Historiography of the problem of gender and power relations among kabardians and balkars in the XIX – early XX century in the Russian Caucasian studies

Texto integral

В современном российском научном и общественном дискурсе наблюдает-ся повышенное внимание к вопросам гендерного неравенства на разных этапах исторического развития. Данная проблема актуализирована такими серьезными вызовами, стоящими перед государством, как: обеспечение устойчивости со-временных семей, поддержание естественного демографического роста, а также учет гендерных аспектов формирования национальной идентичности автохтон-ных народов Северного Кавказа и других регионов России. Решение данных проблем невозможно без глубокого анализа и учета уникальных особенностей каждого рассматриваемого региона В настоящее время отсутствует комплексное исследование, посвященное анализу историографии проблемы гендерных отношений власти и подчинения у кабардинцев и балкарцев. Таким образом, целью данной статьи является систе-матизация результатов исследований в данной области с целью заполнения это-го пробела в кавказоведении. В данном исследовании для анализа концептуально-теоретической эволю-ции изучения рассматриваемой проблемы в отечественном кавказоведении мы применили диахронный метод. Историографию проблемы можно условно разделить на дореволюцион-ную, советскую и современную. В дореволюционный период возросло внимание к изучению гендерной асимметрии в кабардинском и балкарском обществе. Это проявлялось в актив-ном сборе этнографического и фольклорного материала как зарубежными, так и российскими исследователями. В советский период, преодоление гендерного неравенства приобрело статус одного из важных политических приоритетов советского правительства, что обусловило интенсивный рост исследований, направленных на более глубокое изучение статуса женщин в среде горцев Северного Кавказа. Тем не менее, мно-гие проблемные аспекты данной темы оставались нераскрытыми из-за отсут-ствия дифференцированных методологических подходов. В конце 1990-х гг. в отечественном кавказоведении происходят серьезные сдвиги, выражающиеся в проведении непосредственных гендерных исследова-ний, направленных на всесторонний анализ гендерных аспектов властных отно-шений и включают в себя применение различных методологических подходов. Появилось достаточно большое количество монографий, статей и диссертаций, которые были проведены с попытками применения самых различных современ-ных методов. Однако обобщающего историографического обзора степени изу-ченности проблемы гендера и властных отношений в культурах кавказских народов до сих пор нет. Работы дореволюционного периода, посвященные повседневному быту кавказских народов, писались преимущественно в консервативном ключе, соци-ально-политическое устройство и повседневный быт зачастую характеризуются как неразвитые. Это выражается в сравнениях автохтонов региона со средневе-ковыми европейскими государствами или различные племена Америки. Одним из первых научных исследований, посвященных гендерному аспекту властных отношений у кабардинцев и балкарцев, можно считать двухтомный труд Семена Броневского [Броневский 1999], вышедший в 1823 г., в котором предпринята попытка комплексного анализа различных сторон жизни рассмат-риваемых народов. В его работе представлены ценные сведенья о возрастной стратификации, обычном праве, воспитании, семейного устройства праве за-ступничества женщин. Однако почерпнута информация была преимущественно от представителей привилегированных сословий, а крестьянская культура ока-залась вне поля его зрения. В 30-е гг. XIX в. С. Хан-Гирей написал записки о Черкесии, опубликован-ные затем в 1978 г. [Хан-Гирей 1978]. По мнению Хан-Гирея, положение между мужчиной и женщиной были регламентированы правилами приличия [Хан-Гирей 1978: 293], таким образом, автор предпринял попытку доказать, что под-чиненность жены мужу не означала допустимость произвола с его стороны. Од-нако в основном им приводятся нормы этикета, бытующие