыми связями и графиком поставки рабов из Северного Кавказа в султанат связывается целый ряд находок статусных, элитарных предметов, в первую очередь сосудов из стекла с цветными эмалями.

Свидетельства XVIII в. отмечают, что существовала практика платы, которая взималась с каравана старейшинами, местными «князями», проводниками, носильщиками и т.д. и производилась в «рубашках», т.е. отрезах тканей. Притом примечательно, что если работа выполнялась несколькими людьми, то ткань разрезалась затем на несколько частей, что объясняет практику пошива одежд из различных кусков материи, и только высокопоставленные лица получали большие куски материй [20, с. 95].

В этой связи любопытен «Рассказ Ибрахима Печеви о походе османских войск во главе с кафинским бейлербеем Джафер-пашой через Керчь и Таманский полуостров на помощь Осман-паше Оздемироглу в Демиркапы (1582 г.): “…Отсюда на четвертом переходе достигли области Кемрюк в Черкесском вилайете. Тамошние люди были такими жуликами, мародерами и подлыми, что не пропускали ни одного человека, не отрезав у него рукав или подол…”» [16, с. 95]. Это свидетельство можно трактовать как переосмысление подобной практики взимания платы за проход. Впрочем, грабежами местное население также не гнушалось.

Грабежи и военные действия. На караваны, морские суда и даже города совершались регулярные нападения [50, c. 276–277]. Приведем несколько свидетельств: К рубежу XIV–XV вв. относится описание Иоганна Шильтбергера: «Там же страна (земля) черкесов, также на побережье Черного моря, населенная христианами, исповедующими греческую веру. Но тем не менее они злые люди и продают язычникам своих собственных детей и тех, которых они крадут у других. Они также занимаются разбоем и говорят на особенном языке» [54, с. 45]. Иосафат Барбаро (середина XV в.) сообщает: «По этому поводу расскажу, что однажды случилось при мне, когда я был Тане. Стоял я как-то на площади: пришли в город татары и сообщили мне, что в роще, мили за три отсюда, спрятались черкесы-наездники, числом около сотни, которые задумали совершить набег под самый город, как это было у них в обычае…» [2, с. 147]. В 1470-е гг. местный князь Белзебук перестал оказывать поддержку и охрану торговых караванов, поэтому нападения участились. В 1472 г. Парсабок, описываемый как еще один правитель Копы, конфисковал товары генуэзцев, отправленные в Копу [50, с. 279].

На время бытования Белореченских курганов приходится ряд военных событий: это походы Тимура в конце XIV в. и разграбление Таны (Азова), османская экспансия в 1475, 1479, и вторжение сефевидов шейха Хайдара в 1486 или 1487 гг., о котором известно по свидетельству Барбаро. Черкесы разгромили армию завоевателей [34]. Таким образом, шелковые ткани могли попасть не только в результате торговых операций, а, весьма вероятно, в результате грабежа караванов или факторий, или же в ходе военных действий.

Дата курганов по текстильным находкам

Группа курганов, сохранивших находки узорных тканей оказывается довольно близка по времени между собой, и идея о том, что Белореченский могильник, по крайней мере, часть его погребений была сделаны в короткий временной промежуток и принадлежала узкому кругу знати адыгского владения Кремук отчасти находит подтверждение. Остановимся вкратце на комп­лексах этих курганов (таблица 4).

Таблица 4. Погребения Белореченского могильника с находками узорных тканей в коллекции Отдела Востока Государственного Эрмитажа

Table 4. Burials of the Belorechensky burial ground with finds of figured textiles in the collection of the Oriental Department of the State Hermitage Museum

Из 13 курганов, содержавших шелковые узорные ткани, фрагменты зеленого шелка с медальонами (инв. №№ ТБ-119 и др.) были найдены в 7, что позволило сгруппировать эти курганы (№ 5, 10, 12, 20, 27, 30, 45) воедино. К этим же курганам можно добавить и другие, содержавшие ткани из лампасов группы 1: курган № 15, 24, 33, 50. Всего 11 курганов.

Большая часть этих курганов по опубликованным вещам датируется широко XIV–XV вв., но отдельные имеют более узкую дату: курган № 24 – конец XIV – первая половина XV вв., курган № 20 – около середины XV в., № 12 – XV – начало XVI в., № 10 – конец XV – начало XVI в. Если фрагменты зеленого шелка с медальонами датируются XV в., то даты курганов, где они были найдены, не могут быть датированы XIV в., и скорее, следует перенести верхнюю дату курганов в начало XVI в.

