John Bell's accounts on Prince Alexander Bekovich-Cherkassky and his campaign to Khiva

Texto integral

Одним из интересных и содержательных источников сведений о России начала XVIII в., жизни населяющих ее народов являются сочинения иностранцев, приехавших в Россию с началом реформаторской деятельности Петра Первого, в том числе представители Британии. Большую работу по сбору и описанию англоязычных источников по этой теме проделал известный английский ученый Э. Кросс в книге «Страна Романовых. Аннотированная библиография англоязычных описаний Российской Империи (1613-1917), сделанных очевидцами» [Cross 2014; см. также: Кросс 2005]. Среди британских подданных особое место занимает шотландский врач, выполнявший в России и дипломатические функции, Джон Белл (1691-1780), оставивший свои записки о России и сопредельных странах, которые он посещал в составе посольств. В России в общей сложности он провел двадцать лет. Восемь лет (1714–1722 гг.) был на службе при дворе Петра Первого и двенадцать (1734–1746 гг.) представлял Британию во время правления Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны.

Джон Белл родился в 1691 г. в Шотландии, в поместье Антермони, располагавшемся севернее Глазго. Учился в университете города Глазго, получил степень доктора медицины. Сразу после окончания учебы, заручившись рекомендательным письмом к своему соотечественнику лейб-медику Петра I Роберту Эрскину (Арескину), отправился в далекую Россию на службу к русскому царю. Сам Белл в качестве основной причины такого выбора приводит свою тягу к путешествиям. «С юных лет жило во мне сильное желание повидать чужие страны, и для удовлетворения оного, получив рекомендательные письма от некоторых достойных людей к доктору Эрскину; главному медику и тайному советнику царя Петра I, взошел я в июле 1714 г. в Лондоне на борт корабля “Просперити” и под началом капитана Эмерсона, чтобы отправиться в Петербург» [Bell 1763: XIII].

Эрскин, который занимал особое место среди окружения Петра, встретил Белла благожелательно. Но не о медицинской карьере просил Белл. «Ему я поведал о помыслах моих найти возможность посетить некоторые земли Азии, хотя бы те, что граничат с Россией», – вспоминал Белл [Bell 1763: XIII]. Как раз в это время готовилось посольство в Персию, и к Эрскину обратился А.П. Волынский, который возглавлял посольство, с просьбой порекомендовать врача. Эрскин рекомендует Белла, который позднее отмечал: «И сделал это так замечательно, что обрел я дружбу и уважение посла не только на время путешествия, но и на долгие годы, до самых последних дней его жизни. Одновременно доктор представил меня Коллегии иностранных дел, и той я был привлечен на службу Петру I» [Bell 1763: XIII]. В июле 1715 г. он отправился в свою первую поездку, которая продлилась полтора года [Подробнее о посольстве см.: Бушев 1978]. Вернувшись в Петербург, Белл занимается врачебной практикой, но больше всего мечтает о новом путешествии. В это время готовилось большое посольство в Китай и Белл, по рекомендации Волынского был включен в его состав. В 1719–1722 гг. он совершает самое продолжительное путешествие из Петербурга в Пекин и обратно [Подробнее о посольстве см.: Самойлов 2021; Благодер, Чупрынников 2022; Яковлев, Перлин 2023а].

И практически сразу становится участником Персидского похода – в мае 1722 г. в составе Низового корпуса он уезжает на Волгу, плывет по Каспийскому морю и добирается вместе с русским войском до Дербента [Курукин 2010: 30-50].

В конце ноября 1722 г. Белл возвращается в Москву, где узнает о смерти своего отца, и для вступления в наследство возвращается на родину, куда отвозит и различные «диковины», которые собирал во время своих поездок.

Возвращается в Россию Белл уже после смерти Петра, в 1734 г. И уже не на службу, и не врачом, а в качестве секретаря британского резидента при императорском дворе К. Рондо. Несмотря на отсутствие в России двенадцать лет, во время которых прошли серьезные изменения и многие знакомые Белла или умерли, или уже не занимали серьезных постов, память о нем сохранилась, что и привело к еще одной поездке. Вероятно, свою роль сыграли и сохранившиеся добрые отношения с А.П. Волынским.

