Томский журнал лингвистических и антропологических исследований

В статье вводится в научный оборот и анализируется система географических названий топонимического пространства эрзянского села Новый Маклауш Клявлинского района Самарской области. До настоящего времени данная топонимическая система не становилась объектом специального исследования, что определяет актуальность представленной работы. В статье выявляются основные характеристики данного топонимического пространства как типичной топонимической системы клявлинской мордвы, его специфические особенности, а также общие черты с топонимией других эрзянских сел Самарского Поволжья и сопредельных регионов. В основе работы лежат материалы, полученные автором в ходе полевых исследований в селе Новый Маклауш и в других эрзянских населенных пунктах Клявлинского района в октябре 2019 г. Для сравнительно-сопоставительного анализа привлекаются данные по топонимии различных эрзянских сел Самарского Поволжья и других территорий расселения мордвы, полученные в ходе наших экспедиций 2015–2023 гг. В результате проведенного исследования нами было установлено, что топонимическое пространство села Новый Маклауш в кластерах географической терминологии, морфологии отдельных топонимных единиц-маркеров, их семантике находит убедительные параллели в других топонимических пространствах клявлинской мордвы. Значительные черты сходства прослеживаются и с топонимическими пространствами других групп мордвы-эрзи Самарского Заволжья и сопредельных территорий. Значимых отличий в топонимическом пространстве Нового Маклауша от других топонимических пространств мордвы-эрзи Клявлинского района выявлено не было. К субстратному слою данного топонимического пространства может быть отнесен потамоним Уксада, принадлежащий небольшой речке, притоку реки Сок. Однако автор настоящего исследования полагает, что и название Уксада происходит из эрзянского языка, где «уксо» – вяз; данная лексема в указанном значении еще сохраняется в некоторых говорах мордвы-эрзи Шенталинского района, однако в клявлинском говоре эрзя-мордовского языка в настоящее время собственно эрзянское слово заменено русским заимствованием. Представленное исследование будет интересно специалистам в области ономастики мордовских языков, финно-угорского языкознания, региональной истории и краеведам-любителям.

В статье выявляется и исследуется с точки зрения этимологии наиболее частотная глагольная лексика марийского языка. Поскольку готовых списков самых частотных глаголов марийского языка в научной и образовательной литературе не представлено, его создание вылилось в отдельную задачу, которая была решена методами корпусной лингвистики. Стослов самых частотных глагольных лемм (основ) марийского языка составлен на материале самого крупного онлайн-корпуса марийского литературного языка Mari Meadow texts на платформе Korp в двух вариантах: 1) на полном его объеме (57,38 млн токенов); 2) на основе двух его подкорпусов – художественной литературы и публицистики (7,1 млн токенов). Состав этих двух стословов совпал на 90%. Этимология частотных глагольных лемм установлена по справочной научной литературе, прежде всего наиболее надежным этимологическим словарям K. Rédei, G. Bereczki и M. Räsänen. Выявлено соотношение исконной финно-угорской лексики и заимствований (из чувашского, татарского и русского языков) в представленных стословах марийских глаголов. Исследование показало, что основную долю в списках самых частотных глагольных лемм марийского языка занимает исконная лексика финно-угорского происхождения – от 56–59% (в корнях и леммах) до 69–70% (в токенах). Доля собственно марийских слов и слов с неясной этимологией составляет 14–23%; заимствований из тюркских языков – 15–22%. Чувашских заимствований больше, чем татарских. По своей семантике заимствования из тюркских языков – это преимущественно ментальные глаголы, что говорит о значительности культурно-гуманитарного влияния тюркского мира на финно-угорский (марийский). В стослове самых частотных глагольных лемм марийского языка имеется лишь один глагол с основой русского происхождения – шотлаш ‘считать’, но в марийский язык он скорее всего попал через чувашское посредство, ср. чув. шутла ‘считать’. Результаты нашего исследования подтверждают известный лингвистический факт: глаголы в языке более консервативны и устойчивы к заимствованиям, чем имена. Составленные стословы самых частотных марийских глаголов могут найти практическое применение при преподавании и изучении марийского языка.

