Оспопрививание в Оренбургской губернии

Полный текст

Последние крупные изменения в составе Оренбургской губернии, следствием которых стало появление в России в 1865 г. новой административно-территориальной единицы – отделение Уфимской губернии, включение Оренбургского казачьего войска и упразднение кантонной системы управления у башкир, несомненно, являются частью Великих реформ. Тогда реформированию подверглось многое, в том числе и оспопрививание. Оно было передано местному самоуправлению, и его функционирование и дальнейшее распространение все меньше опиралось на принуждение. Оренбургская губерния в новых границах, единственная из уральских не имевшая до 1912 г. земства, вошла во второй эшелон губерний, где развивалась вакцинация от натуральной оспы в крае.

Этим значение ее исторического опыта в данной сфере не ограничивается, поскольку в примерно таких же условиях находились огромные территории и проживающее на них значительное население так называемой «Азиатской России». При недостаточной изученности такого явления, как вакцинация от оспы на региональном уровне (даже в земских губерниях и в пореформенный период), обращение к его истории в Оренбуржье расширяет представления об иммунопрофилактике в России.

Вышеперечисленные события наложились на кризис оспопрививания, который к середине 1860-х гг. обозначился во всем мире: человеческая («гуманизированная») лимфа, ставшая после признания открытия Э.Дженнера основным прививочным материалом, дискредитировала себя (выяснилось, что через нее передавался ряд заболеваний, в первую очередь сифилис), а превалирующая технология прививки – «с ручки на ручку» – давала мало даже такой опасной субстанции. Кроме того, лимфа быстро портилась, довольно скоро инактивировалась – теряла способность прививаться (и ее приходилось обновлять с помощью, как оказалось, редко встречающейся коровьей оспы). С таким средством на обширных территориях России не приходилось надеяться на поголовную вакцинацию. Привиться от оспы было проще в городах, особенно столичных, в которых существовали воспитательные дома. Принимаемых в них младенцев обязательно вакцинировали, и детская «ручка», с которой можно снять оспенную «материю», имелась там почти всегда (тем более для этого не требовалось согласия родителей). Огромные воспитательные дома обеих столиц стали главным поставщиком человеческой лимфы и в провинцию, но до сельской, особенно окраинной местности она редко доходила свежей и в достаточном количестве. Вакцинация застопорилась благодаря растущему сопротивлению ретроградов, скепсису образованных лиц и равнодушию основной массы населения.

1870-е гг., в которые мир вступил с недоверием к старому и в поисках нового прививочного материала, ознаменовались крупными и грозными оспенными эпидемиями. Достигли Оренбургской губернии. У жителей села Слоновка Оренбургского уезда, по данным И.Невского, дети гибли от оспы в 1872–1873, 1875 и 1878 гг. [18, c.660]. «Не первый год такое бедствие постигает наше селение: редко проходит год, чтобы не было оспы…», – соглашался с его сведениями священник Д.Синицкий [38, c.704]. Эпидемически неблагополучными Н.И. Летуновский называл весну и лето 1872 г. Тогда медики выявили 1502 заболевших, но инфекция «протекала большей частью в легкой форме», и умерших насчитали 310 человек [16, c.200–202]. В январском номере следующего года в «Оренбургских епархиальных ведомостях» предупреждали об «основательном поводе опасаться большого развития появившейся у нас оспенной эпидемии» [17, c.45]. Однако уровень заболеваемости оказался ниже, были лишь эпидемические очаги. Один из них описывал священник Синицкий: «Уже несколько месяцев как оспа существует в нашем селении. Много детей умерло от нее; нет того дня, чтобы не пришлось похоронить несколько детей, умерших от оспы. Некоторые родители в короткое время лишились нескольких детей. Жаль смотреть на бедных детей: не день и не два они страдали, а многие – двенадцать, пятнадцать, некоторые даже восемнадцать дней горели от оспы…» [38, c.703].

