Prospects, Opportunities and Difficulties of Creating Digital Dostoevsky in Traditional Russian Orthography

Full Text

Разсматривая вопросъ о переизданіи наслѣдія Достоевскаго въ авторской орѳографіи, нельзя обойти стороной общее положеніе издаваемыхъ сегодня книгъ въ традиціонномъ правописаніи. Съ момента распада Совѣтскаго Союза и снятія запретовъ на печать подобной литературы прошло уже 30 лѣтъ, однако количество книгъ въ традиціонной орѳографіи, изданныхъ за это время, въ общемъ объемѣ продукцiи минимально.

Однако нельзя сказать, что въ современной Россiи въ авторской орѳографiи ничего не издавалось и не издаётся, особенно въ электронномъ видѣ. Сегодня обычной практикой стало включенiе каноническихъ текстовъ русской классики въ различныя электронныя библiотеки [Тарасова, Мбого, Захаркина: 193–248]. Но есть примѣры комплекснаго рѣшенiя застарѣлой орѳографической проблемы, связанной со споромъ о преимуществѣ правописанiя — традицiоннаго или совѣтскаго — при изданiи русской классики. Такъ, коллективъ Web-лабораторiи филологическаго факультета Петрозаводскаго государственнаго университета (ПетрГУ), а также Текстологическая группа Издательства ПетрГУ при поддержкѣ каѳедры классической филологiи, русской литературы и журналистики ПетрГУ не только реализуютъ выпускъ электронныхъ научныхъ изданiй творческаго наслѣдiя представителей русской культуры, но и вырабатываютъ теоретическофилологическiя обоснованiя возможностей функцiонированiя разныхъ орѳографическихъ текстовъ (авторскихъ, «совѣтскихъ») въ единомъ электронномъ форматѣ.

Особое вниманiе удѣляется изданiю «бумажнаго» Полнаго собранiя сочиненiй Ѳ. М. Достоевскаго [Достоевскiй]. Съ информацiей о выпускѣ творческаго наслѣдiя русскихъ писателей можно познакомиться на порталѣ каѳедры классической филологiи, русской литературы и журналистики ПетрГУ [URL: philolog.petrsu.ru]. Сегодня доступны тексты произведенiй въ авторской орѳографiи слѣдующихъ представителей русской культуры:

Сегодня уже нельзя сказать, что нѣтъ методологическаго и теоретическаго обоснованiя необходимости изданiя каноническихъ текстовъ. Наоборотъ, именно работы, вышедшiя въ послѣднее время въ защиту традицiонной орѳографiи и изданiй русской классики въ авторской версiи, создаютъ надёжный фундаментъ для рѣшенiя обсуждаемой проблемы. Начиная съ «Тезисовъ доклада о старой орѳографiи» (1928) Д. С. Лихачева [Лихачев: 6–14] и заканчивая послѣдней публикацiей В. Н. Захарова «Перспективы цифрового Достоевского» [Захаров, 2021: 183–192] доказана смысловая и духовная значимость изданiя русской классической литературы въ каноническомъ видѣ (см. также: [Михайлов], [Захаров, 1994; 1995; 2001; 2009; 2021], [Есаулов, 2011; 2016; 2020], [Любомудров, 2018; 2019], [Труды, 2017; 2019]).

Отдѣльнаго упоминанiя достойно высказыванiе И. А. Есаулова объ отдѣленiи «русскости» отъ «православности», вызваннаго реформой правописанiя, которая, по его мнѣнiю, «неизбежно ведет к отказу от вселенскости в пользу провинциализма, кустарности — это варваризация русского языка, переход к дохристианскому, т. е. дикому состоянию. Оскопление русского языка путем обрезания церковно-славянского элемента в нем означает отказ от почти тысячелетней православной культуры, означает возвращение к чисто племенной специфике, это даже не отказ от вселенского в пользу родного, но деформация родного» [Есаулов, 2011: 6].

