Who erected the monument to the poet? Pushkin competition in reviews of “Grazhdanin” (“The Citizen”) for 1872–1874

全文:

У А. С. Пушкина была своя идея «нерукотворного» памятника, которую он высказал в переводе стихотворения Горация «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…». Ему были не нужны рукотворные монументы и медные истуканы. Его памятник вечен и воскресает в душе каждого читателя.

Первым идею создания рукотворного памятника Пушкину в свое время высказал Василий Жуковский, который вскоре после гибели поэта обратился к Николаю Первому с просьбой установить памятник в селе Михайловском. Работы по изготовлению памятника велись Пушкинской опекой по поручению Натальи Николаевны Пушкиной, и летом 1841 г. он был поставлен в некрополе Святогорского монастыря [Гдалин, Иванова: 357]. Этот известный всем монумент и стал первым рукотворным памятником поэту.

В 1855 г. с инициативой установки общественного памятника выступила группа из восьмидесяти двух чиновников Министерства иностранных дел. В докладной записке они сообщали:

«Памятники, воздвигнутые уже Ломоносову, Карамзину и Крылову, свидетельствуют, что мы, Русские, подобно всем просвещенным народам, признательны к плодотворным заслугам наших великих писателей; в отношении, однако, гениальнейшего из наших поэтов, пробудившего дивными песнями столько прекрасных чувств и стремлений в соотечественниках, столько сделавшего для Русского слова, эта признательность не имеет пока внешнего выражения: Пушкину не поставлено еще памятника!» (выделено мной. — О. З.) (цит. по: [Левитт: 46]).

Фраза: «У Пушкина нѣтъ памятника!» — стала лейтмотивом «монументной» темы Пушкина.

В 1859 г. эти слова напомнила Надежда Кохановская в очерке «Степной цветок на могилу Пушкина», опубликованном в журнале «Русская Беседа»: «У Пушкина нѣтъ памятника!»¹. Она сокрушалась: «…неужели пройдетъ это двадцатипятилѣтiе со дня смерти Пушкина, и, въ стыдъ себѣ, наша общественная благодарность ничѣмъ не поклонится на могилу роднаго великаго поэта?»².

Выпускники Царскосельского лицея получили отказ в установке памятника Пушкину в Царском Селе на казенные деньги, но им разрешили объявить сбор средств на памятник по подписке.

Первоначально памятник должен был стоять в Летнем саду. Объявления появились в газетах и журналах. Печатались имена жертвователей и сумма пожертвования. Была открыта подписка на памятник по всей России, и за первые 10 лет собрали 17 114 рублей. 19 октября 1869 г. вопрос о памятнике поднял К. К. Грот, предложив назначить особый комитет, который и был утвержден весной 1871 г.

Комитет для сооружения памятника Пушкину старательно взялся за дело: были напечатаны специальные книжки для регистрации пожертвований и организована система рассылки их по ведомствам и регионам. Комитет предложил перенести памятник в Москву, так как это давало право претендовать на общенародный статус. К. К. Грот в письме И. А. Лямину от 3 февраля 1872 г. предложил Московской городской Думе выделить площадку в конце Тверского бульвара для установки памятника Пушкину. Было предоставлено два варианта: «…край Тверского бульвара напротив Страстного монастыря или вдоль Страстного бульвара на сквере перед зданием монастыря»³.

В середине 1872 г. был объявлен первый открытый конкурс на проект памятника, однако жюри не смогло выбрать ни один проект. К 1873 г. удалось собрать 60 тысяч рублей. Второй конкурс был проведен в 1874 г., но и он не выявил победителя. Третий конкурс, в котором победил скульптор А. М. Опекушин, состоялся в 1875 г. К этому времени собрали 106 575 рублей и 10 копеек, из них на памятник ушел 86 761 рубль и 53 копейки. На оставшиеся деньги учредили Пушкинскую премию РАН, издали «Дешевую Пушкинскую библиотеку»⁴.

Почитание памяти поэта и обсуждение конкурса проектов памятника Пушкину нашли отражение на страницах редактируемого Ф. М. Достоевским издания. В № 16 за 1872 г. еженедельника «Гражданин», еще до прихода Достоевского, И. Ю. Некрасов, печатавшийся под псевдонимом «Москвич», сообщил, что памятник решено поставить «у начала Тверскаго бульвара, отъ Страстнаго монастыря» (Гр. 1872. № 16. С. 555). Он выразил надежду, что на фигуре поэта не появится ни римская тога, ни греческая мантия, иначе это «былъ-бы лжеклассицизмъ, отъ котораго русскую литературу окончательно освободилъ Пушкинъ» (Гр. 1872. № 16. С. 555).

26 марта 1873 г. в «Петербургском обозрении», которое вел в «Гражданине» князь Мещерский, сказано, что место для памятника Пушкина напротив Страстного монастыря выбрано не случайно: поэт любил здесь «прогуливаться во всякое время года» (Гр. 1873. № 13. С. 397). Обозреватель сетует, что денег на памятник Пушкина собрано мало, «сравнительно съ тѣмъ, что былъ для Россiи Пушкинъ», памятник «долженъ строиться на гроши, вымоленные кое-гдѣ и кое-кѣмъ» (Гр. 1873. № 13. С. 397). Он резюмирует: «Народнаго тутъ участiя нѣтъ» (Гр. 1873. № 13. С. 397). Такое же грустное впечатление на автора произвели модели, которые доказывали, что «Пушкинъ столько же чуждъ своему народу, сколько "Бова Королевичъ" ему родной!» (Гр. 1873. № 13. С. 397). Это мнение станет общим местом при обсуждении выставки в «Гражданине».