В это время шла война между Россией и Османской империей (1734-1739 гг.). Она приняла затяжной характер, стала весьма обременительной, и Россия стала искать возможность для заключения мира. После нескольких неудачных попыток вице-канцлер А.И. Остерман, фактически руководивший внешней политикой, составил документ (манифест) с разъяснениями позиций России по этому вопросу. Поскольку российский подданный в годы войны не имел возможности приехать в Османскую империю, была достигнута договоренность, что манифест привезет Белл и передаст британскому резиденту в Константинополе Э. Фокенеру, который обещал ознакомить с его содержанием турецкие власти. Так об этом писал в своем донесении в Лондон К. Рондо: «Я отвечал [А.И. Остерману – В.Я.], что если отправка манифеста через мои руки или письма от меня к сэру Эверарду Фаукенеру может служить Ее Величеству, я готов отправить в Константинополь секретаря моего, Белла, человека, на которого можно положиться вполне» [Донесения и другие бумаги 1892: 223]. Поездка заняла полгода (6 декабря 1737 – 17 мая 1738 гг.).

В Петербурге Белл прожил еще несколько лет, продолжая выполнять функции секретаря британского резидента, и даже некоторое время выполнял его функции (после смерти К. Рондо и до прибытия нового резидента Эдварда Финча), периодически отправляя донесения в Лондон о местных событиях. В 1746 году он возвращается в Шотландию, поселяется в родном Антермони.

Современники «Белла запомнили как добросердечного, доброжелательного, общительного человека, а местные жители называют его “Честным Джоном” <…> Джон Белл описывается как человек, отличавшийся приятной простотой манер в личной жизни и самым священным уважением к истине во всем, что он говорил и делал» [A Journey from St Petersburg to Pekin 1719-22 1966: 6.]. Он умер 1 июля 1780 г.

Но остался в истории Белл в первую очередь благодаря своим запискам, которые он делал во время всех своих путешествий, в которых подробно описывал увиденное – народы, через земли которых довелось проезжать, их обычаи, особенности жизни и быта, легенды, приемы при дворе персидского шаха и императора Китая, города, природу, животных, растения и мн. др. [Яковлев 2023; Яковлев, Перлин 2023b; Яковлев, Перлин 2024]. «В ходе путешествий я время от времени делал записи в путевом дневнике, стремясь лишь к тому, чтобы сохранить в памяти то важное, что я смогу поведать при случае в беседе с друзьями и что окажется полезным для тех, кто соберется пройти тем же маршрутом», – писал Белл, отмечая, «что в основном заносил я сюда только то, что представлялось мне достойным, избегая приукрашивания, преувеличения и измышления, в которых часто упрекают путешественников» [Bell 1763: XIV].

Уже после возвращения на родину они были оформлены в виде книги и изданы в 1763 г. под названием «Путешествия из Санкт-Петербурга в России в различные части Азии». Она была встречена с интересом и сразу была переведена на французский, немецкий и голландский языки. Как отмечал современник: «“Беллевы Путешествия” напоминают простотой “Гулливера” с тем преимуществом, которое истина всегда имеет перед вымыслом» [Quarterly Review: 465]. В 1776 г. был издан русский перевод, осуществленный М. Поповым, но не с английского оригинала, а с французского издания 1766 г. [Белевы путешествия 1776].

Белл является также автором еще одного небольшого сочинения, в которое вошли рассказы о Петре, его окружении, различных событиях, свидетелем которых Белл был или о которых он слышал от своих друзей и знакомых – «Разнообразные рассказы о Петре Первом». Оно не было опубликовано и практически не привлекало внимания исследователей. О его существовании кратко упоминает английский историк Э. Кросс, а также Т. А. Лаптева [Лаптева 1994: 172-173; Кросс 2013: 134].