Болѣе того, цифровыя технологiи позволяютъ перевести на столѣтiе затянувшiйся споръ о полезности (или нецѣлесообразности) публикацiи аутентичныхъ текстовъ русской классики въ совершенно другую плоскость, вывести рѣшенiе проблемы на системный, «синкретичный» уровень. Цифровыя технологiи даютъ возможность завершить научно-идеологическiй споръ культурно-историческимъ примиренiемъ, «всечеловѣческимъ» согласiемъ, новымъ — совмѣстнымъ — этапомъ творческой работы:

«Цифровой формат в состоянии не только максимально сохранить семантику рукописного текста, но и реализовать по принципу дополнительности преимущества факсимильного и печатного воспроизведения рукописи. Цифровые технологии создают новый тип текста, который интегрирует устный, рукописный и печатный текст, позволяют воспроизводить рукописный и печатный текст в исторических и индивидуальных трансформациях, учитывать оригинальную орфографию и пунктуацию в лингвистической и литературно-критической интерпретации текста. Цифровой текст возникает в результате многоуровневой разметки, которая предполагает его визуализацию, его насыщение новыми смыслами и значениями, расширение внетекстовой информации. Объём его вербальной и невербальной информации безграничен» [Захаров, 2021: 185].

Въ формирующейся наукѣ о «цифровой классикѣ» уже достигнуты существенные практическiе результаты, о нихъ достаточно подробно пишутъ В. Н. Захаровъ [Захаров, 2021: 183–192] и Н. А. Тарасова, И. А. Мбого, В. В. Захаркина [Тарасова, Мбого, Захаркина: 193–248]:

«За рубежом и в нашей стране есть многочисленные примеры использования информационных технологий для организации цифровых архивов и разрабатываются проекты электронного представления творческой истории литературных произведений, истории текстов и историко-культурных традиций» [Тарасова, Мбого, Захаркина: 193].

Однако хотя и можно говорить о достигнутыхъ результатахъ, но всё же мы находимся въ началѣ пути: слишкомъ малый процентъ отъ всѣхъ издаваемыхъ и переиздаваемыхъ книгъ на территоріи Россіи занимаетъ литература въ традиціонномъ правописаніи. Справедливо по этому поводу пишетъ В. Н. Захаровъ:

«Несмотря на потребность исследователей в аутентичных изданиях, подготовленных на принципах научной критики текста, таких баз данных и электронных библиотек недостаточно» [Захаров, 2021: 185].

Не мирясь съ такимъ положеніемъ дѣлъ, предлагаю нѣкоторыя наблюденія, замѣчанія, а также удачныя практики, которыя въ долгосрочной перспективѣ могли бы привести къ хорошимъ результатамъ. Начать слѣдуетъ съ постановки проблемъ.

Главной трудностью переизданія классики въ авторской орѳографіи является проблема, связанная непосредственно съ самой орѳографіей, вѣрнѣе съ ея неоднозначнымъ общественнымъ статусомъ на сегодняшній день въ современной Россіи, съ ея воспріятіемъ современнымъ культурнымъ сознаніемъ. Большинство людей либо вовсе ничего не знаютъ о ней за исключеніемъ того факта, что когда-то давно ей пользовались ихъ предки, либо, что значительно хуже, вдобавокъ къ обозначенному имѣютъ негативное предубѣжденіе, базирующееся на подсознательныхъ стереотипахъ, сформировавшихся въ общественномъ сознаніи благодаря графико-идеологической реформѣ совѣтскихъ филологовъ о простотѣ и лёгкости революціонной письменности. Такое положеніе представляется существеннымъ препятствіемъ на пути изданія работъ Достоевскаго (и другихъ классиковъ русской литературы), въ которыхъ авторская письменность содержитъ въ себѣ помимо эстетическо-графическаго и стилевого оформленія существенный пластъ информаціи: замѣна авторской орѳографіи на совѣтскую ведётъ къ утратѣ и искаженію содержанія произведеній. Самые хрестоматійные, но цѣнностно показательные примѣры — одинаковое написаніе словъ «миръ» (съ и-восьмеричнымъ) и «міръ» (съ i-десятеричнымъ), а также графическое умаленіе христіанскихъ имёнъ Богъ, Господь, Богородица и др. Довольно точно высказался по этому поводу И. А. Есауловъ, отмѣтивъ, что «при «переводе» на десакрализованную орѳографiю исчезаетъ сама личность «Ты», «Бог становится некой обезличенной абстракцией, к которой просто-напросто невозможно поэтому никакого в строгом смысле личностного обращения» [Есаулов, 2016: 57].

