Some aspects of the development of rhetorical education in Antioch under the emperors Julian II and Valentine II

Full Text

Вопрос о развитии риторического образования в Позднеантичный период неразрывно связан с изучением риторических школ, осуществляющих собственно подготовку будущих риторов. Риторическое образование, как в целом высшее образование в Римской империи времен Поздней Античности, является частым предметом исследования у зарубежных историографов, из современных авторов не раз обращались к этой теме Рафаэлла Крибиоре, Лив ван Хуф, а также Эдвард Уоттс. Вопросы, поднимаемые учеными, строятся не только вокруг самой системы развития образования и деятельности школ риторики, но и вокруг самого термина «высшее образование». Допустимость и уместность применения данного определения, характерного для современного общества, едва ли может быть применено в полной мере для отображения действительности в период Римской империи [1, с. 23].

В исследованиях ученых XIX века наблюдаются вариации использования как термина «высшее образование», так и терминов «университет», «высшая школа» для обозначения процессов, свойственных античному периоду. Что касается отечественных исследователей, то, по мнению Т. Б. Перфиловой, отождествление ими терминов «высшее образование» и «университетское образование» объясняется, вероятнее всего, тем, что отечественные историки не видели существенного различия в форме организации высшей школы Античного мира и Нового времени¹.

Тем не менее более логичным будет применение не метода отождествления, а метода сравнения, который позволяет выявить сходства и различия в системе получения образования на разных этапах развития и на основании этого представить некую «промежуточную» модель интеллектуальных центров Римской империи. Данные центры можно обозначить как аналогичные, но не идентичные центрам высшего образования Нового времени. Следовательно, более логичным будет говорить об уникальной системе высшего образования, функционирующей в Римской империи. Однако употребление термина «высшее образование» в работах исследователей, в том числе и отечественных, в большей степени является нормой, хотя и отмечаются определенные особенности получения знания в античных школах и центрах.

Особое место в процессе получения высшего, иначе «классического» образования, занимает риторическое образование [2, p. 51]. Анализ источников античного периода показывает, что риторика занимала доминирующее положение среди дисциплин, формирующих программу общеобразовательной подготовки. В свою очередь, формируются и риторические школы, преподаватели которых должны были обладать высоким уровнем профессионализма, широким кругозором и готовностью выполнять гражданские обязанности. Большинство преподавателей школ совмещали свою прямую профессиональную деятельность со службой при императорском дворе или канцелярии², организуя в своих школах набор учеников и выстраивая систему обучения по типу наставничества, при которой ученики старших «курсов» могли обучать вновь принятых в школу кандидатов. Или заниматься вербовкой будущих студентов, прибегая не только к методам убеждения, но, в том числе, к методам принуждения (случай с похищением Либания и обучение его у Диофанта, пример одного из таких методов) [2, p. 26]. Несмотря на различный подход к обучению в риторической школе, основывающийся на личностных качествах учителя, объединяющим фактором для них выступала лояльность к императорской власти, уважение к закону и порядку. Критика же власти, императора воспринималась общественностью как проявление оппозиционных настроений и могла служить скорее как привилегия наиболее влиятельных риторов. Одним из таких риторов в период Поздней Античности можно назвать Либания.

Говоря о наиболее влиятельных риторах и риторических школах, нельзя не отметить такие центры развития риторики, как Афины, Берит, Газа, Константинополь, Антиохия и другие [3].

Несомненно, наиболее привлекательными в плане обучения являлись риторические школы в Афинах и Александрии, которые представляли крупнейшие интеллектуальные центры [4, с. 94]. Но нельзя отрицать, что и Антиохия, административная столица восточной метрополии Римской империи, важный политический, военный и религиозный центр [5, с. 628], играла также существенную роль в развитии риторического образования.

Ключевым интеллектуальным центром Антиохии была школа ритора Либания. Деятельность школы, а равно и самого ритора, привлекала внимание многих исследователей, прежде всего из США, Великобритании, Франции. Отечественные антиковеды, рассматривая школу Либания в контексте развития риторического образования в целом, отмечают особенности работы антиохийской школы и организацию преподавания риторики самим Либанием.

