History of mountain Jews of the North Caucasus region 1920s – 1930s: current issues in historiography and sources

Full Text

Введение История горских евреев Северного Кавказа (точнее, Северо-Кавказского края, далее – СКК) успешно вписывается в пространство крупной и значимой темы – изучение процессов советского нациестроительства и национальной по-литики на территории СССР, в т.ч. СКК [Аверьянов 2020; Хлынина, Кринко 2014; Касьянов, Баранов, Ишин, Рожков 2022]. Данная политика претерпевала изменения и характеризовалась несколькими подходами [Аверьянов 2020: 299–300], причем случай горских евреев демонстрирует реализацию нескольких по-добных подходов, включая создание властями разного уровня еврейской авто-номии и еврейских сельсоветов, еврейских «моноэтничных» населённых пунк-тов и пр. Историкам еще предстоит сравнить соответствующие практики совет-ских и иных структур по решению «еврейского вопроса» применительно как к ашкеназам, так и к горским евреям, совпадавшие далеко не во всем. Более того, горские евреи имели собственное видение проблемы, связанной не только со своим землеустройством, но и с решением другой актуальной проблемы – свое-го национального самоопределения. В историографии существует мнение о том, что «инициатива выделения властями сельскохозяйственных земель горским ев-реям Северного Кавказа исходила от самой еврейской общины» – вскоре после создания в Москве Комитета по землеустройству трудящихся евреев (далее – Комзет) в 1924 г. [Горские евреи 1999: 127]. Обращу также внимание на привет-ствие делегации горских евреев 1-му съезду Общества по земельному устрой-ству трудящихся евреев (далее – ОЗЕТ) (15–20 ноября 1926 г.), в котором го-ворилось о том, что «евреи, как и любая национальность СССР, имеют право на свою автономию» [Могаричев 2020: 60–61]. Замечу, что новые процессы груп-пообразования носили в среде горских евреев активный и разновекторный ха-рактер, охватив период второй половины 1920-х – 1930-х гг. Они не могут быть сведены к их массовой «советизации» под влиянием национальной политики со-ветской власти и проводимой ею «аграризации» горских евреев на Северном Кавказе. Помимо прочего, такие процессы привели к существенному изменению пространственного размещения горских евреев на территории СКК в 1920-е – начале 1930-х гг. (Пере)конструирование группы горских евреев СКК (как ста-рожильческого населения, так и горских евреев из числа беженцев) происходило в немалой степени как консолидация: объединялись гетерогенные горско-еврейские группы, впрочем, знакомые друг другу еще по досоветскому периоду. На современном этапе изучения темы исключительно важно применить истори-ко-компаративный метод, предполагая более детально, чем было принято в предшествующей историографии, уяснить общее и особенное в новой, для 1920-х гг., истории обустройства и развития сразу нескольких групп горских ев-реев. Речь идет, в первую очередь, о горских евреях Дагестана, Моздока, Наль-чика, Грозного и Джегонасского (быв. Джегонасско-Еврейского) поселка. Основная часть Советские и партийные власти активно влияли на состояние традиционных симбиозных связей горских евреев (путем ослабления/разрыва старых связей и формирования новых), разные группы которых хотя и не единовременно, но впервые в своей истории оказались на территории одной административно-территориальной единицы (СКК). В дореволюционный период они проживали, главным образом, на территории Дагестанской области, Терской области и Ку-банской области Российской империи. Более того, представители всех этих со-обществ (локальных групп) участвовали или намечались к участию в создании новых еврейских поселений на территории СКК в 1920-е – начале 1930-х гг. Стоит, при этом, учитывать более сложную картину взаимодействия разных групп горских евреев и ашкеназов, нежели это отмечено в недавнем труде: «…если европейские были коренными жителями региона, то горские евреи – пе-реселенцы из Закавказья и Северного Кавказа, которые нуждались в трудо-устройстве и организации быта» [Аверьянов 2020: 105]. Действительно, часть горских евреев была представлена беженцами, в т.