В апреле 1873 г. в еженедельнике были опубликованы два обзора выставки проектов памятника Пушкина. Как справедливо отметила О. В. Седельникова, они написаны разными людьми: «На это указывают и противоположность отдельных оценок одних и тех же макетов (особенно в отношении № 8), и структура публикаций, и характерные стилевые особенности» [Седельникова: 197].

Первая статья «Несколько слов по поводу выставки проектов памятника Пушкину» вышла 2 апреля и подписана криптонимом «А.». В. А. Викторович атрибутирует ее А. Н. Майкову. Он приводит следующие доводы: «В вопросах художественной критики в кругу "Гражданина", кроме самого редактора, сильны были Н. Н. Страхов и А. Н. Майков. Первому принадлежит статья на ту же тему в № 17. Данная статья обличает вкус и критическую манеру А. Н. Майкова. Ср. его статью "Мраморная группа Рафаэля в Эрмитаже" (Гр. 1872. 20 ноября. № 29), подписанную более привычным для него криптонимом "А. М.". Ему в особенности близко выраженное в атрибутируемой статье понимание самобытности поэзии Пушкина как "простоты мысли"» [Викторович: 329]. Впрочем, вопрос нуждается в дальнейшем обсуждении и уточнении.

В «Словаре псевдонимов» И. Ф. Масанова нет такого криптонима А. Н. Майкова [Масанов]. В списке авторов, которые публиковались под криптонимом «А.», у Масанова отмечен Алексей Николаевич Апухтин, под этим криптонимом он публиковал стихи в «Гражданине» 1870-х гг. По свидетельству Модеста Ильича Чайковского, Апухтин принимал самое живое участие в сборе средств: «…щепетильный во всякихъ разговорахъ о деньгахъ — онъ суетится, ѣздитъ, проситъ, чтобы собрать сумму на памятникъ Пушкину и къ 400 р. своей коллекты присоединяетъ изъ своихъ, по его собственному выраженiю, "ограниченныхъ средствъ" — 100 рублей»⁵. В письме П. И. Чайковскому из Петербурга 6 июня 1880 года Апухтин выразил горькую обиду, что его не пригласили на Пушкинский праздник:

«Въ этотъ знаменитый день, пока на бульварѣ сердца Россiи М. и Г.⁶ открывали плохой памятникъ великому поэту, причемъ ругались и дрались "по маленькой", чтобы не потерять привычки, бѣдный, всѣми забытый поэтъ Апухтинъ сидѣлъ на своемъ диванѣ и томился размышленiями самаго грустнаго свойства. Онъ думалъ, что имѣетъ не меньше правъ принять участiе въ праздникѣ. Во-первыхъ, онъ съ дѣтскихъ лѣтъ обожалъ и зналъ наизусть любимаго поэта. Затѣмъ, когда М. и Г., вслѣдъ за Писаревымъ, глумились и издѣвались надъ великой тѣнью, Апухтинъ всѣми силами защищалъ вышедшее тогда изъ моды и поруганное знамя»⁷.

Криптонимом «А.» в № 8 «Гражданина» от 18 апреля 1874 г. подписана еще одна публикация — статья «По поводу обеда севастопольцев», которую В. А. Викторович с некоторой долей сомнения атрибутирует Андрею Васильевичу Фрейгангу [Викторович: 403]. Необходимо дальнейшее изучение вопроса.

Илл. 1. Выставка моделей памятника А. С. Пушкину («Всемирная иллюстрация». 1873. № 225. С. 269)

Fig. 1. Exhibition of models of the monument to A. S. Pushkin (“Vsemirnaya illyustratsiya”. 1873, No. 225, p. 269)

За несколько месяцев на конкурс было подано 15 проектов. Скульпторам была предоставлена полная свобода творчества. Единственным условием стало требование, чтобы все памятники были в скульптурном исполнении. По мнению автора статьи, это было сделано «для избѣжaнiя тѣхъ странныхъ явленiй, что талантливыми виньеточными рисунками прiобрѣтали право на сооруженiе памятниковъ такiе художники, которые для исполненiя должны были прибѣгать къ чужимъ знанiямъ, и тѣмъ эксплуатировали молодые таланты скульптуры, не успѣвшiе добыть себѣ извѣстность» (Гр. 1873. № 14. С. 456).

Автор статьи не останавливается на разборе моделей под номерами 1, 2, 3, 4, так как «их наивное исполненiе ставитъ ихъ внѣ серьозной критики» (Гр. 1873. № 14. С. 456), кратко описывает 5, 6 и 7 модели. Пятая модель вызывает недоумение: на «очень высокой четырехугольной колоннѣ, къ которой русскiй мужикъ прибиваетъ вѣнокъ, а дѣвушка пишетъ надпись» стоит «фигура, завернутая въ плащъ» (Гр. 1873. № 14. С. 456). Не понятна автору обзора шестая модель, которая «представляетъ стоячую фигуру, съ угрожающимъ жестомъ, держащую лиру» на пьедестале, который украшают три барельефные группы «со своими музами, окруженными солдатами и мальчиками, неизвѣстно что дѣлающими» (Гр. 1873. № 14. С. 457). Ошибку ремесла обозреватель увидел на седьмой модели, где изображена «фигура, сидящая на базѣ колонны, съ пегасомъ»: «при исполненiи въ большомъ видѣ, снизу фигуру, стоящую такимъ образомъ, едва можно будетъ видѣть, а если и усмотришь ее, то голова будетъ казаться привязанною къ ногамъ» (Гр. 1873. № 14. С. 457).