Рукопись хранится в Национальной библиотеке Шотландии (Глазго) и датирована 10 сентября 1779 г. с отметкой места создания – Антермони (родовое поместье Беллов, расположенное недалеко от Глазго) [National Library...: 109]. Вероятно, эта дата указывает на завершение работы. Сами рассказы записывались ранее, причем, не один год. «Через много лет после возвращения г-на Белла из путешествий он забавлял своих друзей рассказами о виденном, освежая с помощью простого дневника событий и наблюдений», – писал его современник [Quarterly Review 1817: 464]. Но в следующем 1780 г. Белл умирает, а рукопись так и осталась неопубликованной.

Она не представляет из себя единый цельный текст. Это небольшие, иногда совсем краткие без заголовков рассказы и характеристики, в первую очередь посвященные Петру (участие царя в тушении пожаров и различных мероприятиях, общение с окружением, образ жизни, привычки, внешний облик, увлечения, посещение Дании в 1716 г.). Интерес представляют заметки, посвященные деятелям петровского времени, с которыми Белл был знаком – князю М.П. Гагарину и его печальной судьбе, казаку И.М. Краснощекову, калмыку Саре, служившему в Чугуевском казачьем войске, А.Д. Меншикову и др. В настоящее время это сочинение готовится к изданию на русском языке.

Среди них имеется и рассказ о Хивинском походе года князя Александра Бековича-Черкасского. Упоминал об этом походе Белл и в первой части своей книги, посвященной путешествию в Персию именно в это время – в 1715-1717 гг. («Путешествие из Санкт-Петербурга по России до Исфахана в Персии с посольством Его Императорского Величества Петра I к персидскому шаху Хуссейну Сафи»), что позволяет говорить о том, информацию Белл получал от непосредственных свидетелей этого события. О походе Бековича-Черкасского существует большая литература, первые публикации появились еще во второй половине XVIII в. [Миллер 1760; Могутов 1777; Попов 1853; Соловьев 1963: 350-353 и мн. др.] Продолжает эта тема интересовать исследователей вплоть до сегодняшнего дня, о чем свидетельствует обстоятельная работа Ж.Х. Адилова, посвященная историографии вопроса [Адилов 2014: 47-61]. При этом источников, современных походу и судьбе князя, особенно иностранных, сохранилось не так и много. Поэтому следует ввести в научный оборот не издававшееся и не известное исследователям свидетельство современника событий. Так же, учитывая, что рассказ Белла о Бековиче в книге, посвященной путешествию в Персию, недостаточно представлен в историографии (о нем не упоминает даже Ж.Х. Адилов), представляется целесообразным полностью воспроизвести и его. В деталях они повторяют и дополняют друг друга (хотя, есть и некоторые отличия), что свидетельствует не только о том внимании и интересе, которые уделял Белл этому персонажу, но и о тщательности, с которой подходил к изложению сведений.

В «Разнообразных рассказах о Петре Великом» эта история выглядит следующим образом:

«Царь хорошо знал людей, и тем не менее часто становился жертвой обмана и предательства. Я коротко расскажу об одном из таких случаев. В 1717 году греческие и армянские купцы, торговавшие с Бухарой и маленьким государством под названием Хива, граничившим с Персией, примерно в одном дне пути от юго-восточной оконечности Каспийского моря, прибыли в Петербург и привезли с собой золото в слитках различной формы, которое, по их уверениям, было найдено в реке недалеко от Бухары, или скорее, Хивы. Имя той реке было Александрия [Амударья – В.Я.], выдуманное, по самому тщательному исследованию оно не было обнаружено, и вообще, как оказалось впоследствии, золото эти обманщики привезли из Индии. Однако же этот случай дал начало проекту, согласно которому предполагалось послать несколько судов, солдат из астраханского гарнизона, чтобы найти эту реку «Александрию». Ими командовал капитан гвардии Бекович-Черкасский, джентльмен честный и прямой, но не привыкший к трюкам и обману со стороны людей, с которыми ему пришлось столкнуться в ходе своей экспедиции. Он был сыном дагестанского князя, владыки племени горцев Черкесии. Отец отправил его в качестве аманата в Россию, где он и получил образование и воспитание.