В 1875 г. подъем заболеваемости продолжался с лета до конца года, оспа протекала в более тяжелой форме (с температурой до 40–41ºC и выше, бредом и коматозным состоянием) и дала весьма значительный процент смертности: из 1148 заразившихся умерло 714 человек [15, c.200–202]. В Оренбургском уезде эпидемия «свирепствовала» по всему Гнездовскому приходу и среди жителей станицы Донецкой «унесла в могилу много малюток», а оставшихся в живых превращала в калек: они «по выздоровлении делались слепыми» [52, c.591; 53, c.563]. Подсчитанные Летуновским цифры летальности оспы – 62,1% от всех заболевших ею и 61,7% от всех умерших в тот год – дают представление о высокой вирулентности возбудителя [15, c.201].

В следующем году эпидемическая волна пошла на спад, который продолжился и в 1877 г., однако с неприятной особенностью. Медицинский департамент МВД отмечал: «…течение болезни было вообще менее тяжкое, чем в прошлом году, но дети моложе года не переносили ее и погибали в самом первом периоде» [25, c.8]. Всего за год было выявлено 134 больных, половина которых (68 человек) погибла (то есть процент смертности, в отличие от уровня заболеваемости, не спадал), тогда назвали единственный эпидемический очаг – оспа «господствовала» в Донецком юрте Оренбургского уезда «между детьми киргизов до 10-летнего возраста» [25, c.11]. Летуновский заявлял, что «более широкому проявлению эпидемии натуральной оспы в здешней губернии благоприятствует то обстоятельство, что многие жители ее, особенно инородцы, не сознают важности прививки предохранительной оспы» [15, c.202]. Уклоняясь от этой профилактической меры, они становились жертвами эпидемии и способствовали ее распространению среди местного православного населения. По данным клира станицы Донецкой (иное название того же юрта), на эту инфекцию, возникшую в августе и продолжавшуюся всю осень, пришлось 9% умерших за весь год [53, c.563]. К концу десятилетия уровень заболеваемости варьировался, а смертность оставалась высокой: в 1878 г. из 1773 больных умерло 787 [26, c.10]. В следующем году территория распространения болезни сократилась – она «преимущественно наблюдалась в Оренбургском и отчасти в Орском уезде» – и число заболевших ею уменьшилось: в первом – болело 434, во втором – всего 30 человек. Однако доля смертных случаев составила в Оренбургском уезде 56,91%, а в Орском – 63,33% [27, c.28].

«Оренбургские епархиальные ведомости» самым надежным средством защиты от заражения натуральной оспой считали «привитие предохранительной оспы (вакцинацию) и повторение этой меры (ревакцинацию)». Однако население, на личном опыте познав дефекты человеческой лимфы, не спешило с ними согласиться. «Крестьяне, – заключал отчет медицинского департамента МВД, основанный на донесениях врачей губернии, – на эту меру не обращают внимание и не видят в ней средства, могущего сохранить жизнь или, по крайней мере, здоровье ребенка…». «Если случится, что после привития предохранительной оспы ребенок заболеет натуральною, – говорилось далее в отчете, – крестьяне прямо выводят заключение, что оспопрививание ни к чему не ведет и можно обойтись без него» [27, c.28].

С медиками в оценке взглядов прихожан были согласны священники: Д.Синицкий в своем «Наставлении…» разбирал типичный случай: «…вот, говорите вы, такому-то прививали оспу, а натуральная таки была». И хотя врачи считали, что «ни доводы и советы, ни последствия натуральной оспы» сельское население губернии не убеждали, батюшка искал для своей паствы «рациональные объяснения подобных случайностей». «Бывает, – говорил он, – но только в таком случае, если прививная или вовсе не привилась, или слабо привилась, а это бывает от того, что не поберегли дитя и застудили оспу, или, быть может, оспа была несвежая». Главным же его аргументом стал следующий: «После первого неудачного привития можно привить оспу второй и даже третий раз». В заключении он констатировал: «…с того времени, как нашли этот способ, и разумные люди стали прививать оспу, – с того времени редко случается, чтоб какое дитя померло от оспы у сколько-нибудь образованного человека. Только простолюдины до сих пор все еще бедствуют от этой болезни» [38, c.704–706].