Чтобы разрушить въ общественномъ сознанiи «совѣтскiй стереотипъ» отношенiя къ традицiонной орѳографiи, нужно больше говорить не только о графическихъ, эстетическихъ, семантическихъ и духовныхъ смыслахъ традицiонной орѳографiи, но и объ особенностяхъ внѣдренiя совѣтскаго правописанiя. Какъ пишетъ А. А. Плетнева, современному человѣку полезно знать, какъ начиналась и чѣмъ закончилась орѳографическая реформа 1917–1918 гг., а также какой у неё былъ не только лингвистическiй, но и соцiокультурный контекстъ:

«Реформа орфографии оказывается в одном ряду с такими модными на рубеже веков идеями, как ликвидация неграмотности и сжигание трупов, как эмансипация женщин и освобождение церкви от опеки государства и т. д. Судьба подобных сюжетов оказывается поразительно похожей. Всё начинается с отдельных полемических выступлений, статей и проектов. Затем появляются общественные объединения, проводятся собрания и съезды. И, наконец, после Февральской или Октябрьской революции часть предложенных ранее проектов реализуется» [Плетнева: 110].

Иницiаторами орѳографической реформы выступили учителя, которые предложили въ послѣдней четверти XIX вѣка обучить неграмотный народъ грамотѣ при помощи, упрощённой орѳографiи:

«…многие видели в орфографии социальный барьер, препятствующий получению образования выходцами из низших сословий. В понижении требований к знанию орфографии педагоги видели возможность социального лифта, перспективу выравнивания стартовых условий для детей разных социальных групп» [Плетнева, 112–113].

Но результатомъ проведённой орѳографической реформы 1917–1918 гг. сталъ обычный реформаторскiй парадоксъ:

«В большевистском варианте “упрощенная”, “общедоступная”, “народная” орфографическая норма превратилась в куда более жесткую систему, чем дореволюционная» [Плетнева: 124].

Вторая же проблема, на которую хотѣлось бы обратить вниманіе, вытекаетъ изъ первой и носитъ историческій и т. н. коммерческій характеръ. Русскіе писатели, оказавшіеся послѣ 1917 г. въ эмиграціи, продолжали издавать свои произведенія, выпускать сборники и журналы въ традиціонной орѳографіи и не признали совѣтское нововведеніе. Такъ, Иванъ Алексѣевичъ Бунинъ въ письмѣ въ редакцію парижской газеты «Возрожденіе» (6 ноября 1926 г.) замѣтилъ:

«Не могу принять эту орѳографію уже хотя бы потому, что по ней написано всё самое злое, низкое и лживое, что только было написано на землѣ».

И со свойственной ему горячностью обозвалъ её «заборной орѳографіей»:

«Невѣжда и хамъ, то есть большевикъ, приказалъ подъ страхомъ смертной казни употреблять только эту орѳографію» [Бунинъ: 3].

