Прокурор и суд: стратегический баланс

Полный текст

Научное творчество Валентины Александровны Лазаревой как поле для продуктивной уголовно-процессуальной дискуссии представляет собой весьма благодатную почву пытливому исследователю. Разнообразие научных интересов уважаемой Валентины Александровны, глубина проработки актуальных проблем уголовно-процессуальной теории, законодательства, правоприменительной практики – это те сильные стороны ее творческой деятельности, которые вдохновляли и будут вдохновлять других авторов обращаться к актуальным аспектам уголовного судопроизводства, ярко высвеченным в работах уважаемого профессора. Текущая конференция – тому живое свидетельство. Доклады видных ученых-процессуалистов на этом форуме, посвященные анализу научных взглядов Валентины Александровны, касались многих ключевых проблем современного российского уголовного процесса, в том числе – сущности судебной власти в системе состязательного судопроизводства, взаимоотношений суда с другими властными участниками уголовного процесса.

В этом ракурсе мне хотелось бы затронуть вопросы соотношения полномочий суда и прокурора сквозь призму баланса таких непреходящих ценностей, как независимость суда и обеспечение законности при производстве по уголовным делам. То, что данный баланс должен выдерживаться, что он носит стратегическое значение в уголовном процессе – факт непреложный. Степень выраженности в законе и последовательность воплощения в живой правоприменительной практике верного соотношения таких, казалось бы, разнопорядковых явлений, как независимость суда и реализация прокурором надзорных полномочий, напрямую влияет на решение вопроса о том, насколько «состязателен» современный российский уголовный процесс, насколько он соответствует выстроенным в учении о типологии уголовного судопроизводства моделям.

Следует подчеркнуть, что инициированная «тихой революцией» Конституционного Суда РФ [1, с. 9] погоня за насаждением в отечественном процессе всеобъемлющей идеи состязательности, поглощающей и досудебное производство в том числе¹, встречала такое же «тихое сопротивление» на практике со стороны правоприменителей, а в ря- де случаев – критическую оценку достойных и уважаемых представителей научного сообщества [2, с. 3–6; 3, с. 16–18; 4, с. 52]. Постепенно накапливались изменения и дополнения в действующий УПК РФ, которые достигли масштаба, позволяющего с определенной условностью говорить о «качественном скачке» в нормативном регулировании, приведшем к окончательной констатации смешанного характера российского уголовного процесса. Валентина Александровна Лазарева точно подметила, что «в качестве безусловного постулата принимаем тезис о смешанном характере нашего уголовного процесса, переформатировать который в процесс состязательный не только невозможно, но и не нужно» [5, с. 90].

Данный справедливый тезис предопределяет «расстановку сил» в судебном и досудебном производстве, включая так называемые судебно-контрольные производства, где независимый суд взаимодействует с участниками со стороны защиты и обвинения, реализуя судебно-контрольную и разрешительную функции². Именно в этих производствах в рамках досудебного расследования и проявляет себя принцип состязательности сторон, поле реализации которого на данном этапе существенно «сужено» и ограничено именно данными производствами, где работает конструкция с трехсубъектными правоотношениями³, заложенная в ст. 15 УПК РФ.

Какое место в этой модели занимает прокурор, выступающий в связи с заявленным органами уголовного преследования ходатайством об ограничении конституционных прав граждан, в случае отмены постановления о прекращении уголовного дела или уголовного преследования по истечении годичного срока (ст. 214.1 УПК РФ), а также в связи с рассмотрением судом иных вопросов, предусмотренных ст. ст. 125, 125.1, ч. 5 ст. 165 УПК РФ?

Ответ на данный вопрос не однозначен ввиду неоднозначности самой роли прокурора в системе действующего нормативного регулирования. На эту специфику обоснованно обращали внимание В. А. Лазарева и С. И. Вершинина, отмечая, что «относительно роли прокурора как субъекта уголовного преследования и соотношения в его деятельности уголовного преследования с надзорными полномочиями четко выраженной законодательной позиции нет» [8, с. 53], что еще усугубляется существенным различием в объеме полномочий прокурора при осуществлении расследования в форме предварительного следствия и в форме дознания.