у представителей местной аристократии. Впервые в 1847 г. в газете «Закавказский вестник» были опубликованы вы-держки из труда Шоры Бекмурзовича Ногмова. Ногмов одним из первых иссле-дователей заявил о том, что положение женщины у адыгов в семье является «рабским» [Ногмов 1994: 68, 73]. Диаметрально противоположные точки зрения Хан-Гирея и Ногмова в ка-кой-то степени породили дискуссию о положении женщины у адыгов. Дихото-мия эта обусловлена фокусированием внимания на диаметрально противополо-женных социальных явлениях – этикетных нормах, с одной стороны, а с другой – семейной организации. В условиях андроцентричности адыгских культур, женские возможности проявления своей субъектности были значительно мень-ше, чем мужские. Это обусловило предпочтительность точки зрения Ногмова авторами, имманентно или имплицитно выступавшими за преобразования гор-ской действительности. В 1855 г. в журнале «Москвитянен» выходит статья Василия Васильевича Швецова (1855) [Швецов 2010: 5-55], в которой дается общее описание горских народов. Давая детальное описание повседневного быта аборигенного населения региона, им оставлены ценные сведенья о зональном делении пространства дома по половому признаку, полоролевом разделении труда [Швецов 2010: 14], о нормах общения между мужчинами и женщинами [Швецов 2010: 15]. Большое количество работ выходит в 60-70-е гг. XIX в. Появляются рабо-ты, в которых акцентируется внимание на обычном праве. Среди них выделяют-ся труды Н.Ф. Грабовского, которые посвящены судебным преобразованиям, свадебным обычаям и традициям, последствиям крестьянской реформы 1860-х гг. [Грабовский 2008]. Работы Грабовского имеют зачастую описательный ха-рактер, однако содержат богатый этнографический материал, сыгравший боль-шую роль в дальнейшем изучении проблемы. Значительный вклад в развитие кавказоведения был сделан Леонтием Яко-влевичем Люлье, российским этнографом. В 1862 г. Л.Я. Люлье написал статью, посвященную религиозным верованиям адыгов, в которой подробно описыва-лись не только божества, но и традиционные магические практики [Люлье 1862: 121-137]. Эта работа является наиболее всесторонним исследованием религиоз-ных аспектов культуры адыгов и расширяет наши знания о их традиционных обрядах и верованиях. Результаты исследования Люлье являются важным ис-точником информации для дальнейшего изучения этнических и религиозных особенностей адыгского народа. В 1871 г. была опубликована работа Н.Ф. Дубровина [Дубровин 1871], по-священная истории и этнографии народов Кавказа. В этом труде автор собрал и систематизировал имевшиеся на тот момент исторические и этнографические данные, включая подробное описание положения женщины в адыгском обще-стве. Работа Н.Ф. Дубровина представляет собой важный источник информации для изучения социальных структур и ролей женщин в адыгской культуре. Она позволяет более глубоко понять статус и функции женщин в традиционном ады-гском обществе и изучить динамику социальных изменений. В 1887 г. вышла работа М.М. Ковалевского «Закон и обычай на Кавказе». Он, с одной стороны, предпринял попытку исследовать систему обычного права кавказских народов в свете эволюционизма. Автор стремился раскрыть законо-мерности и изменения в обычном праве кавказских народов на основе стадий-ных моделей развития общественно-культурной эволюции. По мнению Кова-левского, существование экзогамных запретов, распространяющихся не только на близких родственников, но и на членов всего рода, а также наличие обычаев взаимопомощи у народов Северного Кавказа – это рудименты матриархата [Ко-валевский 1890: 11]. В 1892 г. в СМОМПК выходит статья В.