При росте противодействия широких слоев населения губернии вакцинации, ее следовало, скорее, рассматривать как меру борьбы с эпидемией, а не меру ее предотвращения. Силы прививочной кампании были направлены в районы, наиболее сильно страдавшие от инфекции, и здесь, по оценке медицинского департамента МВД, она в 1879 г. проходила «порядочно»: 142 оспопрививателям удалось привить 26922 лиц, то есть каждый из них в среднем сделал до 190 удачных прививок [27, c.28]. Далеким от профилактики ее значение оставалось и в следующем десятилетии, когда перспективы нового прививочного материала стали проясняться. Переход от гуманизированной лимфы на животные вакцины породил массу вопросов: достаточно неплохо у человека приживалась свежая телячья лимфа, но прививать ею приходилось прямо с живого теленка всего несколько дней; она также плохо сохраняла свои свойства (как при пересылке, так и при заражении ею новых животных в оспенном телятнике) и передавала ряд заболеваний. Способ получения оспенного детрита путем соскабливания пустул с живота привитого теленка был предложен еще в 1870-е гг., но еще предстояло решить проблемы длительного хранения и обеззараживания этого являвшегося продуктом распада оспенных пустул препарата, прежде чем он занял место основного прививочного материала. Пока же в Оренбургской губернии продолжали обходиться человеческой лимфой и традиционными средствами давления. Медицинский департамент МВД отмечал: «Почти постоянно приходится оспопрививателям прививать оспу и снимать лимфу с привитого для привития другим, с помощью сельской полиции» [27, c.28]. Привлекать последнюю разрешалось только в период эпидемии.

В 1881 г. удалось вакцинировать более 30 тыс. человек [28, c.55], и вокруг этой цифры число привитых держалось первую половину-середину 1880-х гг., а эпидемический процесс шел своим чередом, породив крупнейшую вспышку 1882 г., когда было зафиксировано 3548 заразившихся и 1343 умерших, то есть летальность составила 37,8%. Медики считали, что инфекцию из внутренних губерний занесли крестьяне-переселенцы [29, c.23, 39]. Затем три года продолжался спад, сменившийся в 1886 г. подъемом с пиком в следующем году, который по размерам заболеваемости (1763 человека) и смертности (727 человек) оказался вдвое меньше значений 1882 г. [19, c. 39]. Доля смертей также варьировалась, но ниже одной пятой части заболевших не опускалась и в 1889 г. являлась практически аналогичной 1882 г., равняясь 38%. К этому времени произошли подвижки в использовании прививочного материала: в Оренбуржье переходили на телячий детрит, получая его из столицы от Вольного экономического общества. Медицинское начальство, однако, не удовлетворяло его качество и отсутствие средств как на покупку препарата у земских или частных поставщиков, так и на «устройство телятников в двух-трех пунктах губернии для снабжения свежей оспенной лимфой врачей, фельдшеров и оспопрививателей» [30, c.37].

Последнее власти исправили довольно быстро: в 1886 г. открывается войсковой телятник в г. Уральске, который «в усиленных размерах» начинает заниматься оспопрививанием среди казачества [1, c.186]. Преобразование в 1888 г. штата сельской врачебной части губернии позволило в следующем году открыть телятник в г. Оренбурге и получать детрит непосредственно на месте [21, c.38]. Новый материал для вакцинации существенно повысил процент прививаемости и сделал целесообразным для контроля за ней подсчет неуспешных случаев. По данным «Обзоров Оренбургской губернии» конца 1880-х гг., на их долю приходилось всего 2,23–2,67% [20, c.42; 21, c.38]. Рост числа привитых, достигнув в 1888 г. почти 34 тыс. человек, а в следующем перевалив за 36 тыс. [20, c.42; 21, c.38], все четче выявлял не расположенные к постановке прививок группы населения. Пока власти беспокоили элементы, ведущие кочевой образ жизни, к которому в условиях колонизации данной территории прибегали и мигранты. «Обзор…» за 1888 г. сообщал: «…инородцы и разного рода переселенцы, не имеющие оседлости в губернии, тоже не прививают предохранительную оспу детям, с которыми блуждают по целой губернии». «Эти то бездомные», по мнению его составителей, служили «главными факторами распространения заразы». Однако пристальное внимание местной администрации приходилось уделять и приверженцам старой веры, также уклонявшимся от вакцинации своих детей. Процедуру прививки они приравнивали к постановке печати антихриста и саму иммунопрофилактику от оспы считали грехом [20, c.46; 21, c.40]. «Как на признак пришествия антихриста» указывали на привитие оспы старообрядцы Костылевского прихода Челябинского уезда. Деревни Клоктухина и Белоногова, в которых они проживали, оставались «местом постоянной оспенной эпидемии» и служили «центром распространения заразы». Этим вредное влияние на эпидемическую ситуацию староверческой идеологии не исчерпывалось, поскольку, по словам местного клира, «живя среди раскольников, и православные твердо держатся того мнения, что оспа – “печать антихриста” и прививать ее детям, значит добровольно отдавать их на служение ему» [13, c.583–584].