В статье проводится лексический анализ тувинских названий пыток, которые известны в истории Тувы как тос эрии ‘букв. девять пыток’. Тос эрии относится к периоду маньчжуро-китайского господства, времени Циньской династии в Туве и Монголии (XVIII в. – до начала XX в.). Однако их правление Тувой осуществлялась через местных правителей, которые подчинялись в свою очередь монгольским. Исторические данные свидетельствуют о том, что китайская администрация управляла Монголией и Тувой по специально созданному документу «Уложение Китайской Палаты внешних сношений». И согласно его нормам были разработаны около 40 видов пыток для проведения следственных действий. Из них в Туве и Монголии применяли девять. Отсюда и происходят тувинские и монгольские названия пыток – тув. тос эрии/эрээ и монг. есөн эрүү ‘букв. девять пыток’. В статье впервые выявляются структурные и семантические особенности семантики названий «девяти пыток» в тувинском языке в сопоставлении с монгольскими. Тувинские и монгольские источники показывают наличие определенных расхождений в перечне видов пыток в разных работах. Анализ материала позволил установить семь соответствий в названиях «девяти пыток». В трех описываемых случаях имеются полные структурные и семантические соответствия в названиях: 1) тув. шаагайтаары/монг. шаахайдах ‘бить шаагаем по лицу’, 2) тув. маңзылаары/монг. банздах или чавчирга ‘бить по бедрам ног доской’, 3) тув. кулузуннар кадаары/монг. хулсан хадаас ‘вбивание острой тонкой щепки под ногти’. В этих случаях мы имеем дело с прямыми заимствованиями из монгольского языка. Остальные четыре параллели – это семантические соответствия, при которых один и тот же вид пыток называется в тувинском и монгольском языках разными лексическими средствами: в тувинском языке преимущественно описательно – словосочетаниями, в монгольском – специальными лексемами (тув. ооргага хаг кыпсыры ‘зажигание трута на спине’/монг. төөнүүр ‘подпаливание спины’, тув. хаак-биле кагар/монг. туйван ‘бить тонкими ветками ивы или другого дерева’, тув. ийи холунуң улуг-эргээнден азар/монг. дүүжин ‘подвешивание за большие пальцы рук’, тув. саактаары/монг. хавчуур ‘сжимание тисками голеней мужчин и рук женщин’). Проведенное лингвистическое исследование названий «девяти пыток» показало явное монгольское влияние. Тувинская лексика этой группы сформировалась в результате прямых заимствований из монгольского языка, а также описательной передачи значений монгольских лексем. Последнее может указывать на сравнительно меньшую распространенность (или частотность применения) видов пыток. В исследовании применялись сравнительно-сопоставительный метод, метод компонентного анализа и описание. Материалом исследования послужили данные тувинских и монгольских словарей, научных работ по тувинской истории, этнографии и истории права, а также работ монгольских исследователей, рассматривавших монг. есөн эрүү ‘букв. девять пыток’ с исторической точки зрения. Иллюстративный материал был извлечен из произведений тувинской художественной литературы и этнографических описаний.

В статье анализируются фитонимическая лексика сибирских татар конца XVIII – начала XIX в. и функционирование ее в современном татарском литературном языке и диалектах сибирских татар. Фактологическим материалом исследования послужили «Словарь российско-татарский, собранный в Тобольском главном народном училище преподавателем татарского языка Иосифом Гигановым» (1804), а также полевые записи, сделанные во время экспедиционных выездов в населенные пункты с компактным проживанием сибирских татар в 2022 г. Актуальность исследования обусловлена необходимостью изучения диалектальной фитонимической лексики в функционально-семантическом аспекте. Научная новизна заключается в раскрытии функционального потенциала рассматриваемой категории диалектальной лексики татарского языка. Фитонимическая лексика анализируется с точки зрения ее состава и происхождения, взаимоотношения диалектальной и литературной лексики в тесном переплетении синхронных и диахронных методов, особенности функционирования отдельных лексических единиц в диалектах и говорах сибирских татар. С целью комплексного исследования особенностей функционирования фитономической лексики в статье были применены следующие лингвистические методы: основным методом стал описательно-аналитический метод, располагающий рядом приемов лингвистического наблюдения, систематизации, обобщения, интерпретации и типологизации. Используются также сравнительно-исторический, сопоставительный методы; элементы этимологического анализа, позволяющего установить происхождение слова и исключить возможность неверной интерпретации. Систематизация лексических единиц в работе основывается на биологической классификации растительного мира. Прослеживается деление растений по жизненным формам на деревья, кустарники, травянистые растения. Отдельно выделяются фитонимы, обозначающие съедобные растения, огородные и садовые культуры, злаки: овощи, бахчевые культуры, грибы. В статье выявляется происхождение фитонимов; при анализе лексических единиц были использованы различные типы словарей, позволяющие установить происхождение и верную интерпретацию лексем: «Этимологический словарь татарского языка» (2015), «Словарь диалектов сибирских татар» (1992), «Арабско-русский словарь» (1989), «Арабско-татарско-русский словарь заимствований» (1993), «Татарско-русско-латинский словарь названий растений» (2002), «Татарско-русский толковый словарь фитонимов» (2020). Теоретической базой исследования послужили труды языковедов, посвященные изучению языковых особенностей сибирских татар, а также фитонимической лексики в татарском языке. В ходе анализа рассматриваются синонимия и вариативность в пределах отдельной лексико-тематической группы с позиции современного деления на литературные и диалектные единицы; выявляются особенности функционирования фитонимической лексики в современном татарском языке и его диалектах, в частности в говорах сибирских татар, и применение растений в материальной и духовной культуре сибирских татар. В результате исследования утверждается, что состав диалектальной фитонимической лексики отличается своеобразием и имеет свою специфику, и в процессе эволюции она подвергалась трансформации и претерпевала семантические изменения. Выявлено, что фитонимическая лексика сибирских татар в генетическом плане весьма неоднородна: можно выделить два основных лексических пласта – исконно тюрко-татарская (тюркская) лексика и заимствования (в основном арабо-персидского происхождения). Установлено, что в составе фитонимической лексики преобладают названия лиственных деревьев, а в количественном плане самыми малочисленными являются фитонимы, обозначающие таксон «грибы».