Примечательно, что по существу языческая школа Либания являлась местом «формирования» студентов, приверженцев, не только язычества, но и христианства. Так, наряду с известным историком Аммианом Марцеллином среди выпускников антиохийской школы был Иоанн Златоуст [6, с. 715]. Переплетение в одной школе и в одном регионе языческой и раннехристианской традиции можно рассматривать как одну из особенностей риторической школы Либания [7].

Равно как и в отношении обучения студентов Либанию необходимо было взаимодействовать со студентами-язычниками и студентами-христиа-нами, так и в отношении с представителями официальной власти для ритора необходимым являлось установление, если не дружественного отношения, то, как минимум, нейтрального. Безусловно, критика власти – как форма проявления особой привилегии являлась неотъемлемой составляющей деятельности Либания [8]. Однако исключительность в данном случае состояла в том, что от отношения ритора к императорской власти, проявления лояльности или враждебности, зависело развитие школы, следовательно, риторического образования в регионе.

Обращаясь к развитию риторики на Востоке и непосредственно к Антиохийской школе, целесообразно будет отметить два условных периода, идущих один за других и оказавших влияние на Либания, а через него в целом на риторическую школу.

Речь идет о периоде правления императоров Юлиана II Отступника (361‒364) и Валента II (364‒378).

Противник христианства и сторонник реставрации языческих культов, Юлиан II был, несомненно, находкой для Либания с его непреклонной верой в божественный пантеон и приверженностью традициям.

Император Валент II так же, как и его брат-соправитель Валентиниан I, являлся сторонником христианства. Таким образом, для Либания период правления императора-язычника сменился правлением императора-христианина. Вся деятельность ритора, как и его школы, должна была проходить с учетом этих перемен.

Зарубежные и отечественные исследователи не раз отмечали расположенность императора Юлиана к Либанию. Даже тогда, когда Юлиан посетил Антиохию, в преддверии начала войны на Востоке, император, прежде всего, обратился к Либанию, желая знать, где и когда он сможет услышать выступления ритора [9, с. 786]. В принципе, оживленная переписка завязалась между ними еще до того, как Юлиан был возведен в императоры [10, s. 86].

Да и сам Либаний с определенным восторгом относился к Юлиану, о чем свидетельствуют его письма к императору. В настоящее время известно, что из четырех писем, написанных Либанием Юлиану, до настоящего времени дошло всего пара.

Что же касается речей Либания, то наиболее грандиозным «свидетельством» почитания Юлиана Отступника, безусловно, является «Надгробная речь», написанная ритором по случаю смерти императора (Or. XVIII). Пораженный гибелью императора, ритор не только сожалеет о случившемся, но и туманно намекает, что за убийством могли стоять люди, которым не одобряли преобразования Юлиана в финансовой, административной и религиозной сферах [11, с. 80].

Что же касается Либания, то воцарение Юлиана должно было привести к увеличению количества студентов в Антиохийской школе [2, p. 89]. Для Либания это было время, когда по-новому можно было взглянуть на риторику, направив ее развитие в новое русло. Политика императора немало этому способствовала. В речах Либания имеется отсылка к эпизоду, когда к Юлиану, прибывшему в Сирию, обратились губернаторы с «дарами риторики». Под дарами понимались не «кабаны, птицы и козлы, которые предлагались раньше» [2, p. 89], а собственные речи губернаторов. Таким образом, с поддержки Юлиана во главе городов были поставлены люди культурные, наделенные риторическими навыками (Or. XVIII). На протяжении всей своей поездки по империи Юлиан был доступен для учителей, и следуя примеру императора, губернаторы также сделали учителей своими приближенными. Однако говоря о дальнейшем положении учителей, то после смерти императора, те же учителя, были «отвергнуты от дверей, как убийцы», а ученики избегали их речей (Or. XVIII).

Что же касается небезызвестного эдикта Юлиана 362 года, который запрещал учителям-христианам заниматься преподаванием риторики, то довольно непросто понять, оказал ли данный указ существенное влияние на деятельность школы Либания и получил ли сам ритор от него какие-либо результаты. Вероятно, что в результате принятия эдикта, в школу Либания пришло несколько новых учеников [2, p. 90], но сам Либаний, несмотря на это предпочел ответить на столь суровый эдикт «тишиной». Под тишиной в данном случае Либаний понимал отсутствие открытой поддержки эдикта, выраженной в виде речи или декламации. Это может говорить о том, что сам ритор не полностью одобрял действия императора в этом вопросе, в частности его эдикт. Г. У. Вимер тут задается вопросом, почему же Либаний, восторженно приветствовавший Юлиана, открыто не поддерживает эдикт императора? Как один из возможных вариантов заключается в том, что Либаний не решался открыто одобрить эдикт, боясь потерять своих христианских учеников [12, s. 108‒110].