Илл. 2. Первая модель памятника А. С. Пушкину

Fig. 2. The first model of the monument to A. S. Pushkin

Илл. 3. Вторая модель памятника А. С. Пушкину

Fig. 3. The second model of the monument to A. S. Pushkin

Илл. 4. Третья модель памятника А. С. Пушкину

Fig. 4. The third model of the monument to A. S. Pushkin

Илл. 5. Четвертая модель памятника А. С. Пушкину

Fig. 5. The fourth model of the monument to A. S. Pushkin

Илл. 6. Пятая модель памятника

Fig. 6. The fifth model of the monument

Илл. 7. Шестая модель памятника

Fig. 7. The sixth model of the monument

Илл. 8. Седьмая модель памятника

Fig. 8. The seventh model of the monument

По мнению автора статьи, на восьмой модели удачно поставлена фигура поэта, но общее впечатление портит выдвинутая вперед нога, которая создаст сложности при соединении с пьедесталом, удивляет «странный» выбор сюжетов для барельефа: «Донны–Анны» и «Фауста» (Гр. 1873. № 14. С. 457).

Илл. 9. Восьмая модель памятника

Fig. 9. The eighth model of the monument

В девятой модели вызывает недоумение фигура модели: «одѣтый въ сюртукъ и завернутый въ тогу» Пушкин стоит на «пьедестальчике», «вкусно» украшенном «безчисленнымъ множествомъ карнизовъ, съ двумя почти висящими фигурами спереди безъ движенiя, музы сзади, таковымъ же "Борисомъ", а съ боковъ двумя барельефами» (Гр. 1873. № 14. С. 457).

Илл. 10. Девятая модель памятника

Fig. 10. The ninth model of the monument

Разочарование вызывает «очень большой, сложный, чисто отдѣланный и даже на первый взглядъ отчасти удовлетворяющiй своею линiею» десятый проект (Гр. 1873. № 14. С. 457). На этой модели Пушкин, «сидя въ креслѣ въ позѣ евангелиста, простираетъ руку къ небесамъ. Съ лѣвой стороны муза поэзiи съ лирою, которую не знаетъ куда дѣть, послѣ такого пассажа главной фигуры. Справа, муза исторiи вписываетъ въ длинный свертокъ пергамента подробное описанiе пьедестала, состоящаго изъ восьмиугольнаго камня, украшеннаго престранными орнаментами и группами фигуръ на каждой изъ меньшихъ сторонъ» (Гр. 1873. № 14. С. 457). В них узнаются «Кавказскiй Плѣнникъ», «Русланъ и Людмилла», «Мазепа и Марiя», «Евгенiй» съ «Татьяною». Критик делает вывод, что «остается только пожалѣть истраченнаго труда и большаго прилежанiя на изобрѣтенiе подобныхъ композицiй и на исполненiе ихъ съ такимъ аккуратнымъ вылизыванiемъ» (Гр. 1873. № 14. С. 457).

Илл. 11. Десятая модель памятника

Fig. 11. The tenth model of the monument

С иронией автор статьи описывает одиннадцатую «аляповатую модель копилки изъ гостинаго двора», которая содержит «много крыльевъ и много головъ поднятыхъ вверхъ, много книгъ и еще больше черепицы, а въ сущности ничего» (Гр. 1873. № 14. С. 457).

Илл. 12. Одиннадцатая модель памятника

Fig. 12. The eleventh model of the monument

Борьба за премию развернется, по мнению автора, между проектами под 12, 13, 14 и 15 номерами. Он предполагает, что три последних выполнены одним мастером. Тринадцатая и пятнадцатая модели имеют «однѣ и тѣ же главныя фигуры, та же манера и то же мастерство» (Гр. 1873. № 14. С. 457).

Илл. 13. Двенадцатая модель памятника

Fig. 13. The twelfth model of the monument

Илл. 14. Тринадцатая модель памятника

Fig. 14. The thirteenth model of the monument

Илл. 15. Четырнадцатая модель памятника

Fig. 15. The fourteenth model of the monument

Илл. 16. Пятнадцатая модель памятника

Fig. 16. The fifteenth model of the monument

Характеризуя двенадцатую модель, автор выделяет оригинальный пьедестал, постановку главной фигуры, «которая представляетъ Пушкина въ сюртукѣ, безъ всякихъ тогъ, плащей, въ простой и естественной позѣ, опершись на сколокъ украшенный барельефомъ, изображающимъ русскiй эпосъ — въ видѣ старушки няни сказывающей сказки своему питомцу» (Гр. 1873. № 14. С. 457). Этот барельеф выражает «тѣ первые уроки поэзiи, которыми пользовалась впечатлительная натура нашего поэта въ дѣтствѣ, выслушивавшаго въ длинные зимнiе вечера изъ ycтъ своей дорогой няни былины, сказки и народныя пѣсни» (Гр. 1873. № 14. С. 457). Неудовлетворителен другой барельеф, «не особенно удавшiйся, изображающiй романтическую поэзiю, какъ одинъ изъ характерныхъ элементовъ его творчества»: на каждом углу группы из «Онѣгина», «Бориса Годунова», «Полтавы» и «Цыганъ», под каждой из них «подпись вязаннымъ славянскимъ шрифтомъ, объясняющая стихъ» (Гр. 1873. № 14. С. 457). Другое замечание касается красного цвета пьедестала, который не сочетается с бронзовыми группами и мешает соединению с главной фигурой поэта. Однако этот проект «вполнѣ достоинъ похвалы и дѣлаетъ честь автору» (Гр. 1873. № 14. С. 457).