Вакцинофобии было подвержено и казачество, традиционно в Оренбуржье исповедовавшее единоверие и раскол. Н. Бородин признавал, что иммунизация остается «в войске пока еще только в зародыше» именно по этой причине: «…казаки до сего времени относятся к оспопрививанию очень недоверчиво, считают грехом прививать оспу своим детям («антихристова печать») и оставляют их на жертву оспы» [1, c.185–186]. В 1881 г. она в станице Донецкой «поражала малюток» и даже взрослых, поскольку тех не привили в свое время, в 1886 г. здесь вновь наблюдалась большая смертность детей от эпидемии «гнилой оспы» [53, c.564]. В ноябре и декабре 1882 г., когда в губернии свирепствовала оспенная эпидемия, казаки Брединского поселка также потеряли «очень много детей» [12, c.727].

Последние годы XIX в. показали связь оспенных эпидемий с продовольственной безопасностью губернии. Иммунитет ее жителей, после недородов конца 1880-х гг. и Великого голода 1891–1892 гг., стал добычей не только холеры, но и многих других инфекций, в том числе оспы. В 1892 г. было зафиксировано почти 3 тыс. больных ею, что оказалось ниже только сильнейшей вспышки 1882 г. Однако смертность от оспы во время голодовок стала выше – умерло 1210 человек, следовательно 41,4%. В станице Донецкой следующий, 1893 г., оставался еще «тяжелым для малолетков» и привел к большой смертности детей, в частности и от оспы [53, c.566]. Затем заболеваемость пошла на спад, составив в 1896 г. по губернии всего 564 человека, однако в 1899 г. после сильного голода предыдущего года последовал ее подъем до 1317 человек [24, c.38; 39, c.47]. П.Чижев указывал: зимой 1898–1899 гг. в Гнездовском приходе Оренбургского уезда «много малюток умерло от оспы» [52, c.591].

Вакцинация же на фоне флуктуаций в развитии эпидемий уверенно росла, достигнув в 1895 г. почти 45 тыс. человек, а в 1899 г. перешагнув рубеж в 50 тыс. (51206 человек) [23, c.48; 39, c.47]. Процент неудачных прививок, конечно, мог повышаться, но не на много – например, в голодный 1892 г. он возрос до 3,35% [расчет по: 22, c.41]. К началу XX в. губерния полностью завершила переход на оспенный детрит. Если в 1891 г. медицинский департамент МВД сообщал, что для прививок здесь используют как гуманизированную лимфу, так и детрит, который получали из губернского центрального телятника (а на следующий год стали выписывать еще из г. Самары), то в 1899 г. местная администрация заявляла, что «для вакцинации употреблялся исключительно оспенный детрит, который приготовлялся в губернском центральном телятнике, содержимом на средства губернского земского сбора». В 1902 г. его производительность исчислялась 2304 баночками детрита, который был снят с 17 привитых телят [2, c.143; 31, c.156; 39, c.47; 42, c.21].