Интересен тут и вопрос, как император относился к тому факту, что в риторической школе Либания наравне с язычниками обучались и христианские ученики. Отсутствие в переписке каких-либо признаков неудовольствия со стороны Юлиана по этому вопросу является следствием того, что император предоставлял полную свободу определения риторической школе и деятельности Либания.

Однако в работах Г. Зиверса представлена и другая точка зрения на отношения Либания с его учениками-христианами. По мнению Зиверса, в период правления Юлиана у Либания все больше проявляется неприязнь к христианам, вызванная, в том числе и личными соображениями. Г. Зиверс объясняет: Либаний опасался, что гонения на христиан могут подорвать политику Юлиана по возрождению язычества или бросить тень на императора и его религиозную реформу [10, s. 123].

Более того, в своей монографии Зиверс четко определят взаимоотношения императора Юлиана и ритора. Гибель Юлиана не только оказала влияние на попытку возрождение язычества, но и на положение Либания. Будучи приближенным к верхам власти в период правления Юлиана Отступника и пользуясь его расположением, Либаний, в свою очередь, имел немало врагов со стороны противников политики императора. И после гибели последнего опасность, в которой находился ритор, в разы увеличилась. Особенно ухудшила ситуацию монодия Либания, написанная им после смерти Юлиана. Как уже отмечалось, в своей речи Либаний намекал на то, что отношение к убийству императора имели не столько персы, сколько противники религиозных преобразований, то есть христиане. Обвинение христиан, особенно в свете того, что приемником Юлиана была восстановлена прохристианская политика, поставили Либания, как одного из приближенных императора-язычника, перед угрозой заговора и возможного убийства [10, s. 123]. Спас Либания его однокурсник Кападоир, имевший большое влияние и убедивший избранного императора в том, что тот ничего не выиграет, если Либаний будет убит. Речи его, тем не менее, останутся, и последователи ритора, прежде всего его ученики, продолжат распространять речи Либания.

Является ли мнение Г. Зиверса обоснованным? Безусловно, данная версия имеет место быть. Но в дошедшей до нас переписке со стороны Либания нет упоминаний о прямой угрозе его жизни. Хотя в письмах Либания встречаются отсылки к недооцененности его деятельности, показывающие, что ритору было свойственно излагать публично многие перипетии своей судьбы, да и в «Автобиографии» мы можем встретить «жалобы на возможную опасность» (Lib. 136‒138).

Относительно развития школы Либания, обзор писем, касающихся получения образования в риторической школе и зачисления новых и возвращающихся студентов из года в год, не показывает, что правление императора Юлиана и его смерть повлияли на количество учеников ритора. Высокие показатели притока учеников в школу Либания, о котором свидетельствуют письма 362/363 годов, относятся, прежде всего, к студентам, прибывающим из других частей империи. Вероятно, их привлекал тот факт, что Юлиан оказывал покровительство Либанию. Существующие данные относительно мало меняющегося притока студентов пытается интерпретировать в своей монографии и Поль Пети, считая их весьма удивительными [8]. Относительно низкие показатели в последующий после смерти Юлиана год, вероятно, отражают местный набор и высокий процент поступления в школу студентов из Антиохии, упоминания о которых в переписке почти отсутствуют [2, p. 90]. В 365 году активная переписка ритора прерывается, но школа, видимо, еще продолжает процветать. Объяснить это можно тем, что в первые годы после гибели Юлиана Либаний продолжал пользоваться хорошими отношениями с некоторыми чиновниками из администрации Валента [13, p. 139‒141; 156], в частности переписка с Сатурнием Салюстием подтверждает это [8]. Салюстий, продолжая назначать на должности губернаторов людей с риторическим образованием, определенно «помог» Либанию в развитии Антиохийской школы. Либаний признавал, что благодаря Салюстию «улучшилось положение риторики в глазах тех, кто занимает официальные должности и, таким образом, заполнил [Салюстий] школы студентами, вдохновляя страсть в тех, кто надеялся на равные почести» [2, p. 91].