Тринадцатый проект, по мнению автора статьи, грациозен и великолепен по технике исполнения и богатству фантазии, хотя он проигрывает оригинальности, простоте в движениях фигур и мысли в композиции двенадцатой модели. Критик отмечает театральность позы Пушкина, который закутан «въ альмавиву съ сложенными на крестъ руками» и похож скорее на Байрона. Та же театральность присуща фигурам на «удлиненной четырехугольной пирамидѣ», впечатления от которой портит «симметричность въ линiяхъ движенiя, при такой близкой постановкѣ группъ» (Гр. 1873. № 14. С. 458).

Сидящий в задумчивой позе Пушкин и играющая над ним на лире муза четырнадцатой модели по своей композиции напоминают обозревателю «кабинетное украшенiе» в виде статуэтки (Гр. 1873. № 14. С. 458).

Самым поэтичным и самым простым решением является пятнадцатая модель. Она имеет те же недостатки, что и тринадцатая модель: поза поэта «театральна, утверждена на скалѣ, на лѣвомъ ycтупѣ которой расположилась играющая на лирѣ муза поэзiи, а по правой брошена гирлянда; все это очень мило и поэтично» (Гр. 1873. № 14. С. 458). Зритель сразу отгадает, что «это памятникъ поэту, но какому изъ нихъ, ничто не подсказываетъ». Главный недостаток этой композиции состоит в том, что «въ ней нѣтъ ничего индивидуально относящагося къ тому поэту, которому памятникъ поставленъ. А намъ нужно проектъ памятника Александра Сергѣевича Пушкина, перваго русскаго народнаго поэта» (Гр. 1873. № 14. С. 458).

По мнению автора статьи, достойны победы двенадцатый и тринадцатый проекты. Двенадцатая модель имеет «въ композицiи оригинальность, простоту мысли, характеризующую самобытность поэта»; красота и техника исполнения есть у тринадцатой модели (Гр. 1873. № 14. С. 458).

Через три недели в № 17 еженедельника от 23 апреля была опубликована вторая статья «Еще о выставке моделей на памятник Пушкину», которая подписана псевдонимом «Ignoto» (данный псевдоним встречается в «Гражданине» единственный раз), что на латинском языке обозначает «неизвестный, неведомый». В. А. Викторович атрибутирует ее Н. Н. Страхову. По его мнению, «принадлежность статьи определяется сходством основных ее положений с выступлением Н. Н. Страхова во "Всемирной иллюстрации" (1874) по поводу второго конкурса проектов памятника Пушкину» [Викторович, 2019: 331]. В подтверждение этой атрибуции исследователь сравнивает главное требование к памятнику, которое сформулировано в статье («…слишком сложная композиция <…> неуместна и не соответствует своей цели»), со статьей Страхова во «Всемирной иллюстрации»: «…фигура должна быть самая простая» [Викторович, 2019: 331]. Еще один аргумент В. А. Викторовича — письмо Достоевского к Страхову от 17 апреля 1873 г., в котором поставлен вопрос: «А не будет ли еще 3-й статейки?» (цит. по: [Буданова: 114]). Исследователь полагает, что Страхов выполнил просьбу Достоевского, а «две другие "статейки" — идущие следом в том же номере рецензии на книгу П. В. Анненкова о Пушкине и на сборник "Природа"»: «Соседствующие статьи о памятнике Пушкину и о биографии поэта хорошо дополняли друг друга, а в генетическом аспекте их "общность" доказывает, что обе "пушкинские" статьи порождены были одним творческим импульсом, мыслью о современном восприятии личности поэта» [Викторович, 2019: 331]. Однако в списке псевдонимов Страхова отсутствует «Ignoto». Не включили данную статью в список сочинений критика составители библиографического указателя «Николай Николаевич Страхов: философ, литературный критик, переводчик» [Страхов]. О. В. Седельникова предполагает, что автором статьи может быть А. Н. Майков: «Ее, как и все статьи Майкова, отличают выверенная композиция, логичность развития авторской мысли, обоснованность суждений и яркость стиля» [Седельникова: 198]. На мой взгляд, вопрос принадлежности этой статьи открыт.

В начале статьи в «Гражданине» автор констатирует отсутствие интереса к обсуждению проекта в обществе, зала «почти постоянно оставалась пустою, лишь изрѣдка оживляясь появленiемъ немногихъ записныхъ любителей искусства», печать же напротив отозвалась на призыв комитета: «…почти всѣ наши газеты поспѣшили помѣстить на страницахъ свои отзывы о представленныхъ моделяхъ» (Гр. 1873. № 17. С. 518). Однако эти оценки сводятся к тому, «что за исключенiемъ трехъ-четырехъ проектовъ, остальныя модели просто никуда не годятся и способны дать каждому самое невысокое понятiе о современномъ состоянiи у насъ скульптуры» (Гр. 1873. № 17. С. 518).