Особняком выделяются курганы № 6 и 9, давшие текстильные находки других групп. Фрагменты ткани с сеткой заостренных овалов позволяют перенести датировку кургана № 9 – на середину XV – XVI вв. При этом курган № 6 также датируется временем не ранее XV в. по серебряной пряжке, хотя ткань с драконами существенно более ранняя. Иными словами, все 13 курганов, в которых сохранились фрагменты узорных тканей, могут быть датированы не ранее XV–XVI в.

Конец могильника

М.Г. Крамаровский связывал конец функционирования могильника с османской экспансией и падением Каффы в 1475 г. «Примерно около этого времени и заканчивается период «золотого дождя» в погребальном инвентаре знати курганов белореченской культуры» [27, с. 53–54]. И.А. Дружинина также находит связь крайней даты Белореченских курганов с османской экспансией, только не в Причерноморье, а в Сирии и Египте: «Веским аргументом в пользу концепции о значительном мамлюкском влиянии на жизнь населения Закубанья, отразившемся в белореченских материалах, является то, что феномен курганов на р. Белая исчезает одновременно с султанатом Бурд­жи, потерпевшим поражение в войне с Османами в 1517 г.» [14, с. 171].

Отметим, что с конца XV в. меняется карта мира, с великими географи­ческими открытиями начинается новая эпоха, с новыми товарами, новыми идеями и технологиями: это открытие пути в Индию через мыс Доброй надежды – морские путешествия Бартоломеу Диаша и затем Васко да Гамы. До этого путь в Индию европейцам был малодоступен и большое значение для связи с Индийским океаном имел Мамлюкский султанат, поэтому открытие португальцев очень сильно ударило по государству, явившись одной из причин угасания государства и включения его в состав османской империи в начале XVI в.

В Европе XVI в. кардинально меняется отношение к моде. На первый план выходят недорогие ткани с более кратким сроком службы, которые со сменой моды можно было легко заменить, и такого рода тканям стали знамениты лионские мастерские. Мода становится «явлением преходящим, наслаждаться которым можно было лишь недолго» [9, с. 27]. Все эти глобальные политические и экономические подвижки не могли не отразиться на жизни и культуре региона, который до этого на протяжении более двух столетий находился практически в центре всей евразийской торговли шелком.

Ткани Белореченского могильника попадают во временной отрезок, ограниченный XIII в. (завоевания Чингиз-хана и образование Великого Монгольского государства) и началом XVI в. (Великие Географические открытия). Притом проведенный анализ орнаментов и техник показывает, что наибольшее количество узорных шелков соотносится с группой сиро-египетских тканей XIV–XV вв. и может быть связано с контактами северокавказских черкесов с черкесами в Мамлюкском султанате. Тем не менее импорт текстиля не может ограничиваться только этими родственными связями, что показывают образцы, вероятно, китайского и османского происхождения.

¹ Исследование выполнено по методике и стандартам Международного Центра изучения исторических тканей (CIETA, 34, rue de la Charité, 69002, Lyon, France. URL: https://cieta.fr).

² В коллекции ГИМ, вероятно, есть еще один пример дамаска: инв. № Оп.В 337/198.

³ Хотя автор придерживается классификации тканей, принятой CIETA, в лите­ратуре существует путаница в определении терминов камка и дамаск (дамаст), подробно описанная в работе Ольги Вячеславовны Орфинской – см. [35, с. 15–18].

⁴ Аналогичен дамаскам с иероглифами (Государственный Эрмитаж, инв. № ЛТ-449, 452).

⁵ Аналогичен дамаскам с арабскими надписями (ГЭ, инв. № ЕГ-905; Музей искусств, Берлин, инв. № 75,342 [78, cat. 97, p. 59]; Музей Виктории и Альберта, Лондон, инв. № 8614–1863; Музей тканей, Лион, инв. № 22681\B 55 [66, p. 287–288, fig. 8].

⁶ Аналогичен примеру ткани из Музея тканей, Лион, инв. №, MT 22922 [72, cat. 29, p. 115].

⁷ Для менее многочисленной группы дамасков, которые можно считать иранскими (Кашан или иной центр XVI в.), характерная z-крутка нитей основы, высокая их плотность (76–96 нитей основы и 20–32 нитей утка на 1 см), гладкая поверхность и более «мягкая» рука [68, p. 40–41, 47, footnote 21].