ч. из Дагестана; но часть их – как раз старожильческие группы, проживавшие в регионе в течение, как мини-мум, нескольких поколений. Речь идет о грозненских, нальчикских и джего-насских горских евреях (правда, представителей последней группы можно с из-вестными оговорками тоже именовать беженцами). Актуально исследовать миграционную историю горских евреев 1920-х – 1930-х гг. в связи с изменением их пространственного размещения в регионе, повлекшего за собой существенную трансформацию состояния и акторно-сетевой коммуникации горско-еврейских обществ. Примечательно, что в тот период активно (под влиянием разных факторов и причин, в т.ч. актуализован-ных благодаря властям, а также краевыми и региональными отделениями Ком-зет и ОЗЕТ) взаимодействовали друг с другом представители и тех горскоеврей-ских групп, которые фактически исчезли – либо в тот же период, либо позже. Речь, в частности, идет об одной из наименее изученных, применительно к заяв-ленному периоду, группе т.н. джегонасских горских евреев – губони/гъубони (т.е. кубанские) [Колесов, Сень: 2000: 198–210; Колесов 2020: 33–59; Амосова 2023: 32, 33, 35], а также о грозненских горских евреях [Елизаров 2012]. В 1920-е – 1930-е гг. изменились пространственные характеристики и количе-ственный состав локальных групп горских евреев. Данные обстоятельства необ-ходимо учитывать в ходе изучения вопросов, связанных с эволюцией их этниче-ской идентификации и представлений о внутреннем делении на этнотерритори-альные и диалектные группы [Амосова 2023: 32–33; Семенов 2003: 191–200; Семенов 2013: 236–242; Шахбанова, Загирова, Лысенко 2018: 70–74; Шахбано-ва, Лысенко 2018: 235–241; Шахбанова, Лысенко, Мамараев 2018: 202–225]. Так, В.И. Колесов справедливо обращает внимание на то, что «в горско-еврейской среде сохранилось локальное обозначение джегонасских евреев и их потомков – «гъубони» (этимологически обозначающее «кубанские»)» [Колесов 2020: 48]. Исключительно важно продолжить сбор генеалогической информа-ции – в пространстве истории как конкретной группы, так и межгрупповых гене-алогических связей [Исход 2000: Амосова 2023: 32–36; Колесов 2023 а: 42–44; Колесов 2023 b: 161–165]. Исследователи иногда пишут о переселении той или иной группы на территорию СКК в отрыве от описания аналогичных кейсов (или близких по звучанию/содержанию) из истории других локальных групп горских евреев. Характерный пример – история заселения и освоения т.н. гор-ско-еврейских (моздокских и степновских) фондов Терского округа СКК во второй половине 1920-х – начале 1930-х гг. – т.к. в указанном проекте участво-вали представители нескольких горско-еврейских групп; причем одни горские евреи появились там раньше, другие – позже. Между тем, Д.