Я. Тепцова «По истокам Кубани и Терека», в которой большое внимание уделяется социальной организации кара-чаево-балкарцев, положению женщины [Тепцов 1892: 59-212]. Эта работа имеет значительную историографическую ценность в изучении карачаево-балкарской культуры и социальной организации, а также положения женщины в данном со-циуме. Он отмечает, что внутри карачаевского социума женщина обладает вы-сокой степенью личной свободы и не подвержена дискриминации или приниже-нию. Более того, женщины имели право распоряжаться имуществом без посред-ничества мужчин [Тепцов 1892: 105]. В 1894 в газете «Горец» выходит статья Мисоста Абаева, посвященная па-губным последствиям сохранения высокой цены калыма у горцев. По его мне-нию, калым является серьезным бытовым злом, пагубно влияющим как на муж-чин, так и на женщин [Биттирова 2007: 116], а в 1899 в газете Казбек выходит статья Басията Шаханова, в которой он высказывается о трудности отмены ка-лыма, так как он возник естественным путем из обычая [Биттирова, Сабанчиев 2017: 104]. В 1910 г. выходит статья Е. Баранова в журнале Женское дело, в которой отмечается возрастание влияния движения за отмену калыма, что проявляется в неоднократных сборах съездов доверенных и увеличением протестов со сторо-ны молодежи [Баранов 1910: 15]. Во второй половине XIX в. остро встает вопрос о сокращении калыма. В 1911 г. в журнале Мусульманин выходит статья С. Озрокова «Калым у кабар-динцев Терской области». В данной статье приводятся аргументы в пользу сни-жения калыма, который становится бременем для большей части населения Ка-барды [Озроков 2005: 40]. В 1913 г. выходит статья С. Сиюхова «Долой ка-лым», в которой автор высказывается за законодательную отмену калыма, кото-рый приводит к учащению насильственной выдаче замуж женщин, морально-нравственной деградации народа [Сиюхов 1997: 198]. Таким образом, в дореволюционный период происходит бурный рост ста-новление отечественной этнографии, которое характеризуется пристальным вниманием к северокавказскому региону. Следствием этого процесса является сбор большого объема эмпирического материала о культуре и повседневном быте кабардинцев и балкарцев. С 1920-х гг. в советской историографии проводятся исследования, в кото-рых глубоко анализируются социальные явления и процессы. В период с 1920-х по 1970-е гг. доминировала концепция рабского положения женщины или при-ниженного положения женщины в дореволюционный период, что было связано с общей идеологической атмосферой, которая существовала в государстве и обществе, согласно которой, советский человек – это смелый первопроходец, создатель новых прогрессивных ценностей, отличных от предыдущих негуман-ных и «темных». Первые работы М.О. Косвена, посвященные проблеме матриархата, начи-нают выходить еще в конце 1920-х гг., в которых он попытался объединить ар-хеологические, исторические, этнографические и лингвистические данные для понимания происхождения матриархата и его сущности. В своих самых ранних работах Косвен, привлекая северокавказский материал, пытается обосновать ис-торическую первичность матриархата как формы организации общества. В работе «Этнография и история Кавказа» он удели внимание распределе-нию властных отношений в семье. Косвен пришел к выводу, что имеющийся ис-точниковый материал позволяет сделать общие выводы относительно семейной общины, но не позволяет провести их детальное исследование [Косвен 1961]. В другой работе «Семейная община и патронимия» им уделено большое внимание патронимии у народов Кавказа, в частности у кабардинцев и балкар-цев. Согласно его источникам, в патронимии, как и в семье, большое внимание играло старшинство, что выражалось в руководстве патронимией главой стар-шей семьи [Косвен 1963: 201]. Стоит отметить, что несмотря на риторику о жестких патриархальных порядках, Косвен отмечает ряд фактов, говорящих о том, что женщина у кабардинцев и балкарцев играла в семье не последнюю роль и не была абсолютно бесправной. Многолетние исследования Косвена в области истории и этнографии Кавка-за ценны, так как они предоставляют информацию о развитии общественных форм и отношений у местных народов региона. Его работы имеют методологи-ческое значение и дополняют нашу картину истории Кавказа, а также способ-ствуют развитию более глубоких исследований в этой области. Вопросы, касающиеся большой семьи и ее организации у кабардинцев, бы-ли затронуты и Е.