⁸ Как правило, это шелка, найденные в конце XIX века в погребениях в Верхнем Египте. Хранятся в различных музеях: Исламский музей, Каир, инв. № 3899; 3740; Музей Виктории и Альберта, Лондон, инв. № 8614–186; 3769.1898; 817–1898; Исламский музей, Берлин инв. № I.3214; I 3211; Музей тканей, Лион инв. № 22681\B 55); Государственный Эрмитаж (ЕГ-905, ЛТ-449, 450, 452, 472). См. также [32].

Sobre autores

Anastasiya Teplyakova

Autor responsável pela correspondência
Email: teplyakova@hermitage.ru
ORCID ID: 0000-0002-5460-8009

Research Fellow of the Oriental Department

Bibliografia

Arquivos suplementares

Arquivos suplementares

Ação

1. JATS XML

Baixar

2. Fig. 1. 1-2. Fragment of velvet with a pomegranate motif (robe sleeve) (State Hermitage Museum (SHM), inventory No. TB-373). 27x52 cm. Ornament repeat 31 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 3-4. Fragment of velvet (SHM, inventory No. TB-336). 26x17 cm. Drawing by A.N. Teplyakova.

Baixar (1MB)

Metadados

3. Fig. 2. 1. Fragments of damask with a lotus motif (SHM, inv. No. TB-245, 248, 249). 17x7 cm, 9.5x4.2 cm, 9.5x4.8 cm. Ornament repeat 13.6 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 3,5. Damask with a rumi motif (SHM, inventory No. TB-332). 29.2x26.3 cm. Ornament repeat 8 cm. Drawing by A.N. Teplyakova. 4,6. Silk with large medallions (SHM, inventory No. Op. OV 39-126). 18.3x17.1 cm. Ornament repeat about 34 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 7. Fragment of damask with small floral (?) ornament (SHM, inventory No. TB-627). 9x5 cm.

Baixar (1MB)

Metadados

4. Fig. 3. 1,4. Fragments of green silk with medallions (kaftan) (SHM, inventory No. TB-119a). 86.7x45 cm. Ornament repeat 18.6 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 2-3,5. Fragments of silk with dianthus flowers (SHM, inventory No. TB-328). 37x36 cm. Ornament repeat 18.2 cm. Drawing by A.N. Teplyakova.

Baixar (1MB)

Metadados

5. Fig. 4. 1-3. Fragments of a headdress with geometric patterns (SHM, inventory No. TB-594). 28x11cm, 29.6x4.2 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 4-5. Headdress (SHM, inventory No. TB-349). Diameter 17 cm. Ornament repeat 3.4 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 6-7. Fragment of silk with tile ornament (SHM, inventory no. TB-258b). 6.8x5.7 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 8-10. Fragment of silk with a peony (SHM, inventory no. TB-258d). 9.6x13.5 cm. Drawing by A.N. Teplyakova.

Baixar (1MB)

Metadados

6. Fig. 5. 1-2. Striped silk (SHM, inventory No. TB-620). 25.4x23.6 cm. Ornament repeat 12.4 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 3-5. Silk with diagonal stripes (SHM, inventory No. TB-601). 91x25 cm. Ornament repeat 22.2 cm. Drawing by A.N. Teplyakova.

Baixar (1MB)

Metadados

7. Fig. 6. 1-2. “Braid” (SHM, inventory No. TB-370b). Width 4 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 3. Fragment of striped textile (SHM, inventory No. TB-374v); 4-6. Silk with s-shapes (SHM, inventory No. TB-374a). 21x15 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 7-8. Silk with ogival lattice and medallions (SHM, inv. No. Op. OV 39-124,125). Ornament repeat 17 cm. Drawing by A.N. Teplyakova.

Baixar (1MB)

Metadados

8. Fig. 7. 1-3. Silk with ogival lattice (SHM, inventory No. TB-165). 40x31 cm. Ornament repeat 28 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 4-5. Fragment with thick plant shoots (SHM, inventory no. TB-247a). 17.9x5.6 cm. Drawing by A.N. Teplyakova; 6. Fragment with a pomegranate motif (SHM, inventory No. TB-250). 8x6 cm; 7-8. Fragment of silk with a dragon (SHM, inventory No. TB-621). 11x11 cm. Ornament repeat 8.3 cm. Drawing by A.N. Teplyakova.

Baixar (1MB)

Metadados