Автор признает долю правды в этих суждениях, хотя общий приговор кажется ему слишком строгим. Перед разбором моделей он считает необходимым дать общие замечания «о томъ, чтó именно долженъ представлять памятникъ извѣстному поэту или вообще писателю и въ какой мѣрѣ, судя по существующимъ памятникамъ подобнаго рода, удалось искусству выполнить въ этомъ случаѣ свою задачу» (Гр. 1873. № 17. С. 518).

Эта эстетическая концепция монумента принадлежит человеку, который получил художественное образование, знаком с трактатом Лессинга «Лаокоон». Автор отмечает:

«Памятникъ, или монументъ, <…> имѣетъ цѣлью увѣковѣчить нагляднымъ образомъ память поэта и въ то же время служить для отдаленнаго потомства не только доказательствомъ уваженiя страны къ таланту и заслугамъ писателя, но и представить собою какъ бы апотеозу послѣдняго. <…> памятникъ поэтy долженъ бы заключать въ себѣ не только возможно похожее изображенiе поэта, но вмѣстѣ и олицетворенiе самой поэзiи, съ указанiемъ въ то же время характеристики произведенiй писателя, значенiя его для данной страны и, наконецъ, мѣстa, занимаемаго имъ въ ряду другихъ писателей. Но, разумѣется, это не болѣе какъ прекрасный идеалъ, къ которому искусство должно стремиться всѣми силами, къ которому оно иногда можетъ болѣе или менѣе приближаться, но осуществить его вполнѣ едва-ли въ средствахъ скульптуры. Въ самомъ дѣлѣ, въ состоянiи ли искусство, имѣющее такiе ограниченные предѣлы, какъ ваянiе, выразить въ пластическихъ образахъ вполнѣ наглядно и осязательно всѣ характеристическiя черты, необходимыя для того, чтобы въ умѣ зрителя, при первомъ взглядѣ на памятникъ извѣстнаго поэта, тотчасъ сложилось ясное представленiе о его физической и нравственной личности. Сомнѣваемся въ этомъ. Исторiя искусствъ показываетъ намъ, что въ дѣйствительности желанiя скульпторовъ, которымъ выпадало на долю выполненiе монументовъ въ этомъ родѣ, были гораздо умѣренѣе и не шли такъ далеко. При производствѣ подобныхъ сооруженiй, художники обыкновенно ограничиваются изваянiемъ болѣе или менѣе похожей статуи или даже только бюста поэта, причемъ лицу его почти всегда стараются придать вдохновенное выраженiе, а для того, чтобы напомнить зрителю главнѣйшiя произведенiя писателя, прибѣгаютъ къ барельефамъ и побочнымъ фигурамъ. Въ такомъ случаѣ задача скульптора значительно упрощается и вся сводится къ тому, чтобы, вопервыхъ, при изображенiи того, кому посвящается памятникъ, не теряя сходства, нѣсколько идеализировать его наружность, то есть представить его лицо такимъ, какимъ оно бывало или могло быть въ тѣ свѣтлыя минуты, когда его озаряло вдохновенiе; во вторыхъ, придать изображенiю, если эта фигура во весь ростъ, исполненную достоинства и красивую въ скульптурномъ отношенiи позу, и въ третьихъ, выбравъ для барельефа и побочныхъ фигуръ такiя произведенiя писателя, въ коихъ всего полнѣе выразился его генiй, заимствовать изъ нихъ моменты, пригодные для осуществленiя въ пластикѣ, съ тѣмъ, чтобы выразить ихъ въ живыхъ и законченныхъ образахъ, понятныхъ съ перваго раза и не требующихъ коментарiевъ или длинныхъ объясненiй. Разумѣется, творческой фантазiи художника представляется широкiй просторъ до безконечности варьировать подобную тэму, но, говоря вообще, чѣмъ болѣе въ памятникѣ единства и простоты, чѣмъ менѣе онъ развлекаетъ вниманiе зрителя въ разныя стороны, тѣмъ, безъ сомнѣнiя, онъ лучше. <…> Вообще слишкомъ сложная композицiя въ памятникахъ и монументахъ, главная часть которыхъ состоитъ изъ одиночной портретной статуи, по нашему мнѣнiю, неумѣстна и не соотвѣтствуетъ своей цѣли <…> Подобнаго рода композицiя, разсчитанная на чисто живописные эффекты, только напрасно пестритъ монументъ и лишаетъ его той строгости и величавой простоты, которыя должны составлять главное достоинство скульптурныхъ сооруженiй» (выделено мной. — О. З.) (Гр. 1873. № 17. С. 518–519).

Автор сомневается, что скульптура может дать ясное представление о физической и нравственной личности поэта. Он считает, что скульптор и не стремится к этому. Он приводит примеры европейских памятников писателям и поэтам, открытым в последние годы: Гёте в Мюнхене (открыт 28 августа 1869 г.) и Шиллеру в Берлине (открыт 10 ноября 1871 г.), которые, на его взгляд, нельзя назвать удовлетворительными.

