Peculiarities of demographic behavior of the Kazan province nobles in the second half of the 19th century

Texto integral

Дворянское сословие в России вплоть до 1917 г. играло ведущую роль в политическом плане и немалую в культурном и экономическом. Но его демографическое поведение осталось вне поля внимания исследователей. Изучение этого вопроса сопряжено с рядом трудностей, прежде всего, с фрагментарностью статистических источников.

В рамках данной статьи мы не стремимся полностью заполнить данную лакуну, но лишь создаем общий набросок для будущего досконального исследования. Казанское дворянство не имело каких-либо ярких отличий от другого провинциального дворянства, поэтому вполне может послужить примером и для других нестоличных губерний Европейской России. Слово «особенности», вынесенное в название статьи, означает, что мы будем проводить параллели с другими сословиями и находить общие и отличительные черты в их демографическом поведении. Хронологические рамки установлены, исходя из основного источника, которым мы пользовались, но там, где возможно, мы берем примеры и более позднего времени, вплоть до 1917 г.

Поскольку по дворянству имеется незначительное число статистических данных по рождаемости и брачности, в качестве основного источника информации мы выбрали словарь Г.А. Двоеносовой «Казанское дворянство 1785–1917 гг.» [8]. В нем содержатся сведения о возрасте дворян, занесенных в дворянскую родословную книгу, количестве и времени рождения детей, заключении брака, имуществе дворянина и, иногда, продолжительности жизни. Но чтобы получить полную статистическую картину, этого источника недостаточно, поскольку он имеет ряд критических для этой цели недостатков. Во-первых, сохранилось лишь две родословные книги из шести [7, с.28]. Во-вторых, информация, предоставленная в словаре, не всегда однотипна: где-то нет сведений о времени рождения одного или обоих супругов, не указаны умершие в младенчестве дети. Поэтому из всего словаря мы отобрали несколько десятков дворян разного имущественного положения, разделили их по десятилетиям с 50-х до 90-х гг., в зависимости от времени рождения первого ребенка, по которым имелась наиболее полная информация. По остальным критериям эти дворяне подбирались случайно, что позволяет нам рассматривать их как примеры среднестатистического демографического поведения дворян Казанской губернии. Сведения словаря, по мере возможности, дополнялись и другими источниками, такими как воспоминания и статьи, посвященные отдельным дворянам и дворянским родам.

Хотя быт дворянства сильно отличался от быта других сословий, особенно низших, по части деторождения ситуация была практически одинаковой, что у крестьян, что у помещиков. Если крестьянки обычно кормили своих детей грудью около двух лет и, следовательно, в течение этого периода не рожали [10, с.95], то дворянки зачастую нанимали кормилиц. Действительно, вплоть до восьмидесятых годов мы видим, что даже крупные помещики не щадили своих жен и те рожали чуть ли не каждый год. Так, жена историка А.Ф. Лихачева, имевшего 4760 десятин земли, родила с 1884 по 1887 г. троих детей [8, с.330], т.е. практически каждый год. Видимо, лишь смерть самого Лихачева в 1890 г. остановила эту череду рождений. Жена же не столь богатого А.Ф. Лисовского родила 8 детей за 11 лет [8, с.330]! Причем, далеко не все дворянки пользовались услугами кормилиц. Так, мать революционерки В.Н. Фигнер, хоть и рожала детей через год-два на протяжении 10 лет, выкармливала их сама [12]. Дворянка М.П. Ватаци также писала, что, несмотря на существовавший стереотип, не допускавший «возможности женщине из общества кормить своего ребенка», ее мать кормила грудью первую дочь [1, с.779]. Переход российских дворянок к самостоятельному кормлению происходил повсеместно и объяснялся стремлением родителей исключить возможность заражения новорожденных от кормилицы [5, с.22].

Также дворяне активнее других сословий обращались к специализированной помощи при родах. Медицинский отчет зафиксировал, что в период с сентября 1895 по сентябрь 1896 гг. в родильное отделение Казанской губернской земской больницы поступило 12 дворянок [9, с.2], что составляет примерно 0,5% от числа замужних дворянок Казанской губернии [11, с.96]. Учитывая, что в переписи населения считали вместе потомственных и личных дворян, а также чиновников, то эта цифра становится еще больше. Впереди идут только городские сословия (около 1,3%), крестьянок в процентном соотношении было ничтожно мало (около 0,1%) [9, с.97].

Мы не можем показать смертность дворянских детей в цифрах, ввиду отсутствия данных, но можем предполагать, что если были длительные перерывы в рождении, хотя до и после этого роды проходили часто, то, скорее всего, один или несколько детей не выжили. Такие перерывы есть почти у каждой многодетной семьи, из числа рассмотренных нами. Например, у П.И. Берстеля дети рождались с регулярностью в несколько лет в 1862, 1864, 1865, 1868, 1871, 1875, 1876 гг. и вдруг перерыв, и следующий ребенок появляется только спустя одиннадцать лет. Скорее всего, тут имело место быть мертворождение или смерть ребенка в раннем возрасте, возможно даже нескольких.