Согласно концепции состязательного построения процесса прокурор вместе с рядом других властных субъектов отнесен к участникам со стороны обвинения. Однако в ст. 37 УПК РФ вместе с функцией уголовного преследования (для реализации которой, откровенно говоря, в досудебном производстве у прокурора нет надлежащего уголовно-процессуального инструментария в виде соответствующих полномочий⁴), на прокурора возложена и функция надзора за процессуальной деятельностью органов дознания и органов предварительного следствия. Это логично, исходя из посыла ст. 1 ФЗ «О прокуратуре Российской Федерации», где среди функций прокуратуры (реализуемых отдельными должностными лицами этих органов) выделены «надзор за соблюдением Конституции Российской Федерации и исполнением законов, надзор за соблюдением прав и свобод человека и гражданина, уголовное преследование в соответствии со своими полномочиями, а также … иные функции» ⁵.

Если предположить, что прокурор в судебно-контрольных производствах реализует функцию уголовного преследования, то это означает, что он всегда должен поддерживать перед судом соответствующие ходатайства органов предварительного следствия и дознания. Однако практика свидетельствует о том, что позиция прокурора по ходатайствам представителей следственных подразделений далеко не всегда совпадает с их генеральной линией, изложенной в постановлении о возбуждении ходатайства перед судом. Следовательно, вряд ли можно говорить о консолидированной позиции органов предварительного следствия и прокурора при рассмотрении ходатайств в судебно-контрольных производствах. Это обусловлено в первую очередь различием в процедуре и субъекте согласования данных ходатайств при проведении предварительного следствия и дознания. Дознаватель входит в суд с ходатайством, согласованным с прокурором, что, по логике, исключает конфликт с таковым по существу ходатайства во время его рассмотрения в судебно-контрольном производстве. Иначе обстоит дело с ходатайством следователя, согласованным с руководителем следственного органа, когда прокурор не разделяет их позицию⁶. Здесь возможно реальное противостояние между участниками, формально реализующими функцию уголовного преследования, что превращает судебное заседание в рамках судебно-контрольного производства в «поле битвы», создает затруднения в деятельности суда, вынужденного принимать решение в условиях «настоящей состязательности» (порожденной противоречиями в позициях представителей одной процессуальной стороны), а не «состязательности сторон» в формате ст. 15 УПК РФ.

Насколько оправдано такое различие в комплексе полномочий прокурора при осуществлении дознания и предварительного следствия, проявляющееся в виде подобных последствий при рассмотрении ходатайств органов уголовного преследования в суде? Способствует ли это обеспечению законности и гарантирует ли такая ситуация высокую степень защищенности интересов лиц, чьи конституционные права затрагиваются данными ходатайствами? Для эффективного осуществления судебной деятельности в судебно-контрольных производствах оптимальным было бы рассмотрение ходатайств, прошедших через «сито» текущего прокурорского надзора, согласованных с прокурором (как ходатайств дознавателя, так и следователя). Однако такая ситуация реально возможна только в случае изменения надзорных полномочий прокурора в отношениях со следователем⁷ (фактически – «контрреформа» предварительного расследования с отказом от идей, закрепленных в УПК РФ Федеральным законом от 05.06.2007 № 87-ФЗ⁸. Тогда придется отказаться от такого «завоевания» реформы, как независимость органов предварительного следствия, а прокурору необходимо будет вернуть полномочия по процессуальному руководству органами предварительного следствия с существенной корректировкой статуса руководителя следственного органа. Естественно, такой вариант развития событий не удовлетворит Следственный комитет РФ, да и другие ведомства, наделенные «следственной властью».