В отличие от автора первой статьи, он делит все модели памятника на три разряда:

«<…> къ первому отнесемъ наиболѣе простые по композицiи проекты, состоящiе всего изъ одной фигуры поэта, съ cooтвѣтственными барельефами на пьедесталѣ» (Гр. 1873. № 17. С. 519) (это модели под №№ 1, 4, 7 и 8);

«<…> второй paзрядъ составлятъ модели, представляющiя двѣ и три фигуры, не считая барельефовъ» (Гр. 1873. № 17. С. 519) (№ 5 (три фигуры), 9 (тоже три фигуры) и № 14 и № 15 (по двѣ фигуры));

«<…> въ третiй войдутъ модели болѣе сложной композицiи, состоящiя изъ пяти и бoлѣe отдѣльныхъ фигуръ» (Гр. 1873. № 17. С. 519) (№№ 2, 3, 6, 10, 11, 12 и 13).

Далее следует обстоятельный и профессиональный анализ моделей памятника Пушкину, который совершенно не похож на описание проектов в первой статье. Так, например, первому проекту характерны «неумѣлость, страшное безвкусiе и необыкновенная бѣдность творческой фантазiи» (Гр. 1873. № 17. С. 519). Создателю четвертой модели он советует чтение известного сочинения Лессинга: «Лаокоонъ, или О границахъ живописи и поэзiи» (Гр. 1873. № 17. С. 520). Ему свойственен сарказм: «Воображаемъ, какъ удивительно хороши были бы эти тополи, если бы ихъ сдѣлать въ предположенную художникомъ величину изъ мрамора или изъ гранита!» (Гр. 1873. № 17. С. 519).

Подчас он дает ироничные комментарии. Например, о фигуре Пушкина в пятой модели замечает:

«На верху, на пьедесталѣ, довольно безвкусно аранжированномъ, въ самой казенной позѣ стоитъ фигура, неимѣющая ни малѣйшаго сходства съ Пушкинымъ. Это какой–то чиновникъ изъ семинаристовъ, но никакъ не вдохновенный поэтъ. Ниже, почти у подножiя пьедестала, видны двѣ жиденькiя плохо вылѣпленныя фигуры — мужичокъ въ рубахѣ и русская баба въ обтянутомъ сарафанѣ. Первый неловко потянулся, чтобы украсить лавровымъ вѣнкомъ начертанную на пьедесталѣ красными буквами надпись: "Пушкину — Россiя", а баба, судя по неудачной позѣ, какъ будто желаетъ помешать ему въ этомъ» (Гр. 1873. № 17. С. 520).

Анализируя девятую модель, критик обращает внимание не на образ поэта, а на фигуры, расположенные на барельефе. В них он видит «и вкусъ, и опытную руку», но мысль скульптора, что расположил музу поэзии и Бориса Годунова как пандан, не понятна (Гр. 1873. № 17. С. 520). Его анализ пестрит искусствоведческими терминами, такими как «пандан», «кариатида».

Автор статьи умеет прочувствовать искусство, он — знаток и ценитель, который подмечает достоинства и недостатки, может уловить и понять мысль художника. Например, он так описывает четырнадцатую модель:

«Пушкинъ изображенъ сидящимъ въ чрезвычайно простой и натуральной позѣ. Лицо замѣчательно по прекрасной экспрессiи. Онъ какъ будто прислушивается къ чему-то, а выше, нѣсколько наклонившись къ нему, помѣстилась крылатая муза поэзiи, играющая на лирѣ. Мысль очень счастливая, хотя и не совсѣмъ новая, но исполненiе весьма некрасиво съ точки зрѣнiя скульптурнаго изваянiя. Художнику очевидно хотѣлось изобразить музу летающею, какъ-бы носящеюся надъ головою поэта, но это ему положительно не удалось» (Гр. 1873. № 17. С. 521).

Автор высоко оценил пятнадцатый проект памятника:

«<…> весь проектъ такъ строенъ, такъ богатъ чисто скульптурными кpacoтaми и проникнутъ такимъ поэтическимъ чувствомъ, что невольно влечетъ къ себѣ зрителя» (Гр. 1873. № 17. С. 521).

Критик безжалостен к неудачным проектам. Нелепая до смешного фигура Пушкина на второй модели напоминает ему орангутанга:

«Это какой-то уморительный орангутангъ съ исполинскою курчавою головою, во что бы то ни стало желающiй придать себѣ серьозное выраженiе» (Гр. 1873. № 17. С. 521).

Соединение в третьем проекте «безобpaзiя и самой наивной нелѣпости» доходит до того, что, по мнению автора, «вмѣсто человѣческихъ фигуръ, представлены какiя-то селедки», оно «просто оскорбительно и для нашихъ скульпторовъ, и для публики» (Гр. 1873. № 17. С. 521).

Комична фигура поэта в шестой модели. Фигуры гениев («генiя военнаго эпоса, генiя драматической и дидактической поэзiи и, наконецъ, генiя идиллической поэзiи») «трактованы въ живописномъ стилѣ, безъ яснаго понятiя о законахъ скульптуры: художникъ силился вылѣпить то, что, по свойству своему, можетъ быть изображено только кистью, — отсюда сбивчивость композицiи, бѣдность красивыхъ линiй и наклонность къ излишнему драматическому движенiю» (Гр. 1873. № 17. С. 521).

Только недостатки отмечает автор статьи в десятом и одиннадцатом проектах.