О томъ, что слова Бунина о «революцiонныхъ» методахъ введенiя новой орѳографiи («подъ страхомъ смертной казни») не являются выдумкой и преувеличенiемъ, вспоминалъ въ 1930 г. А. В. Луначарскiй, разсказавшiй, какъ М. М. Володарскiй рѣшилъ орѳографическiй вопросъ въ Петроградѣ за одни сутки:

«Революция, однако, шутить не любит и обладает всегда необходимой железной рукой, которая способна заставить колеблющихся подчиниться решениям, принятым центром. Такой железной рукой оказался Володарский: именно он издал в тогдашнем Петербурге декрет по издательствам печати, именно он собрал большинство отвечающих за типографии людей и с очень спокойным лицом и своим решительным голосом заявил им: “Появление каких бы то ни было текстов, напечатанных по старой орфографии, будет считаться уступкой контрреволюции, и отсюда будут делаться соответствующие выводы”. Володарского знали. Он был как раз из тех представителей революции, которые шутить не любят, и поэтому, к моему и многих других изумлению, с этого дня — в Петербурге, по крайней мере, — не выходило больше ничего по старой орфографии» [Луначарский, 22–23].

Вполнѣ очевидно, что традиціонная орѳографія не могла вытѣснить доминирующей въ предѣлахъ страны совѣтской орѳографіи во многомъ по причинѣ отсутствія у первой необходимой читательской аудиторіи, которая бы не находилась «подъ страхомъ смертной казни». Нѣкоторые авторы, оказавшіеся за предѣлами русскоязычнаго государства, со временемъ стали переводить, а затѣмъ и вовсе писать свои тексты съ использованіемъ чуждаго имъ письменнаго языка, потому что хотѣли, чтобы ихъ книги были прочитаны совѣтскими читателями. Факторъ потребленія и желаніе быть извѣстнымъ оказались сильнѣе міровоззрѣнческихъ и цѣнностныхъ предпочтеній отдѣльныхъ авторовъ. Такъ, Набоковъ признавался, что переводилъ «Лолиту» на совѣтскую орѳографію исключительно для того, чтобы его книга была прочитана бόльшимъ количествомъ носителей русскаго языка, что было бы невозможно при написаніи книги въ традиціонномъ правописаніи. Нѣтъ необходимости говорить о современныхъ книжныхъ издателяхъ, не заинтересованныхъ въ выпускѣ книгъ въ традиціонной орѳографіи, на которыя нѣтъ читательскаго спроса. Имъ это попросту финансово не выгодно. Для успѣшнаго продвиженія русской орѳографіи при изданіи классики необходимо пробуждать національно-патріотическія чувства, вести просвѣтительскую работу, информаціонную, которыя могутъ привлечь вниманіе къ имѣющимся электроннымъ ресурсамъ (см., например: URL: philolog.petrsu.ru). Возможны изданія съ оріентаціей на профессіональную аудиторію и подарочные экземпляры [Книги].

Третьимъ же камнемъ преткновенія является малая медійная значимость книгъ въ традиціонномъ правописаніи. Тѣ издательства, которыя сегодня занимаются выпускомъ литературы въ дореформенной орѳографіи, занимаютъ маргинальныя позиціи на современномъ книжномъ рынкѣ. Объ этихъ книгахъ мало кто знаетъ. На нихъ сложно обратить вниманіе незаинтересованному читателю. Если завтра всѣ издаваемыя на протяженіи послѣднихъ тридцати лѣтъ книги въ дореволюціонной орѳографіи исчезнутъ, объ ихъ пропажѣ узнаетъ лишь малая часть населенія страны, трагедія не обрѣтетъ національнаго масштаба. Поэтому въ вопросѣ переизданія количество должно играть не меньшую роль, чѣмъ качество.

Однако остаётся главный вопросъ: Зачѣмъ намъ сегодня нужна традиціонная орѳографія? Думаю, отвѣтъ на этотъ очевидный для многихъ, но при этомъ основополагающій для дальнѣйшаго разсужденія вопросъ слѣдуетъ начать со словъ В. Н. Захарова, который съ ироніей отмѣчалъ: «У нас есть монографии и докторские диссертации по языку и стилю писателей, авторы которых в руках не держали прижизненные издания классиков; есть работы по синтаксису и ритму повествования, в которых исследователи не учитывают авторскую пунктуацию» [Захаров, 1999: 194].