Другой сценарий по устранению анализируемого противоречия возможен путем кардинального изменения роли прокурора в судебно-контрольных производствах, что потребует переформатирования его отношений с органами дознания. Сохранение в ходе реформы предварительного расследования 2007 г. за прокурором процессуального руководства органами дознания было обусловлено, как отмечает Н. А. Колоколов, двухэтапной реализацией изъятия полномочий прокурора по руководству органами дознания: «сразу отказаться от процессуального руководства дознанием со стороны прокуроров не удалось, так как дознаватели в массе своей не только не профессиональны, но и официально не были объединены в какие-либо подразделения. Поэтому изъятие у прокуроров функции процессуального руководства дознанием решили осуществлять в два этапа. Первый – создание “крепких” подразделений дознания, подготовка их начальников, которые в будущем смогут взять на себя функцию процессуального управления, уточнение перечня дел, подведомственных дознавателям. Второй – по уже апробированной схеме выведение дознавателей из сферы процессуального руководства со стороны прокуроров» [12, с. 186–203]. Однако первым этапом все преобразование и … закончилось, что привело к противоречивому регулированию в целом объема полномочий прокурора при осуществлении руководства уголовным преследованием. Тем не менее, полагаем, задачи первого этапа были успешно решены, создана четкая система подразделений дознания в ключевом для этого вида деятельности ведомстве – МВД России. Пора реализовывать второй этап. Безусловно, права Валентина Александровна, говоря о том, что «мелочная опека прокурором дознавателя при невозможности прямого вмешательства в предварительное следствие принижает и роль прокурора в уголовном процессе» [13, с. 24]. «Настало время передачи этого объема полномочий по процессуальному руководству дознанием непосредственному руководителю дознавателя – начальнику подразделения дознания в тех государственных органах, где созданы специализированные подразделения дознания» [14, с. 92].

К чему приведет воплощение в жизнь данных положений, направленных, в том числе, на последовательное осуществление идей, заложенных в Концепции судебной реформы⁹? К полному, кардинальному переформатированию модели деятельности прокурора в досудебном производстве, в том числе при участии в судебно-контрольных процедурах. На первый план в деятельности надзирающего (в прямом смысле этого слова) прокурора выйдет функция надзора за исполнением законов в деятельности органов предварительного расследования. Прокурор, участвуя в заседаниях судов в порядке ст. ст. 108, 109, 115.1, 118, 125, 165 УПК РФ, будет давать заключение по существу юридического спора, породившего соответствующее судебно-контрольное производство, будет реагировать на незаконные, по его мнению, решения суда по итогам рассмотрения данного спора.

Сосредоточение сил и средств прокуратуры на реализации закрепленной в ст. 1 ФЗ «О прокуратуре Российской Федерации» функции надзора за исполнением закона в широком ее смысле («надзора за соблюдением Конституции Российской Федерации и исполнением законов, надзора за соблюдением прав и свобод человека и гражданина») – это верный путь к укреплению законности в сфере уголовного судопроизводства.

Но здесь меня могут упрекнуть в том, что подобные предложения «посягают на святая святых» в демократичном состязательном процессе: надзор прокурора за соблюдением законов во всех процедурах (в том числе – судебно-контрольных) и на всех стадиях уголовного судопроизводства (в том числе судебных) чреват покушением на независимость судей. Даже в той самой Концепции судебной реформы жестко критиковался существовавший «судебный надзор» прокуратуры: «Между тем суд совершенно не нуждается в процессуальном надзирателе, поскольку способен лучше, беспристрастнее и точнее, чем кто бы то ни было, соблюсти все правила судопроизводства»¹⁰. Разработчики Концепции видели роль прокурора в состязательном процессе исключительно как равноправной стороны. Но мы призываем не к реанимации «судебного надзора» в худших его проявлениях. Нет, мы ратуем за верховенство закона, ибо даже судебная власть должна четко и неукоснительно исполнять предписания Конституции РФ и законов нашего государства. И здесь уместно сослаться на авторитетное мнение Л. М. Володиной: «Никто не оспаривает приоритеты судебной власти, но почему прокурор в ходе рассмотрения уголовного дела в рамках предоставленных ему полномочий не вправе дать заключение о нарушении закона? Суд вправе не согласиться с позицией прокурора и принять соответствующее решение, но содержание заключения может стать предметом рассмотрения вышестоящей судебной инстанции и даже основанием отмены судебного решения» [15, с. 84]. Такой подход позволяет сохранить тот самый «стратегический баланс» в состязательном процессе, обеспечить соблюдение закона в деятельности и судебной, и исполнительной ветвей власти.