Один из лучших проектов на выставке — двенадцатая модель. В статье также делается предположение, что тринадцатый и пятнадцатый проекты принадлежат одному художнику:

«Авторъ ихъ — вполнѣ мастеръ своего дѣла, въ этомъ надо отдать ему полную справедливость. Всѣ фигуры его отличаются превосходною лѣпкою, красивымъ рисункомъ и замѣчательною экспрессiею. Къ сожалѣнiю, имъ недостаетъ одного — строгости стиля» (Гр. 1873. № 17. С. 522).

Несмотря на главный вывод: «…если смотрѣть на модели съ точки зрѣнiя большей или меньшей пригодности ихъ для исполненiя, на предназначенномъ мѣстѣ, въ надлежащихъ размѣрахъ, потому что, строго говоря, ни одна изъ нихъ не удовлетворяетъ вполнѣ всѣмъ условiямъ памятника, достойнаго имени любимаго народнаго русскаго поэта», — автор статьи предлагает присудить второстепенные премии восьмому, двенадцатому, тринадцатому, четырнадцатому и пятнадцатому проектам (Гр. 1873. № 17. С. 523).

В № 19 «Гражданина» за 1874 г. была опубликована статья о второй выставке проектов памятников Пушкина «Последние художественные новости». Ее автором является, как предполагает В. А. Викторович, И. Богданов, который подписался инициалами «И. Б.». Основанием для атрибуции является запись в рабочей тетради Достоевского за 1872−1875 гг. от 1 марта: «Имѣть въ виду Богданова», «1^е Март<а>. Получены двѣ статьи: Богданова о выставкѣ и одной дамы по женскому вопросу» и др. (РГАЛИ. Ф. 212.1.11. Л. 7, 14; ср.: Д30, 21, 259–260). Под инициалами «И. Б.» ранее в № 16 была опубликована еще одна статья «Нѣсколько словъ о конкурсныхъ проектахъ памятника Пушкину». В. А. Викторович отмечает ее принадлежность «по сходству криптонима с инициалами И. Богданова, а также учитывая тот факт, что им еще в 1873 г. была написана, но не напечатана статья о выставке проектов памятника Пушкину (см. запись Достоевского: "1-е март<а>. Получены две статьи: Богданова о выставке и одной дамы…", — а далее: "Богданову отдана" — 21, 260)» [Викторович, 2019: 424]. Для уточнения атрибуции нужны новые аргументы.

Проблема забвения поэта в России, отсутствия должного почитания его памяти дважды поднимается на страницах «Гражданина» во время редакторства Достоевского. Первый раз в «Еженедельной хронике» («Гражданин», № 38), где Виктор Феофилович Пуцыкович передает рассказ псковскаго корреспондента, который летом 1873 г. оказался в Святогорском монастыре, «гдѣ погребенъ нашъ любимый поэтъ Александръ Сергѣевичъ Пушкинъ, составляющiй славу и гордость Россiи» (Гр. 1873. № 38. С. 1035). После обедни он обратился к послушнику монастыря и попросил провести его на могилу поэта А. С. Пушкина. Послушник отказался, «такъ какъ онъ не знаетъ могилы какого–то поэта Пушкина. "У насъ, правда, есть могила Пушкина — прибавилъ онъ — но не поэта, а какого–то помѣщика. Если хотите, такъ я сведу"» (Гр. 1873. № 38. С. 1035). Могила поэта произвела на корреспондента удручающее впечатление своим запустением:

«…не доходя до могилы, еще за нѣсколько шаговъ, я встрѣтилъ цѣлый лѣсъ крапивы и репейника, чрезъ который мы съ трудомъ проложили себѣ дорогу. Надгробный мавзолей Пушкина едва быль замѣтенъ изъ этой непроходимой чащи. Дойдя до могилы, я увидѣлъ что могила нашего великаго поэта значительно осѣла, да и самый мавзолей довольно замѣтно покачнулся на бокъ, такъ что близокъ былъ къ паденiю» (Гр. 1873. № 38. С. 1035).

С трудом разобрав надпись на памятнике «"Я памятникь себѣ воздвигъ нерукотворный. Къ нему не заростетъ народная тропа"…», корреспондент восклицает:

«Какая злая иронiя! подумалъ я, и слеза невольно выкатилась у меня. Въ Москвѣ создаютъ тебѣ, поэтъ, памятникъ, стоющiй десятки тысячъ, а мѣсто могилы твоей остается неизвѣстнымъ даже ближайшему населенiю и предоставлено на произволъ — бурямъ и непогодамъ, и ни одной доброй душѣ не придетъ на умъ позаботиться объ улучшенiи твоей могилы» (Гр. 1873. № 38. С. 1035).

Этот же случай в связи с похоронами «генерала Крылова» вспоминает А. У. Порецкий в статье «Привычки (Изъ современнаго обозрѣнiя)». Атрибутирована А. У. Порецкому по гонорарной росписи: «за № 39 <…> Порецкому 14 <р.> 85 к.» [Литературное наследство: 309]. Его не удивляет этот грустный рассказ:

«…что мудренаго, что послушникъ Святогорскаго монастыря, можетъ быть безграмотный, не уразумѣлъ значенiя поэта; а слово "помѣщикъ" — такое знакомое, привычное! и означаемое этимъ словомъ званiе — такое почтенное!‥ "Генералъ Крыловъ", "помѣщикъ Пушкинъ" — такiя понятныя, привычныя слова! Вся сила въ привычкѣ…» (Гр. 1873. № 39. С. 1042).