Получается такъ, что современные изслѣдователи безсознательно (въ силу сложившейся традиціи), а иногда и намѣренно лишаютъ себя возможности работать съ авторскимъ цѣнностнымъ текстомъ, предпочитая ему привычный переводъ-поддѣлку на другомъ письменномъ языкѣ.

Для обычнаго же читателя каноническаго текста вовсе, можно сказать, не существуетъ. Поэтому ставить передъ нимъ вопросъ о цѣнности чтенія русской классики въ подлинникѣ, представляется, неумѣстнымъ. Нельзя осмыслить и сдѣлать своимъ то, что въ сознаніи не актуализировано какъ цѣнность.

Но даже если мы закроемъ глаза на искаженіе смысловъ, на потерю грамматическихъ разграниченій между аллофонами и на обобщеніе родовъ, посчитавъ всё это ненужнымъ, неважнымъ, непринципіальнымъ для пониманія авторскаго текста русской классики, и признаемъ справедливость совѣтскаго письма (что само по себѣ звучитъ абсурдно), то, говоря о Достоевскомъ, намъ всё равно придётся имѣть дѣло съ однимъ изъ самыхъ упрямыхъ и своенравныхъ авторовъ. Ѳёдоръ Михайловичъ даже для своего времени былъ писателемъ съ не просто уникальнымъ стилемъ письма, но стилемъ индивидуальнымъ и безъ преувеличенія неповторимымъ, за сохраненіе въ печати котораго онъ былъ готовъ на многіе споры и скандалы. Существуетъ свидѣтельства его конфликтовъ съ корректорами, въ которыхъ Ѳёдоръ Михайловичъ буквально отстаивалъ права собственныхъ буквъ и запятыхъ (см.: [Тимофеева: 142–143]). Такъ, напримѣръ, онъ предпочиталъ говорить и писать цаловать вмѣсто общеупотребимого цѣловать, что въ свою очередь было контринтуитивно для людей, которымъ приходилось править его текстъ. При ссылкахъ же оппонентовъ на грамматику, онъ возражалъ доводами въ духѣ:

«У каждаго автора свой собственный слогъ, и потому своя собственная грамматика… Мнѣ нѣтъ никакого дѣла до чужихъ правилъ! Я ставлю запятую передъ что, гдѣ она мнѣ нужна; а гдѣ я чувствую, что не надо передъ что ставить запятую, тамъ я не хочу, чтобы мнѣ ее ставили!» [Тимофеева: 492].

Въ этомъ ключѣ становится понятно, что возвращеніе каноническихъ изданій позволяетъ также вернуть тексту его первоначально задуманную авторомъ грамматику и пунктуацію, эстетико-графическую и, слѣдовательно, цѣнностную атмосферу произведенія, что, однако, большинству сторонниковъ совѣтскаго прескриптивизма и на сегодняшній день видится идеей нелѣпой. А вѣдь именно орѳографическій стиль писателя придаётъ произведенію задуманный авторомъ настрой и темпъ повѣствованія.

Есть нѣсколько способовъ реабилитаціи традиціоннаго правописанія въ умахъ читающаго населенія. Начать стоитъ съ академической среды. Студенты, какъ въ первую очередь и преподаватели, учёные, должны не просто имѣть возможность обращаться къ каноническимъ текстамъ, а именно имѣть приматъ таковой надъ обращеніемъ къ переводнымъ работамъ. Нужно вывести общественно-научный дискурсъ на такой уровень, чтобы работа, скажемъ, написанная филологомъ по классическому произведенію русской литературы въ искажённомъ правописаніи, воспринималась научнымъ сообществомъ какъ признакъ дурного тона, непрофессіонализма, наряду съ очевидными грамматическими или фактическими ошибками.