Обретение надежного и массового материала для вакцинации все больше превращало ее в меру предупреждения эпидемий – о чем говорит и развитие ревакцинации, которая из единичных случаев выросла в губернии до статистически значимого явления, завершив тем самым формирование набора показателей по учету иммунопрофилактики. Его составляли данные о количестве новорожденных в сравнении с числом поставленных, неудачных и повторных прививок. В 1902 г. ревакцинировали 1811 человек, в 1909 г. – 5138 (преимущественно учащихся) [40, c.40; 41, c.36]. Однако по причине идеологических и организационных недостатков российской системы иммунизации всегда находилось достаточное количество непривитых, служивших резервуаром для новой вспышки инфекции. Хотя с началом XX в. и в этих вопросах в Оренбургской губернии наметились улучшения. Согласно наблюдениям П.Чижева, переселенцы на хуторах Екатериновского прихода Оренбургского уезда уже сами «высказывали нужду в оспопрививателе» и, не дождавшись медицинской помощи (фельдшер до них не доезжал), вынуждены были «неумелыми руками, сняв натуральную оспу с овцы или коровы, прививать ее детям». Неловко сделанный надрез извлекал из руки младенцев «слишком много крови, струйка которой препятствовала пройти внутрь прорезанной ранки прививаемому средству». От «плохой оспы и доморощенной операции» дети долго болели и нередко заражались натуральной оспой. От нее, по словам Чижева, «много здесь малюток умирает преждевременно, а иные становятся слепыми» [51, c.205].

Удалось сломить упорное сопротивление прививкам в заштатном городе Оренбургской губернии – Илецке. В 1887 г. в отчете медицинского департамента МВД приводили его в качестве примера населенного пункта, жители «которого уже несколько лет отказываются от вакцинации и сильно страдают от оспы», а через пять лет констатировали: «В г. Илецкой Защите оспопрививание совсем не производилось» [30, c.51]. Бытописатель города П.Чижев признавал сложившееся положение и называл его причину: «В разное время низшее сословие много лишилось малюток от заболевания оспой, не предупреждая эту болезнь прививкой, что почитают за величайший грех и называют печатью антихриста». Однако он считал, что «с распространением грамотности это поверие мало по малу слабеет», уменьшая процент умирающих от оспы» [50, c.534]. Аналогичные процессы намечались в среде местного казачества. В 1905 г. А.Лоскутов отмечал: В Уральском казачьем войске еще недавно «почитали за великий грех такие благодетельные для человечества вещи, как привитие оспы» [16, c.601]. А по отделам Оренбургского казачьего войска вакцинация развивалась неравномерно: традиционно запаздывал третий – Троицкий, в котором, по сравнению с первым – Оренбургским, где в 1908 г. привили 87,4% всех новорожденных, и вторым – Верхнеуральским, где в 1909 г. удалось поставить прививки даже 89,7% родившимся, вакцинировали от 46,7 до 60% младенцев [33, c.75; 34, c.74].

В остальное время они работали «во всех пожарных и полицейских частях, в доме неимущих, в ассенизационном обозе, во всех приютах и школах, а также во всех домах, где появлялись случаи оспы в течение года и по соседству с этими домами». Лечебные учреждения города также продолжали заниматься вакцинацией. Детрит в расчете на всю губернскую столицу выписывал и хранил у себя санитарный врач, предпочитая заказывать его небольшими партиями (чтобы иметь всегда свежим) в орловском телятнике С.К. Живописцева (считавшемся лучшим в России) и признавая его качество «превосходным». Преобразование в организации иммунопрофилактики позволило в разы (даже по сравнению с последним нереволюционным 1904 г.) увеличить в городе количество поставленных прививок: с 2525 до 6750 [32, c.5, 12, 26–27].