Он прибыл в Астрахань, где все уже было приготовлено для путешествия. Солдаты в количестве от 3 до 4 тысяч погрузились на транспортные суда, с запасом провизии на шесть месяцев и отплыли вниз по Волге к Каспийскому морю. Через несколько дней они благополучно прибыли к месту назначения, называвшемуся Красные Воды, пустынное побережье на юго-востоке этого моря, где после высадки разбили лагерь и возвели небольшую крепость с пушками и причалом для судов. Командир отправил офицера к хану Хивы, чтобы оповестить того о своем прибытии и дружеских намерениях, а также испросить от имени Царского Величества позволения недолгое время оставаться в этих землях и получить все необходимые припасы, за которые он заплатит наличными. Хан, или главный магистрат города Хивы принял офицера с чрезвычайной учтивостью, объявив о своем глубоком почтении к его Царскому Величеству и дружелюбно пригласил Бековича-Черкесского и его офицеров в город, и даже послал людей в качестве проводников. Оставив пехотный полк (во времена Петра – 1000–1300 человек) в красноводской крепостице, командир примерно с тремя тысячами человек совершил переход до Хивы в сопровождении посланных ханом чиновников, которые обеспечили их в достатке всем необходимым для марша. Невдалеке от города Бекович встал лагерем, а вслед за этим хан поставил рядом с шатром русских свой великолепный шатер, где собрались все главы города, и пригласил Бековича и его офицеров на большое угощение. Приглашение было принято, и пир прошел вполне дружелюбно. Угощение и дружеское общение продолжалось в течение нескольких дней, пока наконец Хан не прибег к хитроумной уловке, сказав, что нахождение такого количества солдат так близко от города заставляет горожан усомниться в их дружелюбных намерениях, и попросив Бековича разделить солдат на небольшие отряды и расположить их в соседних деревнях. Когда это предложение было доведено до полковника и офицеров, многие возражали против разделения, а один пожилой полковник-немец сообщил командиру, что если он их разделит, то всё пропало.

Несмотря на это, было решено разделить войско и разместить его на постой у мирного населения, и вскоре хан со своими чиновниками попытались разоружить их и не дать им снова соединиться, так что Бекович и несколько его офицеров остались одни, не зная, что происходит с их солдатами. Хан, добившись этого, пригласил Бековича на обед в свой шатёр и по его приходу начал расспрашивать о каких-то мелочах, на что тот отвечал не так вежливо, как то ожидалось. Бековича схватили и отрезали ему голову. Эти дикари не удовлетворились сделанным, но распороли его тело, набили соломой и выставили над воротами, а всех офицеров и солдат продали в рабство. Некоторые из них сбежали и добрались до крепости с печальной вестью о произошедшем. Они все погрузились на суда и отплыли в Астрахань.

Таков был конец этой безнадежной экспедиции. Царь в это время был занят войной со шведами, что не дало ему возможности отплатить хивинцам за их коварство» [National Library of Scotland. Carmichael and Gordon’s Papers. MS. 109; 31-35].

В восьмой главе («Из Шамахи в Петербург») первого тома своих путешествий («Путешествие из Санкт-Петербурга в России до Исфахана в Персии с посольством Его Императорского Величества Петра I к персидскому шаху Хуссейну Сафи», Белл при описании Хивинского ханства также рассказывает о походе Бековича-Черкасского и его трагической судьбе. Учитывая, что перевод книги Белла М. Поповым был сделан не с оригинала, а с французского издания еще в XVIII в., ниже приводится современный перевод с первого английского издания, сделанный специально для данной статьи. Примечательно, что этот фрагмент Попов сопровождает своим примечанием: «Описанная здесь посылка г. Бековича почти во всем несходствует с нашими историками [Белевы путешествия 1776: 127]. При переводе были сохранены некоторые особенности в написании (Шамачи (Шамаха, Шемаха), Беквиц (Бекович), Красна-Вода (Красноводск, совр. Туркменбаши). Также Белл везде именует тюркские племена татарами.

«Хива – обширная территория, лежащая в двух-трех днях пути к востоку от Каспийского моря, с юга граничащая с Персией, а на востоке – с Бухарой. Столица, носящая то же имя, велика и обильно населена. Она управляется ханом, избираемым этим народом. Они весьма непокорны и опасны, как для путешественников, так и для соседей, часто совершают грабительские налёты на первых и учиняя бесчинства над последними. Хотя Хива и хорошо укреплена, их главная защита –голая песчаная пустыня вокруг» [Bell 1763; 42].