Поддержка риторических школ, в особенности школы Либания, была своего рода продолжением политики Юлиана в непростые для риторики времена. По утверждению Дж. Винтьеса, при императоре Иовиане Либаний все еще пользовался влиянием, следовательно, наблюдалось и развитие его школы. Но вот в период с 371 по 378 годы наблюдается отток студентов [14, s. 175‒176], за чем следуют частые обвинительные речи ритора, выдвигаемые против представителей власти и определенные язвительные характеристики в адрес чиновников [15, p. 168‒169]. Характерно, что, несмотря на подобные «действия» со стороны ритора, Антиохийская школа продолжала существовать, а обучение студентов продолжалось. Это делает маловероятным то, что поддержка сверху, полезная изначально, являлась определяющим фактором в развитии школы.

Обращая внимание на развитие школы в период правления императора Валента, омечаем, что для первых годов было характерно сохранение общей тенденции развития, установленной еще при Юлиане. Для самого Либания, несмотря на его преданность Юлиану Отступнику, в приоритете было развитие школы и риторики. Первоначальный период, сопряженный с установлением отношений с представителями администрации, был малоизмененным для развития риторики в регионе. В дальнейшем, после воцарения Валента и формирования новой концепции управления империей, построенной на возвращении христианских принципов, в развитии риторической школы наблюдаются изменения. Это не было связано с полным оттоком студентов из школы, безусловно, Либаний продолжал набирать учеников, и популярность риторического образования была все еще достаточно высока. Но сокращение количества студентов, пребывающих из других регионов, имеет место. И здесь зачастую возникает предположение, что данное сокращение могло быть вызвано непопулярностью Либания у императора Валента и отдаления Либания от «имперского престола». Однако, по мнению Зиверса, отношения ритора и императора не носили прямо выраженного враждебного характера и в большей степени представляли собой попеременную смену расположения и охлаждения. Так, достаточно неплохо об отношении к Либанию императора Валента говорит постановление, изданное императором Валентинианом о внебрачных детях [10, s. 137]. Известно, что у Либания имелся внебрачный сын, и, чтобы показать свою расположенность к ритору, Валент принял во внимание постановление своего брата, с которым, по сути, был мало согласен. А с другой стороны, потеря студентов, поддержание Валентом христианского развития в империи, невозможность Либания в дальнейшем влиять на развитие риторики в регионе, говорит о том, что если Валент и не был настроен категорически против ритора, то и поддерживать его он не планировал, во всяком случае, как это делал Юлиан.

Таким образом, имея возможность сравнивать развитие риторической школы Либания, да и в целом развитие риторики в Антиохии в период правления императоров, имеющих разное мировосприятие – языческое и христианское, можно наблюдать относительную зависимость от расположения императора к ритору. Нельзя сказать, что функционирование школы было напрямую связано с отношением Юлиана или Валента к Либанию. Школа вполне существовала и развивалась как при одном императоре, так и при другом. Но вот количество обучаемых в ней студентов действительно могло зависеть от поддержки императора. Так, исследователи склонны считать, что при приближенности Либания к Юлиану в школе обучалось большее количество студентов из других регионов, что в свою очередь влияло на показатель развития риторического образования в Антиохии. С момента прихода к власти императора Валента и невозможности в дальнейшем пользоваться той императорской поддержкой, как прежде, у Либания наблюдается отток студентов из дальних регионов. Но при этом ученики родом из Антиохии продолжают обучаться в школе Либания, также способствуя развитию риторического образования на Римском Востоке.

 

¹ Перфилова Т. Б. Высшее образование в Римской империи (культурологический аспект) : автореф. дис. ... д-ра ист. наук. М., 2005. С. 21.

² Там же. С. 37

About the authors

Margarita L. Radchenko

Putilin Belgorod Law Institute of Ministry of the Interior of Russia

Author for correspondence.
Email: mirra.1991@mail.ru
ORCID iD: 0009-0009-7535-7438

Ph. D. (History), Lecturer at the Department of Humanities and Social and Economic Disciplines

Russian Federation, 71 Gor'kogo St., Belgorod 308024

References

Supplementary files