В губернии же 1907 год по данной инфекции оказался весьма неблагополучным. Санитарный врач г. Оренбурга отмечал: «…оспа… в текущем году уносит так много жертв в других городах и селениях…». По сведениям медицинского департамента МВД, в губернии их число составило 1569 смертей, а в следующем году – 14499 [45, c.4; 46, c.4]. Цифры, конечно, были меньше показателей начала века, когда в 1902–1904 гг. от инфекции умирало от 2428 до 2964 человек, но в довоенное время это оказался последний подъем смертности от оспы, которая в дальнейшем не поднималась выше 539 человек (данные 1913 г.) [42, c.4; 43, c.4; 48, c.4]. «В виду опасения появления эпидемии» в столице губернии, врач настоял, чтобы «оспа была привита поголовно всем учащимся в 17 городских приходских училищах и церковно-приходских». Весной полностью привили учеников мужских и женских мусульманских школ. Осенью, чтобы подготовиться к эпидемии следующего года, врач собирался усилить вакцинацию, предполагая «привить всех учащихся в городских училищах, ремесленном и всех средних учебных заведениях». В результате эпидемического порога по оспе Оренбург не перешел: «…оспенной эпидемии нет еще, может быть она еще до нас не дошла, может быть она не развилась у нас вследствие усиленного оспопрививания и вновь принятого порядка посылки оспопрививателей в дома, где появилась оспа, и в соседние с ними, благодаря которому заметно удавалось обрывать эпидемию с самого начала» [32, c.27].

Быстрое реагирование на единичные заболевания применяли и в 1910 г. Когда летом городской санитарный врач доложил о появлении в четвертой – окраинной – части города 2 случаев натуральной оспы, санитарная комиссия постановила: детей поместить в больницу, в школах, которые они посещали, произвести дезинфекцию, а также заверила: «…будет расклеено объявление, в котором сообщается населению, что в городе натуральная оспа и указывается, где можно бесплатно привить оспу» [36, c.30]. В санитарно-статистическом отчете Оренбурга за 1909 г. констатировался явный успех вакцинации и ревакцинации: «если натуральная оспа появляется, то она не может развиваться за неимением для нее материала», поскольку «весной делается прививание по дворам городскими оспопрививателями; наконец, осенью предохранительную оспу во второй раз прививают каждому поступающему в школу». Городское общественное управление с гордостью сообщало: «Оспопрививание производится у нас бесплатно во всех амбулаториях» – и собиралось в дальнейшем его совершенствовать [37, c.8]. Изменения в организации иммунопрофилактики происходили и в Оренбургском казачьем войске. Там отказались от оспопрививателей и к 1911 г. вакцинирование под надзором врачей перешло к фельдшерам, которые занимались им 2 раза в год (весной и осенью). За каждую удачную прививку из станичных сумм им в виде премии начислялось 15–20 коп. [35, c.77].

Медицинское сообщество России давно ратовало за введение обязательного оспопрививания. В санитарно-статистическом отчете г. Оренбурга по этому поводу указывалось: «…натуральная оспа, уничтожающая наши северные народности, в прежнее время также уносила очень много жизней во всей Европе; теперь в целом ряде государств нет почти совсем натуральной оспы, так как борьба с ней сделалась задачей государственной, введено обязательное оспопрививание, и оспы не стало» [37, c.8]. Золотой стандарт такой государственной системы к тому времени включал закон об обязательном оспопрививании новорожденных и ревакцинацию с опорой на всеобщее начальное обучение с поступлением в школу и всеобщую воинскую повинность с отправлением на военную службу. Центральный оспопрививательный институт курировал и контролировал свои филиалы на местах, поставлял им маточный детрит. Телят перед оспопрививанием обязательно проверяли на туберкулез и сап, а по снятии с них детрита вскрывали, чтобы не пропустить другие опасные заболевания. Готовый детрит для установления качества проходил три серии проверок: бактериологический посев, пробы на животных и прививку людям (как правило, воспитанникам детских домов). Пакет подобных законопроектов для России разработала междуведомственная комиссия по пересмотру врачебно-санитарного законодательства. Однако вместо них 21 июня 1914 г. принимаются новые Правила (или Положение), по которым были обязаны вакцинироваться значительные группы населения: с 1916 г. прививку требовали поставить всем лицам, «состоящим на государственной и общественной службе и поступившим в частные учебные заведения, для всех постоянных заводских фабричных и промышленных рабочих» [14, c.1].