«Люди Хивы, земли, расположенной к востоку от Каспийского моря, несколько раз грабили и расхищали караваны русских купцов, шедших в Бухару. Его царское Величество решил послать небольшой отряд регулярных войск, а также казаков, чтобы потребовать сатисфакции за такие бесчинства, совершенные в мирное время. С этой целью капитан гвардии Беквиц, назначенный командиром этой экспедиции, летом 1716 года отправился в Астрахань, чтобы провести необходимые приготовления до следующей весны. Погрузив [на суда] солдат, провизию и амуницию, он в подходящее время направился через Каспийское море и высадился в месте под названием Красна-Вода, что означаете «красная вода», так близко от Хивы, как было возможно сделать с удобством. Места эти были бесплодны и пустынны. Пришвартовав суда к берегу, он построил небольшую крепостицу на случай непредвиденных обстоятельств, для прикрытия отступления.

Между тем он отправил хану Хивы дружественное послание, чтобы оповестить о своём прибытии и попросить о припасах и размещении для своих солдат, за что предложил расплатиться наличными. Хитрый татарин ответил, что он может прибыть в Хиву совершенно без опаски, и там все его пожелания будут исполнены. Вместе с тем он прислал в подарок фрукты и свежую провизию, а также проводников для сопровождения, и выразил глубочайшее почтение Его царскому Величеству. Г-н Беквиц, оставив в крепостице три сотни людей для охраны лагеря и провизии, с остальным отрядом и несколькими пушками направился в Хиву.

За три или четыре дня они добрались до окрестностей этого города, где их встретили несколько старейшин, чтобы передать приветствие хана и решить задачу размещения солдат. Данный вопрос было непросто уладить.

Г-н Беквиц настаивал, чтобы всех его людей разместили в городе, и только помутнение рассудка смогла побудить его изменить такому осмотрительному плану. Но татары выдвинули массу возражений, хотя и притворились, что и хан, и сами они готовы согласиться на это. Однако городское население противилось этому и опасалось присутствия такого количества вооруженных людей в пределах городских стен. И поэтому они предложили, дабы успокоить настроения горожан, чтобы он [Беквиц – В.Я.] разделил своих людей, чтобы их можно было с удобством разместить в нескольких соседних деревнях, а сам он мог бы поселиться в городе вместе с достаточным количеством охраны. Такое предложение вызвало возражения у старших офицеров, которые увидели в нем хитрый план уничтожения [русского отряда]. В конце концов так оно и случилось.

Г-н Беквиц, обманутый фальшивыми обещаниями, наконец согласился развести солдат по поселениям. И как только они разделились на небольшие отряды, то сразу же были окружены и атакованы превосходящими силами татар. Большинство было убито или взято в плен, а позже продано в рабство. Некоторые, подняв тревогу, успели взяться за оружие и некоторое время храбро оборонялись, надеясь прорваться к лагерю и судам. Однако земли вокруг были пустынны, татарские конники нападали днем и ночью, и наконец они сдались фатальной неизбежности. Неосмотрительность генерала была единственной причиной этого несчастья, поскольку, не имея недостатка в провизии и боеприпасах, держи он солдат вместе, объединенной силы этих татар не хватило бы, чтобы помешать ему вернуться к лагерю и судам.

Татары затем напали и на крепостицу. Но гарнизон отбил атаку, и, узнав о произошедшем в Хиве, уничтожил лагерь, погрузился на суда и отплыл в Астрахань. Однако погода не позволяла добраться до этого порта, так что встречный ветер заставил отряд направиться в Низабат, чтобы переждать зиму. Персы их приняли радушно, и присутствие русского посланника в Шамачи способствовало облегчению участи этих бедолаг.

Сам несчастный Беквиц был взят в плен. За ним послали, пригласив в шатер хана под предлогом необходимости обсудить какое-то дело, а там отрубили голову. Затем, варварски выместив злобу на мертвом теле, его выпотрошили, набили соломой и выставили у городских ворот.