Ш. Рамазанова рас-сматривает вопросы переселения горских евреев Дагестана [напр.: Рамазанова 2011: 94–95] на эти территории в явном отрыве от аналогичных процессов, в которые были вовлечены и другие горско-еврейские группы. В новейшей историографии, несмотря на имеющиеся достижения [Горские евреи 1999: 69–85, 125–135, 137–141 и др.; Дымшиц 2018: 160–207; Норкина 2020: 102–110; Рамазанова 2010; 72–80; Рамазанова 2011: 89–97; Рамазанова 2014 а; Рамазанова 2014 b; Акопян 2016 а: 52–58; Коваленко 2009; Исход 2000; Дзагов 2012: 46–56], наблюдается определенный дисбаланс в изучении прошло-го горских евреев Северного Кавказа именно ХХ в.; лучше, по сравнению с 1920-ми и 1930-ми гг., исследован позднеимперский период и революционные события в жизни их общин, а также трагические события Холокоста. Имеются и другие хронологические лакуны – даже в одном из крупнейших обобщающих трудов, по словам С.Н. Амосовой, «нет истории горских общин после 1945 г.» [Амосова 2020: 293]. Между тем, в ряде случаев история локальных групп гор-ских евреев (напр., х. Богдановки и х. Ганштаковки), имеет прямое отношение к более раннему периоду, а именно – к концу 1920-х гг., когда в ходе конкретных мероприятий и были целенаправленно созданы (причем, из разных по составу и происхождению горско-еврейских групп) указанные населенные пункты. Одна-ко, до недавнего времени в историографии можно было встретить излишне обобщенные сведения о реализации данного переселенческого проекта: «...в районе Моздока не без проблем были созданы два горско-еврейских переселен-ческих поселка Богдановка и Гантштаковка. Основное их население составили беженцы периода Гражданской войны из Джегонаса, Баталпашинска и Хасавюр-та» [Куповецкий 2018: 304]. Собственно, исследователи только приступают к «сквозному» изучению истории указанных горско-еврейских населенных пунктов, в пространстве кото-рой 1920-е – 1930-е гг. занимают ключевое место [Акопян 2016 а: 52–58; Гор-ские евреи 1999: 126–131]. В многочисленных новейших трудах по истории Ка-бардино-Балкарской автономной области (КБАО) 1920-х – 1930-х гг. явно не достает материала о Горско-Еврейской колонии, история которой только в по-следнее время стала предметно изучаться на основе новых выявленных доку-ментальных данных [Сень 2023: 57–68]. Здесь налицо отмеченный выше дисба-ланс: освещение раннесоветского периода в жизни нальчикских горских евреев явно уступает по интенсивности/результативности изучению их прошлого, ска-жем, рубежа XIX–ХХ вв., а также периода 1940-х гг. [Мурзаханов, Норкина 2020: 129–139; Дзагов 2012: 129–139; Мурзаханов 2017: 120–127]. Существен-ные находки, применительно к истории Горско-Еврейской колонии, были не-давно сделаны автором при изучении фондов двух архивов Кабардино-Балкарской Республики (далее – КБР): Управления центрального государствен-ного архива Архивной службы КБР (УЦГА АС КБР; напр., ф. Р-2, Р-23) и Управления Центра документации новейшей истории Архивной службы КБР (УЦДНИ АС КБР; напр., ф. П-1). О тех же проблемах источникового характера можно сказать применитель-но к изучению горских евреев Грозного 1920-х – 1930-гг., участников затрону-тых выше переселенческих процессов и, помимо прочего, одной из старожиль-ческих горско-еврейских групп. Не считая некоторых историографических до-стижений конца 1990-х гг., а также относительно недавнего научно-популярного труда [Елизаров 2012; Горские евреи 1999: 184–185], новые существенные дан-ные об этой группе давно в науке не пополнялись. Наиболее заметные достиже-ния – в части пополнения источников – произошли в последние год-два – когда в научный оборот стали вводиться документы из ф. Р-1484 Государственного архива Ростовской области (ГАРО), в т.