С лета 1914 г. оспопрививание губернии развивалось в изменившихся условиях – законодательные новшества и вступление России в Первую мировую войну, – воздействовавших на него весьма неоднозначно. С одной стороны, молодое оренбургское земство в смету 1916 г. заложило средства на устройство собственного телятника, поскольку было обязано бесплатно прививать перечисленный Правилами контингент. С другой стороны, вакцинация всегда являлась затратным, с точки зрения финансовых и людских ресурсов, мероприятием, результаты которого в Оренбуржье нуждались в дальнейшем укоренении. Земцы оценивали их достаточно трезво: несмотря на «все более и более проникающего в народ убеждения пользы этой меры», легко потерять и ту «малую веру в пользу привития оспы, какая есть в населении, да и матери почти поголовно сопротивляются против повторности прививки оспы грудным детям» [14, c.1–2]. Последнее замечание подтверждается и статистикой неудачных прививок, доля которых в XX в. возросла, и процент удачных не поднимался выше 93,2% (показатель 1909 г.), а в 1914 г. вообще упал до 77,2% [расчет по: 47, c.30–31; 49, c.62–63]. При перенаправлении же всех средств на нужды фронта потенциал созданной к тому времени региональной системы иммунопрофилактики заметно сокращался, а риски заноса инфекции и ее распространения, напротив, возрастали.

Оренбург – как и другие крупные города страны – стал местом формирования воинских контингентов, а скопление мобилизованных усугубляло эпидемиологическую обстановку в нем. Старший врач губернской земской больницы в марте 1915 г. информировал свое начальство о том, что «за последние дни резко поднялось количество больных с острозаразными заболеваниями и барак, очищенный от сыпнотифозных…, пришлось заполнять больными корью, скарлатиной и оспой». Отказать им медики не могли, поскольку все они «доставлялись из общежития для военнообязанных и в очень тяжелом состоянии» [4, c.48]. Появившиеся в Оренбуржье в связи с войной новые группы населения – интернированные, беженцы – также вносили свой вклад в повышение заболеваемости. 23 апреля 1915 г. оспа появилась «среди военнообязанных, проживающих в гор. Илецкая Защита», а именно у 2 «австрийскоподданных», 27 апреля там же «вновь заболела натуральной оспой военнообязанная германская подданная Анна Куршиц, 10 лет отроду». Наряду с Илецком давали о себе знать и другие «старые» оспенные очаги губернии. Земский врач Сухоборского медицинского участка Челябинского уезда сообщал, что на 1 мая 1915 г. в селе Журавлиная слобода Кочердыкской волости насчитывалось 15 больных,  и все из семей старообрядцев, «так как они по своим религиозным убеждениям отказывались от производства оспенных прививок их детям» [5, c.55–56]. 7 июня в деревне Белоноговой Косулинской волости – еще одном центре староверия, находившимся в ведении уже Становского медицинского участка того же уезда – врачам было известно о 3 случаях заболевания оспой [7, c.32]. Затем она начала расползаться по участку, и 26 июня первый случай заболевания ею случился в с. Косолаповом Становской волости [6, c.62]. В дальнейшем заболевшие встречались здесь до глубокой осени: 29 сентября в деревне Цыплятниковой насчитали 8 заразившихся детей, 30 октября в деревне Световой – 2 [8, c.50–51].