Этот несчастный господин <...> в младенчестве был послан в Россию в качестве аманата» [Bell 1763; 142-147].

Белл объединяет в своих рассказах два похода, возглавляемые Бековичем-Черкасским. Поводом для первого похода было появление в 1713 г. некоего Ходжи Нефеса, «родом Садыр Трухменец, владенья Сайдами салтана, которой под владением калмыцкого хана Аюки [Дело 1714-1718 годов 1871: 326] в Астрахане, который рассказал местному дворянину князю Михаилу Самонову (Заманову) о том, что на территории вблизи Амударьи и Каспия есть золотой песок, а хивинский хан, боясь русских, засыпал устье реки при впадении ее в море. Но если плотину разрушить и русло вернуть, то золото можно добыть. Эта информация была доложена Петру. Одновременно ему пишет губернатор Сибири князь М.П. Гагарин, что «недалеко от Бухары при городе Эркети на реке Дарья» есть золотой песок.

Петр в 1714 г. снаряжает две экспедиции, одну под руководством И.Д. Бухгольца (через Тобольск и Иртыш в поисках Яркенда (Эркети), а другую в Хиву под началом Бековича-Черкасского. При этом сохранилось в передаче И.И. Голикова следующее замечание Петра, которое не подтверждает упомянутую Беллом доверчивость Петра: «если и не найдется искомое в реках тех золото, то по крайней мере найден будет новый способ к получению оного посредством торговли через те страны с самой Индией» [Голиков 1838; 235].

После долгих поездок Бекович-Черкасский с участием Нефеса обследует эту местность и делает карту восточного берега Каспийского моря с обозначением старого русла Амударьи, которую представляет впоследствии Петру.

Петр одобряет результаты поездки и отправляет вторую экспедицию для строительства на месте устья реки крепости Красные воды, сопроводив Бековича-Черкасского большой инструкцией из 13 пунктов [Дело 1714-1718 годов 1871: 213-215]. Отправилась она в 1716 г., но закончилась неудачно. Бекович-Черкасский и сопровождавший его М. Самонов (Заманов) были убиты по распоряжению хана Хивы, а голова Бековича-Черкасского была отправлена в подарок бухарскому хану, который, правда, ее не принял, обратившись к посланникам с вопросом: «…кушает ли их хан человеческое мясо? И буде употребляет, шоб они обратно к нему посланную голову отвезли без замедления, а к нему отнюдь бы не ездили, ибо он к таковому его бесчеловечному поступку приобщиться не желает…» [Могутов 24].

В опубликованном в 1842 г. фрагменте донесения казанского губернатора от 25 октября 1717 г. (при публикации отмечено, что само донесение не сохранилось, отсутствует и имя губернатора (в это время им был П.М. Салтыков)) есть упоминание о том, что кожа была снята только с голов и они были набиты травой: «…хан капитана князя Черкасского и астраханского дворянина князя Михайлу Самонова казнил – отсек головы и кожи сняв, велел набить травою и поставил у ворот» [Записка о поездках Александра Бековича князя Черкасского 1842; 389]. При этом получается, что набита травой и выставлена у ворот была голова (вероятнее всего это неточность при публикации: «кожи сняв», конечно, не с головы, а с тела). Отсутствует также упоминание, что голова была отправлена бухарскому хану. В то же время при допросе, который состоялся 7 октября 1717 г., участник похода Уразмет Ахметев рассказал, что хан в Адарсе «за городом, званием у Адарских ворот на виселице велел повесить две головы, и говорили они хивинцы, что господина князя Черкаского и князь Михайло Заманова он хан казнил, отсек головы и на той виселице повесили. И он де Уразмет и сам видел, что две головы за городом у тех Адарских ворот на виселице повешены, а казни их никто не видел, и подлинно ль де их головы, того он Уразмет не ведает» [Дело 1714-1718 годов 1871: 320-321]. Ни о посылке головы бухарскому хану, ни о набивке тел травой он не упоминает. А Ходжа Нефес, который присутствовал при казни, в своих показаниях свидетельствовал, что «пред шатром хивинского хана, выветчи, напред казнили князь Михайлу Заманова, да астраханца Кирьяка Экономова, а потом вывели узбеки из палатки же господина князя Черкаского, и платье с него сняли, оставили в одной рубашке, и стоячего рубили саблею, и отсекли у них троих головы. <…> А тела де их и головы куды они девали… того он, Нефес, не видал» [Дело 1714-1718 годов 1871: 340-341]. Но сохранилось свидетельство другого участника похода – Алтына Хусейнова, который, по его словам, тайком ходил смотреть эти головы, но среди них не было головы Бековича, они принадлежали Заманову и Экономову [Дело 1714-1718 годов 1871: 350-351].