¹ Чего, к примеру, стоит тезис Конституционного Суда РФ о том, что «принципы состязательности и равноправия сторон распространяются на все стадии уголовного судопроизводства»! (см.: П. 5 Постановления Конституционного Суда РФ от 14.02.2000 № 2-П «По делу о проверке конституционности положений частей третьей, четвертой и пятой статьи 377 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобами граждан А. Б. Аулова, А. Б. Дубровской, А. Я. Карпинченко, А. И. Меркулова, Р. Р. Мустафина и А. А. Стубайло» // СЗ РФ. 2000. № 8. Ст. 991).

² См. об этих функциях подробнее нашу позицию: [6].

³ См. об этих специфических отношениях: [7, с. 23–24].

⁴ Учитывая, что уголовное преследование проявляется в акте возбуждения уголовного дела, его расследовании с целью установления и изобличения причастных к совершению преступления лиц, в современной регламентации системы полномочий прокурора прослеживается явный пробел. «Прокурор сегодня лишен полномочий как лично производить следственные действия, так и принимать участие в их проведении», констатируют В. А. Лазарева и К. Н. Николаева [9, с. 27]. Тем не менее некоторые авторы видят проявление функции уголовного преследования у прокурора в «опосредованном варианте»: «прокурор посредством процессуального руководства дознанием опосредованно осуществляет уголовное преследование» [10, с. 115].

⁵ О прокуратуре Российской Федерации: Федеральный закон от 17.01.1992 № 2202-1 (ред. от 29.12.2022) // СЗ РФ. 1995. № 47. Ст. 4472; СЗ РФ. 2023. № 1 (часть I). Ст. 28.

⁶ Так, СК РФ констатировал по итогам 2017 г., что «В судебных заседаниях прокуроры не всегда занимают солидарную со следственными органами позицию. Как и суды зачастую не соглашаются с мнением прокурора. В первом полугодии 2017 года судом удовлетворено почти 6% ходатайств предварительного следствия об аресте обвиняемых и продлении срока их содержания под стражей, не поддержанных прокурором» (В СК России проанализирована практика избрания меры пресечения заключения под стражу. 06.12.2017. [Электронный ресурс]. Заглавие с экрана. URL: https://sledcom.ru/news/item/1184953 (дата обращения: 02.04.2023).

⁷ Справедливости ради следует отметить, что некоторые авторы предлагают вариант с «половинчатым решением» указанной проблемы, ограничиваясь требованием достижения консенсуса только по вопросу избрания меры пресечения: «обязать следователя согласовывать постановление о возбуждении перед судом ходатайства об избрании меры пресечения не только с руководителем следственного органа, но и прокурором» [11, с. 13, 25].

⁸ О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон «О прокуратуре Российской Федерации»: Федеральный закон от 05.06.2007 № 87-ФЗ // СЗ РФ. 2007. № 24. Ст. 2830.

⁹ «Соединение в лице прокурора функций расследования преступлений и надзора за ним противоречит требованиям системного подхода, вызывает опасные перекосы в досудебных стадиях уголовного судопроизводства» (О Концепции судебной реформы в РСФСР: Постановление ВС РСФСР от 24.10.1991 № 1801-1 // Ведомости СНД и ВС РСФСР. 1991. № 44. Ст. 1435).

¹⁰ О Концепции судебной реформы в РСФСР: Постановление ВС РСФСР от 24.10.1991 № 1801-1 // Ведомости СНД и ВС РСФСР. 1991. № 44. Ст. 1435.

Об авторах

Елена Александровна Зайцева

Автор, ответственный за переписку.
Email: zaitceva-expert@rambler.ru

доктор юридических наук, профессор, заслуженный работник высшей школы Российской Федерации, профессор кафедры уголовного процесса учебно-научного комплекса по предварительному следствию в ОВД, Волгоградская академия МВД России; профессор кафедры уголовного процесса, Саратовская государственная юридическая академия

Список литературы

Дополнительные файлы