Н. Студенецкой [Студенецкая 1950: 176–181] в статье, опуб-ликованной в «Советской этнографии». В ее основе лежал богатый этнографи-ческий материал, собранный в 1947-48 гг. на Центральном Кавказе и позволяю-щий утверждать о сохранении значительного числа больших семей у кабардин-цев вплоть до 1940-х гг. Подобные материалы о структуре семейной организа-ции, имеющие хронологическую определенность и изученные с научной точки зрения, позволяют современным исследователям делать выводы о властно-подчиненных отношениях в традиционной и посттрадиционной кавказской се-мье. Социально-экономические отношения и обычное право балкарцев были проанализированы К.Г. Азаматовым [Азаматов 1968], в работе, опубликованной в 1968 г. Автором была рассмотрена сословная структура балкарцев, система композиций, внутрисемейная организация и т.д. Азаматов подчеркивает важ-ность выбора в соприсяжники дяди по матери или родственников по женской линии (племянников), однако сама женщина у балкарцев в соприсяжники не до-пускалась. Лишь под влиянием шариата женщины стали допускаться к сопри-сяжничеству с ограничениями [Азаматов 1968: 79]. Во главе семейной общины стоял старший мужчина, но в редких случаях это могла быть женщина. Глава семьи определял вектор развития всей семьи, а его жена весь спектр работ женской половины дома [Азаматов 1968: 82]. По мнению автора, большей свободой женщина пользовалась в малой семье [Аза-матов 1968: 85]. В 1980-е гг. начинается постепенный отход от концепции рабского положе-ния в семье. Подчеркивается наличие у женщины различных формальных и не-формальных каналов влияния в семье и обществе. В первой половине 1980-х гг. активизируются исследования традиционной северокавказской семьи. В 1982 г. выходит в труд А.И. Мусукаева «О Балкарии и балкарцах» [Мусукаев 1982], в котором предпринята попытка комплексного анализа социального строя балкарцев. По его мнению, балкарскую семью в до-революционный период отличала деспотическая власть отца, который считался хранителем культа предков [Мусукаев 1982: 68]. Женщина находилась под за-щитой своей семьи, поэтому муж нес за нее ответственность, а с распростране-нием ислама она получила право на наследование земли [Мусукаев 1982: 72]. В домашнем хозяйстве жена главы семьи имела независимость [Мусукаев 1982: 113], т.е. сама руководила деятельностью женской половины. В 1983 г. Я. Смирнова [Смирнова 1983] провела обобщающее исследова-ние семейного быта народов Северного Кавказа в контексте современных ей из-менений. Целью исследования являлось выяснить современные и традиционные черты семейного быта указанных народов. В этом же году в журнале Советская этнография выходит статья Б.Х. Бгаж-нокова «Организация пространства и этикет» [Бгажноков 1983: 37 49], в кото-рой основное внимание уделено проксемическому общению у адыгов. Автором отмечается, что в структуре пространства женщинам отводилась вторичная (непрестижная) его часть. Так, при обычаях избегания, лицевой части дома за-ходили только мужчины, тогда как женщины всегда со строго противополож-ной стороны, таким образом, подчеркивалось подчиненное положение женщины в семье [Бгажноков 1983: 40]. М. Меретуковым [Меретуков 1987] были проанализированы семейно-брачные отношения, а также предложен новый взгляд на сущность калыма. По его мнению, калым выступал «платой» за невесту де-факто, тогда как в народ-ном сознании присутствовало представление о нем как о «подарке» за воспита-ние невесты [Меретуков 1987: 173]. Важный вклад в изучение социального статуса и правового положения женщины внес Х.М. Думанов. Данный аспект проблемы был рассмотрен им в трудах, посвященных имущественному праву кабардинцев в XIX–XX вв. [Ду-манов 1976] и их социальной структуре [Думанов 1990]. Изучая организацию семьи у кабардинцев в дореволюционный период, автор пришел к выводу, что кабардинская большая семья практически не отличалась от отцовской патриар-хальной семьи, это гарантировалось нормами феодального права и шариатом [Думанов 1990: 38]. По мнению Х.