Во-вторыхъ, читатели должны имѣть возможность на простомъ и доступномъ языкѣ получить отвѣты на самые важные вопросы: Чѣмъ старая орѳографія лучше новой? Зачѣмъ нуженъ «ять»? Какія возможности дастъ прочтеніе каноническихъ классиковъ? Имѣя подъ рукой отвѣты на всѣ эти вопросы и не вдаваясь въ сложныя для воспріятія лингвистическія предпосылки и нюансы, они смогутъ открыть для себя удивительный дискурсъ, не имѣвшій ранѣе для нихъ никакой цѣнности. На данный моментъ пользователь, набравшій въ поисковикахъ интересующій его вопросъ объ орѳографіи, можетъ найти для себя либо сайты-словари для свѣрки правописанія, либо краткія статьи википедійнаго типа съ поверхностнымъ разъясненіемъ базовыхъ правилъ грамматики. Послѣднія въ лучшемъ случаѣ написаны въ стилистически нейтральной манерѣ, большинство же, какъ правило, демонстрируетъ одобрительное отношеніе къ реформѣ 1917–1918 гг.

Также разрѣшенія требуютъ и вопросы техническаго характера. Рѣчь идётъ въ первую очередь о неразвитости инструментовъ набора электронныхъ текстовъ. Во-первыхъ, необходимо введеніе новаго стандарта раскладки русской клавіатуры, которую можно было бы создать на основѣ дореволюціонныхъ пишущихъ машинокъ. Съ удобнымъ расположеніемъ болѣе часто используемыхъ буквъ Ъ, Ѣ и I. Данный вопросъ довольно легко разрѣшается на мобильныхъ устройствахъ, гдѣ скачиваніе и установка необходимой раскладки — дѣло нѣсколькихъ минутъ. Но тамъ возникаетъ другая сложность: ускоренный методъ набора типа Swype требуетъ словарной поддержки. Оффиціальныя клавіатуры мобильныхъ ОС пока не позволяютъ установить дополнительные языковые модули, поэтому безъ участія государства разсчитывать можно только на разрѣшеніе этого вопроса частными компаніями, которыя могли бы предложить достойную альтернативу.

Вернувъ такимъ образомъ общественности интересъ къ традиціонному правописанію, мы можемъ надѣяться, что у насъ появится спросъ на соотвѣтствующую литературу, а это станетъ важнѣйшимъ шагомъ на пути къ ея возрожденію. Здѣсь же въ дѣло вступаютъ вопросы текстологическаго, технологическаго и редакціонно-издательскаго характера. «Сто лет назад, — пишетъ А. М. Любомудровъ, — лучшие деятели России не остались равнодушны к судьбе родного языка и сочли своим долгом встать на его защиту. Их деятельная забота о чистоте и богатстве русского слова и сегодня служит вдохновляющим примером для творческих и общественных деятелей, учёных и преподавателей, писателей и публицистов. В наши дни насущно необходимы столь же бескомпромиссные, убедительные и аргументированные работы в защиту русского языка» [Любомудров, 2019: 97]. Заключая, хочу отмѣтить: для того чтобы поднять на національный уровень вопросъ, актуальный на данный моментъ въ лучшемъ случаѣ лишь для пары сотенъ энтузіастовъ, необходимо развернуть информацiонную поддержку варіативной письменности. Съ одной стороны, заинтересованные люди должны создавать и реализовывать общественные проекты, способствующіе закрѣпленію и продвиженію тенденціи снизу, съ другой же — государство должно пойти навстрѣчу энтузіастамъ, оказывая содѣйствіе гражданской и культурной иниціативамъ.

About the authors

Artyom A. Skulkin

Author for correspondence.
Email: skulkin21@yandex.ru

student of the English Philology Department of the Faculty of Philology and Journalism

References

Supplementary files