ч. связанные с деятельностью Терского и Грозненского отделения ОЗЕТ. В случае с документированием советского прошлого грозненских горских евреев значение таких документов возрастает в связи с тем, что архивы Чеченской Республики существенно пострадали в 1990-е гг. Реконструировать их прошлое, опираясь на фонды АУП ЧР, к сожалению, невозможно. Сплошной просмотр ряда архивных дел в ф. Р-1390, ф. Р-1484 ГАРО за середину – вторую половину 1920-х гг. позволил автору привести но-вые аргументы в пользу решения давнего и дискуссионного в науке вопроса – о месте пребывания в середине – второй половине 1920-х гг. большей, как выяс-няется, части населения бывшего Джегонасско-Еврейского поселка Кубанской области (с начала 1920-х гг. – с. Джегонасского Карачаево-Черкесской автоном-ной области – далее КЧАО). Это действительно оказалась ст-ца Невинномыс-ская Армавирского округа СКК [ГАРО. Ф. Р-1484. Оп. 1. Д. 35. Л. 5; там же. Ф. Р-1484. Оп. 1. Д. 47. Л. 38, 72; там же. Ф. Р-1390. Оп. 6. Д. 328. Л. 12; там же. Ф. Р-1390. Оп. 6. Д. 203. Л. 24]; автором получены новые для науки данные о судьбе джегонасских горских евреев середины 1920-х гг., сконцентрировавшихся в Армавирском округе СКК (прежде всего – в ст-це Невинномысской) и «обнару-женных» властями в ходе реализации одного из этапов заселения горскими ев-реями Терского округа. Согласно данным от 2 июля 1927 г., в ст-це Невинно-мысской насчитывалось горских евреев «140 хозяйств до 600 едоков», которые по планам Севкавкомзет должны были быть переселены оттуда в 1927/1928 г. [ГАРО. Ф. Р-1390. Оп. 6. Д. 326. Л. 10]. К августу 1928 г. на Степновских фон-дах Терского округа обосновалось уже 20 семейств горских евреев (т.н. джего-насцев), желавших остаться на зиму и сумевших перевезти на эти земли свои семьи [ГАРО. Ф. Р-1484. Оп. 1. Д. 47. Л. 10–11]. Интересна одна из форм само-организации (и, конечно, групповой идентичности) горских евреев, проживав-ших на территории Армавирского округа: 1 февраля 1928 г. на заседании прав-ления Терского правления ОЗЕТ было заслушано письмо «Кубано-Еврейского Товарищества Джегонасских горских евреев» [ГАРО. Ф. Р-1484. Оп. 1. Д. 47. Л. 104). Кроме того, автором выявлены в ГАРО новые документальные данные о причинах и обстоятельствах разрушения Джегонасского (Джегонасско-Еврейского) поселка и трагической судьбе его жителей. Как оказалось, к этому не были причастны карачаевцы, а, как сказано в документе, «белогвардейцы» (в другом документе указано на А. Шкуро: ГАРО. Ф. Р-1390. Оп. 6. Д. 203. Л. 12); другое дело, что карачаевцы, после ухода выживших горских евреев, заняли их земли, возведя там свои постройки [ГАРО. Ф. Р-1390. Оп. 6. Д. 328. Л. 2]. По-сле случившихся событий (важно, что уже в 1920 г. джегонасцы массово про-живали в ст-це Невинномысской: ГАРО. Ф. Р-1390. Оп. 6. Д. 328. Л. 12 об.) эти горские евреи вернулись на территорию КЧАО, ходатайствуя с 1925 г. о наделе-нии их землей. Власти автономной области пытались решить вопрос о новом месте жительства для бывших джегонасцев на территории КЧАО – в т.ч. по просьбе самих джегонасцев; но это вызвало ряд конфликтных ситуаций, причем выясняется, что в свой старый поселок горские евреи не намерены были массово возвращаться [ГАРО. Ф. Р-1390. Оп. 6. Д. 328. Л. 2; там же. Ф. Р-1390. Оп. 6. Д. 203. Л. 5–5 об., 6, 8, 9, 10, 11 и др.]. Данный вопрос так и не был решен положительно для джегонасцев [ГАРО. Ф. Р-1390. Оп. 6. Д. 203. Л. 18] – вот почему на по-вестку дня был вскоре поставлен вопрос о выделении для них земельных участ-ков в Степновском р-не Терского округа СКК [ГАРО. Ф. Р-1390. Оп. 6. Д. 203. Л. 21]. Власти подчеркивали, что переселение джегонасцев в пределы Терского округа (где располагались т.н. моздокские земельные фонды, тоже предназна-ченные для горских евреев) будет способствовать тому, что получится «почти единая территория, заселенная горскими евреями, что даст возможность органи-зовать национальную административную единицу» [ГАРО. Ф. Р-1390. Оп. 6. Д. 203. Л. 24 об.]