Обращает на себя внимание некоторые различия в текстах Белла, а также не точная дата начала похода в «Разнообразных рассказах» (1717 г.; вероятно, это связано с тем, что Белл был в этом году в Персии, когда и узнал о трагическом завершении похода). Касается это и освещения причин, по которым Петр решил предпринять эти походы. В «Путешествиях» Белл пишет, что поводом послужили нападения на русские караваны хивинцев, а в «Разнообразных рассказах» – обман неизвестных греческих и армянских купцов, соблазнивших царя возможностью добычей золота в районе Амударьи. Это может быть связано с тем, что книга готовилась к изданию без участия Белла и в нее вносились редакторские правки, а рукопись рассказа сохранила авторский текст.

Также с различными акцентами повествуется о гибели Бековича. В «Разнообразных рассказах» он невежливо разговаривает с ханом («отвечал не так вежливо, как то ожидалось»), после чего ему отрубают голову, что можно расценить как наказание за неподобающее поведение. В «Путешествиях» это делают сразу, без каких-либо разговоров, в результате чего получается, что убийство было задумано заранее. В иных источниках этот нюанс (о неподобающим поведении Бековича) отсутствует. Да и само решение о разделении отряда Белл прямо связывает с его странностями («Г-н Беквиц настаивал, чтобы всех его людей разместили в городе, и только помутнение рассудка смогла побудить его изменить такому осмотрительному плану»). В то же время это вполне могло иметь место. После трагической гибели жены и дочери, по свидетельству участника похода А.И. Тевкелева, он очень сильно изменился, что позволило даже беспокоиться о его рассудке: «…в пути получил ведомость о жене своей, князя Бориса Алексеевича Голицына дочери, которую он чрезвычайно любил, что она будучи на реке Волге с двумя дочерьми его в великую бурю (отчего судно, ко коем она была опрокинулось), потонула; и печалясь о ней лишился здравого рассуждения» [Могутов 1777: 25]; «В таковом состоянии будучи он, Беккович, лишился почти всего своего разума…» [Могутов 1777: 21]. Об этом упоминает и другой современник: «Думают, что тогда Бекевич в печали и сам не знал, что делал…» [Соймонов 1763: 25]. Примечательно, что в русском переводе книги Белла М. Поповым упоминание об этом было удалено. При этом не подлежит сомнению, что хан изначально планировал уничтожение отряда и убийство его руководителя. После обсуждения с советниками как можно обезопасить себя от возможной угрозы, которые советовали «употребить хитрость и обман, и тем самым сохранить от них свое государство» [Могутов 1777: 20], хан принял решение, что «…сие учиниться токмо может хитростью и обманом. Надлежит стараться, чтобы предводителя достать в свои руки, потом прочее получить не трудно» [Соймонов 1763: 22].

Сведения Белла, за исключением некоторых деталей, не содержат каких-либо уникальных сведений, в целом они известны в литературе. Но в том и значение этих небольших текстов, что они принадлежит человеку, который был современником события, находился в Персии, когда они происходили (а именно туда удалось бежать солдатам отряда Бековича, избежавшим плена). В то же время подавляющее большинство известных в литературе свидетельств были записаны и опубликованы спустя более чем полувека после похода.

Sobre autores

Vladimir Yakovlev

North-Western Institute of Management, Russian Academy of National Economy and Public Administration under the President of the Russian Federation

Autor responsável pela correspondência
Email: nii.region@mail.ru
ORCID ID: 0000-0001-5364-3614

Candidate of Sciences (Historу)

Rússia, St. Petersburg

Bibliografia

Arquivos suplementares