В настоящем исследовании на основе этнографических данных и фольклорных источников предпринята попытка реконструкции «жениховой бани» в контексте карельской свадебной традиции. Актуальность выбранной темы определяется малоизученностью обозначенной проблемы, а также постоянным интересом в обществе к народной культуре. Некоторые элементы свадебного обряда, получив переосмысление, повсеместно включаются в современные церемонии. Целью статьи является анализ акциональных и вербальных элементов обряда жениховой бани с учетом темпорально-локальных характеристик, его реконструкция и представление обрядовых функций. Новизна работы состоит в том, что полученные результаты дадут возможность выявить дополнительные сведения о комплексе свадебной обрядности карелов. Практическая значимость определяется использованием материалов данного исследования в образовательной и культурной деятельности Карелии. Методология исследования при реконструкции обряда жениховой бани опирается на системный подход, который основывается на сравнительно-историческом и структурно-семиотическом методах и целостном анализе текста. Теоретическую основу исследования составили труды как зарубежных, так и отечественных ученых, среди которых следует отметить фундаментальные работы Ю.Ю. Сурхаско, Н.А. Криничной, А.С. Степановой, Л.И. Ивановой. Материалом для проведенного анализа послужили этнографические описания, а также фольклорные источники, среди которых основное место принадлежит свадебным песням, записанным от различных локальных групп карелов. Наиболее ранние тексты относятся к концу XIX в., поздние варианты были зафиксированы карельскими учеными в первой половине ХХ в. Указанные источники были опубликованы в ряде зарубежных и отечественных сборников. В ходе анализа удалось выяснить, что «женихова баня» в обряде выполняла апотропеическую и посвятительную функции и являлась локусом, обеспечивающим трансформацию социального статуса одного из основных участников ритуала.

В традиционной бурятской культуре фундаментальное значение имеет родовая территория – малая родина. Для бурят понятие «родина» не абстрактно, а наполнено конкретным содержанием, главными составляющими которого являются природные элементы родовой территории: родовая гора, речка или озеро, поля и луга, лес, отдельные рощи, деревья и камни. К числу таких объектов относятся и родники. Актуальность работы обусловлена слабой изученностью культа воды в традиции бурят в целом и минеральных источников в частности. Цель статьи – рассмотреть особенности бытования культа воды, места в нем минеральных источников в традиции предбайкальских бурят, живущих к северу от оз. Байкал. В задачи статьи вошло исследование образа водных источников, их статуса и функций в традиции предбайкальских бурят. Источниками исследования стали историко-этнографические, фольклорные материалы, а также материалы полевых исследований автора. В исследовании применялся сравнительно-исторический метод, способствующий выявлению общих черт в понимании и осмыслении явлений природы в культуре тюркомонгольских народов. Исследование позволяет заключить, что у предбайкальских бурят сохранились представления о «живой» воде – с ней ассоциировались воды некоторых родников и озер. Однако культ целебных родников аршанов в традиции предбайкальских бурят не сложился вследствие разных причин: 1. Родовой статус водного источника, который определяет актуальность представлений о территориальных границах эффективности их лечебного воздействия. 2. Магические целебные свойства родниковая вода обретала в процессе ритуального преобразования при активном участии шамана. Такая вода могла исцелить любое заболевание. В связи с этим классификация минеральных источников по лечебным свойствам, возможно, была неактуальна. 3. Кроме того, в Забайкалье большую работу по популяризации аршанов, включая их открытие и определение лечебных свойств воды, проводила буддийская церковь, влияние которой в Предбайкалье не распространялось.

В статье рассматривается многогранное научное наследие Андрея Петровича Дульзона (1900–1973), доктора филологических наук, профессора, выдающегося российского лингвиста, этнографа и археолога, основателя Томской школы полевой лингвистики. Анализируется его вклад в изучение истории, языков и культур народов Сибири, с особым акцентом на взаимосвязи между лингвистическими, археологическими и этнографическими данными. Подчеркивается значение его экспедиционной деятельности, созданной им научной школы и уникального архивного фонда для современных научных исследований.