Ухудшение эпидемиологической ситуации началось в 1915 г., но пока оспа вела себя типично: подъемы заболевания наблюдались в начале весны (санитарный отдел оренбургского губернского земства насчитал в феврале 118 случаев, а в марте – 153) [3, c.21; 4, c.57] и в конце осени. Тогда случилась самая сильная за все военное время (до революционного 1917 г.) вспышка: в ноябре болело 544 человека, в декабре – 553 [9, c.38, 60]. В 1916 г. эпидемическая волна пошла на спад, но в этот год сменилось привычное распределение заболеваемости по сезонам: весенние показатели не упали летом, а сохранили свои значения – с мая по август они не опускались ниже 300 человек, а пик (вместо обычного спада) наблюдался в июле, когда заразилось 368 человек [10, c.26, 50; 11, c.72, 96]. Среди оспенных очагов «Врачебно-санитарная хроника» Оренбургского земства постоянно называет саму губернскую столицу, Илецкую Защиту, старообрядческие волости Челябинского уезда (Становскую, Сухоборскую, Птиченскую, Чумлякскую, Старо-Кочердыкскую, Косулинскую), населенные «инородцами» Усерганские и Бурзянские волости Орского уезда и основанные на его территории переселенческие хутора, а также крупные заводские поселения Верхнеуральского и Троицкого уездов (Тирлянский, Белорецкий, Авзяно-Петровский, Миасский заводы). Суммировав (хотя и неполные) данные об оспопрививании из «Врачебно-санитарной хроники» оренбургского земства за 1915 г., получаем около 40 тыс. привитых – показатель ниже достигнутого даже в конце XIX в. Нарушился и календарь профилактических прививок с максимумами в весенние и осенние месяцы – вакцинация не предшествовала, а все больше следовала за годовым ходом эпидемии. Весной 1915 г. ее график еще совпадал с весенним временем: в марте было привито 8452 человека, в апреле – 5561, в мае – 5745, а осенний период на фоне эпидемии ноября-декабря месяцев практически теряется: в сентябре поставили 1212 прививок, в октябре – 4364, в ноябре – 3231, в декабре – 4772 [расчет по: 4, c.68–73; 5, c.76–79; 6, c.80–85; 8, c.68–73, 90–95, 9, c.48–53, 70–75]. Однако полностью ход прививочной кампании подчинился течению эпидемии в 1916 г.: для этого достаточно сравнить число вакцинаций в июле 1915 г., когда привили всего 183 человека, с количеством привитых в июле 1916 г. – 2365 человек [расчет по: 7, c.56–59; 11, c.82–87]. О быстром реагировании в Оренбурге на единичные случаи заражения оспой и отсутствии в губернской столице «материала» для развития эпидемии пришлось забыть на фоне того, что за ноябрь-декабрь 1915 г. в ее больницах с этим диагнозом перебывало 240–358 человек, а в июле-августе 1916 г. – 266–293 [9, c.33, 55; 11, c.65,91].

Вакцина против оспы была первой в истории человечества, на ней методом проб и ошибок люди постигали сложности иммунопрофилактики. Возникновение Оренбургской губернии в пореформенных границах совпало с первым большим кризисом в восприятии этого явления, приведшим к смене гуманизированной лимфы животными вакцинами. Поскольку она находилась на глубокой периферии этого процесса (не имела, например, в отличие от Казанской губернии в годы разработки технологии получения оспенного детрита, научных подразделений и даже телятников), то переход на новый прививочный материал на ее территории затянулся, практически совпав с концом XIX в. Обретение надежного и массового препарата для прививок способствовало возвращению оспопрививания в разряд мероприятий по профилактике эпидемий, однако в России не спешили законодательно вводить обязательную вакцинацию, а стремились улучшить ее организацию (к подобным мерам в начале XX в. на изучаемой территории следует отнести совершенствование оспопрививания в Оренбурге, переход его к фельдшерам и врачам в Уральском казачьем войске, а во всей губернии после 1912 г. – к земству), а также снижать число антипрививочников. В Оренбургской губернии, благодаря продолжающемуся процессу ее колонизации и «разноплеменности населения», антиваксеры оказались особенно разнообразными и многочисленными: к ним относились переселенцы, инородцы, казачество, но наиболее агрессивными оставались старообрядцы. В годы Первой мировой войны наряду с ними эпидемиологическую обстановку осложнили интернированные лица и беженцы. Военное время вообще стало испытанием для иммунопрофилактики, которая могла демонстрировать эффективность при хорошем финансировании и крупных трудозатратах медицинского персонала. Дефицит того и другого привел к преодолению инфекцией эпидемиологических порогов в 1915 г. и изменению даже сезонности эпидемий в 1916 г. Система оспопрививания в своем развитии откатилась в губернии назад.

Об авторах

Светлана Викторовна Голикова

Автор, ответственный за переписку.
Email: avokilog@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-8272-4763

доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра политической и социокультурной истории

Список литературы

Дополнительные файлы