Обзоры еженедельника «Гражданин» характеризовали медийный аспект пушкинской темы издания, которые имели практический результат. В России собрали народные деньги, провели три конкурса, два из которых были фактически выбором без выбора. Эта ситуация демонстрировала не только состояние монументальной скульптуры, но и почитание памяти поэта в России. Критикам не нравились шаблонные решения. В конечном счете их суждения способствовали триумфу Пушкинского праздника 1880 г. Так исподволь складывалась концепция праздника как «события», концепция Пушкина — поэта, пророка и «всечеловека».

Список источников

1. А. Несколько слов по поводу выставки проектов памятника Пушкину // Гражданин. 1873. № 14. С. 456–458.
2. Кохановская Н. Степной цветок на могилу Пушкина // Русская беседа. 1859. Кн. 17. Т. 5. С. 11–84.
3. <Мещерский В. П.> Петербургское обозрение // Гражданин. 1873. № 13. С. 395–397.
4. Москвич <Некрасов И. Ю.> Московское обозрение // Гражданин. 1872. № 16. С. 555.
5. <Порецкий А. У> Привычки. (Из современного обозрения) // Гражданин. 1873. № 39. С. 1041–1043.
6. <Пуцыкович В. Ф.> Еженедельная хроника // Гражданин. 1873. № 38. С. 1033–1035.
7. Чайковский М. Алексей Николаевич Апухтин: биогр. очерк // Апухтин А. Н. Соч.: в 2 т. СПб., 1895. Т. 1. С. I–XIX.
8. Ignoto. Еще о выставке моделей на памятник Пушкину // Гражданин. 1873. № 17. С. 518–523.

¹ Кохановская Н. Степной цветок на могилу Пушкина // Русская Беседа. 1859. Кн. 17. Т. 5. С. 55.

² Там же.

³ Главархив Москвы рассказывает об истории памятника Александру Пушкину в Москве // Главархив Москвы [Электронный ресурс]. URL: https://cgamos.ru/news/e37568/ (10.09.2024).

⁴ Митрофанов А. Памятник Пушкину: краудфандинг был и XIX веке, хотя слова такого не было // МИЛОСЕРДИЕ.RU: В этом мире есть любовь. Православный портал о благотворительности [Электронный ресурс]. URL: https://www.miloserdie.ru/article/pamyatnik-pushkinu-kraudfanding-byl-i-xix-veke-hotya-slova-takogo-ne-bylo/ (10.09.2024).

⁵ Чайковский М. Алексей Николаевич Апухтин: биогр. очерк // Апухтин А. Н. Соч.: в 2 т. СПб., 1895. Т. 1. С. XVIII–XIX.

⁶ Возможную расшифровку инициалов «М. и Г.» предложила Р. В. Иезуитова. Она отметила, что «под "г. М." Апухтин явно подразумевает А. Н. Майкова, стихотворение которого, написанное ко дню открытия памятника Пушкину ("Пусть сбирала и скрепляла"), было прочитано на обеде в Благородном собрании 6 июня 1880 г. Господин Г. — видимо, Я. К. Грот, член комиссии по сооружению памятника» [Иезуитова: 341].

⁷ Чайковский М. Алексей Николаевич Апухтин: биогр. очерк // Апухтин А. Н. Соч.: в 2 т. СПб., 1895. Т. 1. С. XIX–XX.

作者简介

Olga Zakharova

编辑信件的主要联系方式.
Email: ovzakh05@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0003-0426-4145

PhD (Philology), Associate Professor of the Department of Classical Philology, Russian Literature and Journalism of the Institute of Philology

参考

补充文件

附件文件

动作

1. JATS XML

下载

2. Fig. 1. Exhibition of models of the monument to A. S. Pushkin (“Vsemirnaya illyustratsiya”. 1873, No. 225, p. 269)

下载 (29KB)

索引源数据

3. Fig. 2. The first model of the monument to A. S. Pushkin

下载 (19KB)

索引源数据

4. Fig. 3. The second model of the monument to A. S. Pushkin

下载 (15KB)

索引源数据

5. Fig. 4. The third model of the monument to A. S. Pushkin

下载 (12KB)

索引源数据

6. Fig. 5. The fourth model of the monument to A. S. Pushkin

下载 (7KB)

索引源数据

7. Fig. 6. The fifth model of the monument

下载 (6KB)

索引源数据

8. Fig. 7. The sixth model of the monument

下载 (15KB)

索引源数据

9. Fig. 8. The seventh model of the monument

下载 (11KB)

索引源数据

10. Fig. 9. The eighth model of the monument

下载 (5KB)

索引源数据

11. Fig. 10. The ninth model of the monument

下载 (11KB)

索引源数据

12. Fig. 11. The tenth model of the monument

下载 (17KB)

索引源数据

13. Fig. 12. The eleventh model of the monument

下载 (15KB)

索引源数据

14. Fig. 13. The twelfth model of the monument

下载 (11KB)

索引源数据

15. Fig. 14. The thirteenth model of the monument

下载 (10KB)

索引源数据

16. Fig. 15. The fourteenth model of the monument

下载 (8KB)

索引源数据

17. Fig. 16. The fifteenth model of the monument

下载 (14KB)

索引源数据