М. Думанова, несмотря на закрепленное в феодальном праве право главы семьи на полновластное распоряжение имущества, отсутствие за-вещаний говорит о том, что он был ограничен в вопросе разделения имущества [Думанов 1990: 69]. Х.М. Думанов подчеркивает изменение статуса женщины в адыгском обыч-ном праве. Так, несмотря на существенные ограничения в отношении женщин в наследовании общесемейного имущества, вдовы, имевшие детей, могли прини-мать в нем участие вместе с женатыми братьями, а повторный брак с неженаты-ми братьями мужа для нее уже был необязательным [Думанов 1990: 100]. В 1990-2000 гг. начинаются специальные исследования гендерных отноше-ний. Данная проблема отражена в трудах Л.Х. Сабанчиевой, занимавшейся изу-чением с гендерных позиций обычного права кабардинцев. По мнению Л.Х. Са-банчиевой, обычное право не открывало кабардинским женщинам доступ к официальным институтам власти или наследованию недвижимого имущества, но существовали неявные каналы женского влияния, позволявшие им проявлять свою волю. Гендерные отношения у кабардинцев постепенно трансформирова-лись под влиянием шариата, приведя к ухудшению положения женщины [Са-банчиева 2005: 33]. Л.Х. Сабанчиева пришла к выводу, что в традиционном адыгском обществе гендерная дифференциация пронизывала все институты, жестко закрепляя подчиненное положение женщины по отношению к мужчине. В монографии «Семья и семейная обрядность кабардинцев: между традицией и модернизацией» Сабанчиева отмечает, что калым в полной мере не исчез в плоть до XXI в. [Сабанчиева 2015: 94]. М.А. Текуева в работе «Мужчины и женщины в адыгской культуре: тради-ции и современность» (2006) [Текуева 2006] предприняла комплексный анализ гендерных отношений в традиционном адыгском обществе. Согласно ее иссле-дованиям, в традиционном адыгском обществе существовала жесткая гендерная иерархия, а мужчины занимали доминирующее положение в обществе. Однако М.А. Текуева отмечает большую роль женщин в приватном пространстве. Они занимались различными традиционными женскими ремеслами, играли важную роль в воспитании детей. Ею отмечено наличие рудиментарных элементов мат-риархата, проявлявшихся в фольклоре, мифологии, доисламских религиозных верованиях, а также в институте искусственного родства. В целом М.А. Текуева описывает гендерную систему власти и подчинения в традиционном адыгском обществе как сложную и многоаспектную, которая имела как положительные, так и отрицательные стороны. Вопрос эволюции правовой культуры также не угас в современной кавка-зологии. И.Л. Бабич в 2000 г. [Бабич 2000] было проведено исследование эво-люции правовой культуры адыгов. По мнению автора, ко второй половине XIX в. произошла трансформация адыгской правовой культуры. Женщины и дети, как правило, в данный период уже не становились объектом кровной мести даже в том случае, если они были вовлечены в конфликт. В этот же период происхо-дит постепенное внедрение норм шариата, однако они применялись преимуще-ственно при разводе и разделе имущества. М.Ч. Кучмезовой было проведено исследование, посвященной соционор-мативной культуре балкарцев [Кучмезова 2003]. Рассмотрев социальное поло-жение различных половозрастных групп, она пришла к выводу о высокой степе-ни геронтократичности балкарского общества. Большой интерес представляют для нас работы Ю.Ю. Карпова «Джигит и волк. Мужские союзы в социокультурной традиции горцев Кавказа» [Карпов 1997] и «Женское пространство в культуре народов Кавказа» [Карпов 2013]. В первой предпринята попытка анализа феномена мужских союзов в традициях народов Кавказа, их истории и значения в социально-политической и обрядово-культовой сфере. Во второй же работе им проведено исследование женской субкультуры в традиционных обществах народов Кавказа. В ней автор пришел к выводу, что в культуре народов Кавказа имела очевидный мужской облик, но женское не столько оставалось в тени или подчинении, сколько формировалось и жило по своим правилам, отличным от мужских. Отдельные аспекты изучаемой темы были рассмотрены в трудах Г. Мамбе-това, осветившего в своей работе взаимоотношения между половозрастными группами в производственных объединениях [Мамбетов 2006]. Ментальные аспекты кабардинской культуры (адыгской в целом), кабар-динская культура воспитания были рассмотрены С.