Во второй половине XIX в. совершенствуется организация ухода за дворянскими детьми-младенцами с целью воспитания здорового ребенка [5, с.22]. Такие примеры встречались и в семьях дворян Казанской губернии. Дворянка М.Н. Мертвяго (в девичестве Депрейс) воспитывала детей с помощью англичанки мистрис Гильби. Жизнь и обстановка были созданы по «английскому образцу»: «...отдельная детская nursery со всей чистотой, обилием воды, мытьем детей, одеванием к обеду, аккуратно распределенной по часам жизнью» [3, с.779]. Однако это не уберегло детей от смерти, и пятеро из девяти все равно умерли. В целом по России в 1860-х гг. до пятилетнего возраста доживали около 600 чел. из тысячи [13, с.162], т.е. 40% умирало. Например, у Г.В. Молоствова умер 1 ребенок из 11, у А.С. Хованского – 2 из 8. Можно предположить, что у дворян условия жизни были лучше, чем у представителей низших сословий и, соответственно, смертность детей ниже, но все же была широко распространена.

К восьмидесятым годам количество выживших детей в дворянских семьях начинает снижаться. Вряд ли это связано с падением уровня жизни, поскольку возможности медицины росли, а разорение помещичьих имений было не таким уж катастрофическим. Скорее всего, это связано со снижением рождаемости в целом. Уже в начале пореформенной эпохи начинают слышаться жалобы на «упадок деторождения» [6, с.126]. Причем эта тенденция коснулась всех слоев населения, дворяне же, особенно городские, могли использовать для этой цели как естественные методы, вроде воздержания от интимной жизни, так и контрацептивы, и аборты, против которых гневно высказывался писатель Л.Н. Толстой [6, с.125].

Также, возможно, снижение рождаемости связано с тем, что девушки стали позже выходить замуж и, соответственно, позже рожать первого ребенка. Если раньше первенца рожали в среднем немного за двадцать, то теперь средний возраст, когда женщины становились матерями, повысился до 26–27 лет. Например, К.Н. Боратынская была из богатой помещичьей семьи и не была в тягость своим родным, поэтому она имела возможность заниматься любимым делом – преподаванием. А замужество, по ее мнению, могло помешать в этом. В результате дворянка вышла замуж и родила первого ребенка к тридцати годам [1, с.375].

В то же время средний возраст прекращения родов остался прежним – примерно 35 лет. Хотя даже у крестьянских женщин физиологическая стерильность начиналась в 40 лет [10, с.95], дворянки находились в более выгодном положении и могли сознательно отказываться от физических контактов. Но мы можем найти примеры и весьма длительного периода деторождения. Жена П.И. Граве Екатерина Николаевна Булыгина родила своего последнего ребенка в возрасте 54 лет, в то время как самому Граве было 66 лет [8, с.168].

У мужчин возраст брака и рождения ребенка на протяжении всей второй половины XIX в. оставался примерно одинаковым – около 30 лет. Это отличает мужчин-дворян от крестьян. В Казанской губернии до 1880-х гг. крестьянские парни женились рано, около трети обзаводились семьями до 20 лет [2, с.129]. К 1885 г. подавляющее большинство женилось после 20. Это различие объясняется рядом причин. Крестьянину жена нужна была как хозяйка [10, с.87], дворянину же его доходы позволяли долго оставаться холостым, и он не был связан сельскими стереотипами, что «холостой – полчеловека» [10, с.86]. Кроме того, уже состоявшийся мужчина был более выгодной партией в глазах девушки или ее родителей.

В результате до восьмидесятых годов разница в возрасте между супругами составляла примерно десять лет. В условиях, когда девушка находилась в положении подчиненной (сначала родителям, а потом мужу), это было нормой, хотя и приводило зачастую к тирании главы семейства. Например, мать Веры Фигнер, Екатерина Христофоровна, была на 15 лет моложе супруга. Став невестой, будучи «совсем неразвитым по уму и характеру ребенком», она была совершенно безвластна и не смела как-либо защитить детей от физических наказаний, устраиваемых ее мужем [12].

Но уже с шестидесятых годов растет влияние женской эмансипации, которая достигает своей полной силы к восьмидесятым [4, с.150]. Девушки уже сами выбирают себе женихов, занимаются образованием и самообразованием, стремятся выбрать себе ровню, а не того, на кого укажут родители. Поэтому разница в возрасте уменьшается до 3–4 лет. У казанских дворян Н.А. Мельникова и В.Ф. Залесского жены были даже старше их на 7 и 5 лет соответственно.

В рамках данной статьи мы наметили лишь общие вопросы исследования демографического поведения дворян пореформенной эпохи, но можем сделать и кое-какие общие выводы. С одной стороны, естественный прирост дворян почти ничем не ограничивался – женщины рожали до тех пор, пока могли или пока не умирали. Лишь с восьмидесятых годов предпринимаются какие-то попытки регулирования рождаемости, но они были еще незначительны. В этом, а также в детской смертности дворяне схожи с остальными слоями населения Европейской России. В отношении брачности в последней четверти XIX в. происходит изменение брачного возраста девушек, вызванное их эмансипацией и освобождением от чрезмерной опеки родителей. В целом, в указанный период демографическое поведение дворян еще подчинялось естественным условиям и практически не регулировалось, хотя уже начали проявляться признаки нового типа отношений.

Дальнейшее развитие данной темы должно пойти по пути сбора статистического материала. Для этого нужно использовать данные как опубликованных источников (перепись населения 1897 г., отчеты родильных отделений), так и неопубликованных материалов (метрические книги, документы Казанского губернского дворянского собрания) и др. Дополнив их субъективными взглядами из источников личного происхождения (воспоминаний и писем), можно будет создать достаточно полную картину демографического поведения провинциального дворянства.

Sobre autores

Е. Mironova

Autor responsável pela correspondência
Email: Yelena.Mironova@yandex.ru
ORCID ID: 0000-0003-2818-8490

Cand. Sci. (history), Senior Researcher of the Department of Modern History

Bibliografia

Arquivos suplementares