Х. Мафедзевым, И.И. Ма-ремшаовой, Б.Х. Бгажноковым. С.Х. Мафедзев основное свое внимание сконцентрировал на культуре вос-питания, попытался продемонстрировать ее связь с «адыгэ хабзе» [Мафедзев 1991]. Б.Х. Бгажноковым в ряде работ предпринята попытка более глубоко, чем прежде, изучения менталитета адыгов и попытка показать его как некую целост-ную философскую систему, а также изучены вопросы семьи, гендерной диффе-ренциации общества. В «Черкесские игрища» [Бгажноков 1991]. были рассмот-рены ментальные аспекты адыгской культуры и адыгский этикет. В работе «Со-циальная организация семьи» [Бгажноков 2010] он попытался проанализировать статусные роли в семье. Он подчеркивает, что несмотря на патриархальные по-рядки, женщина выступала как главный организатор внутрисемейных связей и отношений. К особенности работ Бгажнокова можно отнести их внеисторич-ность, они носят скорее этнографический характер. Анализ статусов мужчин и женщин в семье им был дан, по сути, исходя из теории Т. Парсонса, согласно которой мужчина выполняет в семье инструментальную функцию, а женщина – экспрессивную. И.И. Маремшаовой были проанализированы особенности про-явления менталитета в семейно-бытовой сфере, его трансформация в процессе исторического развития [Маремшаова 1999]. Важную роль в гендерных исследованиях играют работы, посвященные по-литической культуре. Потестарно-политической культуре карачаево-балкарцев посвящена диссертация Р.Т. Хатуева [Хатуев 2000], в которой автор указывает на наличие права участия в публичных институтах власти не только мужчин, но и женщин. Вопросы исторической динамики традиционных гендерных отношений у народов Северного Кавказа с психолого-антропологической перспективы были проанализированы З.В. Шорановой. Уделив большое вниманию этнопедагогике, она пришла к выводу, что в процессе воспитания гендерные стереотипы были тесно связаны с этнической идентичностью автохтонных народов, что выража-лось в закреплении за абстрактной «средней личностью» набора специфических гендерных характеристик [Шоранова 2010: 14]. В русле политической антропологии написана монография Ю.Д. Аначабад-зе «Политическая культура адыгов» [Аначабадзе 2012]. Автором указывается жестко патриархальный характер публичных институтов власти адыгов, кото-рый полностью исключал участие в них женщин. Л.Х. Гукетлова рассмотрела эмансипацию женщины в Кабардино-Балкарии в советский период. Влияние российской империи на положение женщины она характеризует как прогрессивное, что выражалось в вытеснении российским правом обычно права и шариата [Гукетлова 2012: 44]. А.Х. Абазов исследовал соционормативную культуру кабардинцев. В ста-тье, посвященной юридической антропологии кабардинцев, им были рассмотре-ны формы наказания за девиантное поведение, применяемые в отношении жен-щин [Абазов 2009]. Изучая влияние имперских судебных преобразований в XIX в., он характеризует их как некую эмансипацию, способствовавшую вхождению кабардинки в публичное пространство [Абазов 2013]. Д.Н. Прасоловым в статье «Калым и проблемы воспроизводства социо-культурной идентичности кабардинцев в конце XIX–нач. XX в.» калым кабар-динцев был рассмотрен как социокультурное явление, значение которого выхо-дит за рамки материальной компенсации за утрату рабочих рук родителям де-вушки. В последней четверти XIX в. он превращается в средство повышения своего социального статуса, чем было обусловлено сохранение его высокой низкой планки [Прасолов 2013: 162]. Определенный интерес представляют труды З.А. Кучуковой и Л.Ф. Харае-вой, анализировавших гендерный аспект нартского эпоса и песенного фолькло-ра. По мнению исследователей, идеализируемые женщины в песенном фолькло-ре кабардинцев действовали в соответствии патриархальной моделью поведения [Кучукова, Хараева 2018: 48]. В статье, посвященной нартскому эпосу, З.А. Ку-чукова приходит к выводу, что нартский эпос кабардинцев отражает существо-вание в прошлом у них элементов матриархата, а также на высокий статус жен-щины в данном обществе [Кучукова 2013: 90]. Некоторые аспекты гендерных отношений отражены в коллективном труде «Карачаевцы. Балкарцы» (2014). Отмечается большая роль искусственного род-ства в балкарском обществе. Так, через повивальное родство расширялись со-циальные связи семьи. Стремлением установить выгодные связи был обуслов-лен тот факт, что повитуху в балкарском обществе старались искать из дворян-ской семьи [Карачаевцы. Балкарцы: 339]. В данном же русле была написана работа З.Х. Кумаховой. Выбрав в каче-стве генерального метода исследования феноменологический подход, была предпринята попытка реконструкции через косвенные данные женской картины мира адыгской женщины в XIX – начале XX в. З.Х. Кумахова пришла к выводу об отражении в фольклорных материалах имплицитных феноменов сознания. Так, если мужское сознание конструировалось вокруг феномена чести, то жен-ское сознание конструировалось вокруг феномена любви. Это выражалось в ко-лыбельных песнях, песнях платчах и т.д., которые были направлены на альтруи-стическое воспитание мужчин и женщин и играли существенную роль в социа-лизации мужчин и женщин [Кумахова 2021: 121]. Большой вклад в историографию проблемы внесен С.И. Аккиевой. В ис-следовании, проведенном Аккиевой (2021), изучено изменение традиционной культуры балкарцев в период с XX по начало XXI в. В своей работе Аккиева отмечает, что в рамках традиционной балкарской семьи важную роль играла женщина-мать семейства. Она выполняла интегрирующую функцию и обладала авторитетом, равным авторитету ее мужа [Аккиева 2021: 113]. Различные аспекты соционормативной культуры были затронуты в коллек-тивной монографии «Адыги: Адыгейцы. Кабардинцы. Черкесы. Шапсуги» [Ады-ги 2022]. Роль женщин в политической жизни Кабарды и Балкарии была проанализи-рована Д.Н. Прасоловым. По его мнению, традиционная политическая культура праздника способствовала повышению политического имиджа Кабарды и Бал-карии, и в ней своя роль отводилась в том числе и женщинам [Прасолов 2022: 131]. В целом несмотря на наличие большого пласта исследований, посвященных гендерным аспектам властных отношений, различных трудов, содержащих ин-формацию по рассматриваемой проблеме, они носят неравномерный характер. В дореволюционный период усилиями исследователей из среды автохтон-ных народов региона сформировались две основные парадигмы, сквозь призму которых происходил анализ положения женщины в кабардинском обществе. Первая парадигма, сформулированная Ногмовым, акцентировала внимание на социальных институтах, принижавших статус женщины в кабардинском обще-стве. Вторая парадигма представлена исследованием Хан-Гирея и предполагает учет более широкого социокультурного контекста при рассмотрении статуса женщины. В советский период лейтмотивом в исследованиях стал тезис о принижен-ном положении женщины. Несмотря на отсутствие идейной альтернативы, про-водится большое количество исторических и этнографических исследований, посвященных культуре и быту, внутрисемейным отношениям кабардинцев и балкарцев, что позволило углубить понимание многих социальных явлений. Современная историография стремится к синтезу лучших достижений до-революционного и советского периода, а также к заполнению белых пятин пу-тем проведения исследований с применением новейших методологических до-стижений гуманитарных наук. Положение мужчин и женщин определяется как динамичное, что связано с деятельностью России на Кавказе. Подчеркивается амбивалентность статуса женщины. Усиливается стремление к изучению куль-турно-психологических аспектов гендерных отношений власти и подчинения.

Sobre autores

Vladimir Podgainui

Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekova

Email: podgainyy98@gmail.com

Bibliografia

Arquivos suplementares