. Наконец, немаловажная деталь – сами джегонасцы не особенно радовались предстоящему переселению – их «представители… не соглашаясь на переселение в Терокруг, настаивают на отводе им земли в Карачае, Черкесии и Кубани» [ГАРО. Ф. Р-1390. Оп. 6. Д. 203. Л. 24 об.]. В 2023 г. нашими коллегами были обнаружены новые важные документы в ходе работы экспедиции проекта «Комплексное социо-антропологическое ис-следование горско-еврейской общины города Пятигорска», поддержанного Ев-рейским музеем и центром толерантности (г. Москва). Это два документальных машинописных источника с рукописной правкой, поступившие от О.С. Шауловой (в девичестве Давыдовой, 1931 г.р., уроженки с. Богдановка, проживающей в г. Кисловодске, супруги С.А. Инотаева): – Инотаев С.А. Трагическая история еврейских общин на Кавказе. Краткий очерк [Инотаев а]; – Инотаев С.А. Автобиография участника войны, ветерана труда, инвалида 2-й группы Инотаева Семена Акимовича [Инотаев b]. Так вот, из автобиографии уроженца с. Джеганас (быв. Джегонасско-Еврейского поселка Кубанской обл.) С.А. Инотаева (1908 г.р.) следует, что набег сотни генерала А.И. Шкуро на поселок действительно имел место, причем до 1921 г. [Инотаев b: 2–3]. По словам С.А. Инотаева, «село Джеганас было полностью уничтожено, а случайно оставшиеся в живых наши односельчане разбрелись по Северному Кавказу, кто в Ставропольский Край, кто в Гор. Моз-док, Нальчик, Грозный, Осетию, Дагестан» [Инотаев b: 2]. Семья самого С.А. Инотаева перебралась в ст-цу Невинномысскую [Инотаев b: 4], причем указанное свидетельство имеет для нас принципиальное значение: часть джего-насских евреев проживала там еще в 1927 г. [Инотаев b: 6]. Другой источник, автором которого тоже являлся С.А. Инотаев, сообщает важные данные о не только о процессе переселения джегонасских евреев в Терский округ СКК, но и о персональной коммуникации между разными горско-еврейскими группами по данному поводу. К примеру, он пишет: «…многие («из наших селян». – Д.С.) пришли к выводу, что надо собраться где-то в одном из городов Кавказа, обсу-дить и принять решение о том, как быть им дальше. Было принято решение: в гор. Грозном или Нальчике собраться главам семей наших селян для обсужде-ния этой проблемы. В сентябре 1928 г. такое собрание было совано (sic! – Д.С.) в Гор. Грозном. На нем присутствовало 58 человек. Возглавил эту инициативу мой дядя Израев Сафрон по-еврейски Тукли» [Инотаев а: 25]. К слову, одним из первых представителей новейшей историографии, кто обнаружил другие документальные данные о переселении джегонасских евреев в ст-цу Невинномысскую, был В.Ю. Коваленко [Коваленко 2009: 138–142], за-щитивший диссертацию о евреях Ставрополья и Кубани конца XIX в. – первой трети XX в. Правда, к версии о причастности подчиненных генерала А. Шкуро к изгнанию горских евреев из указанного селения В.Ю. Коваленко отнесся скеп-тически [Коваленко 2009: 139–140]. Это мнение автора опровергается много-численными документальными источниками из фондов ГАРО. О причинах пе-реселения джегонасских евреев именно в ст-цу Невинномысскую, указывал В.Ю. Коваленко, наверняка неизвестно. Не исключено, что речь могла идти о ее торговом значении, а также о стремлении джегонасских евреев объединиться там с другими горскими евреями [Коваленко 2009: 142]. Он же подробно иссле-довал опыт «осельчанивания» горских евреев, а именно – их жизни в колхозах, основанных в х. Богдановка – к-з «Дружба» (позже – к-з им. Кагановича) и х. Ганштаковка (позже стал называться х. Менжинский) – к-з «КИМ» [Коваленко 2009: 159–239]. Он же сделал важное уточнение о том, что среди горских евре-ев, переселявшихся, например, в Степновский р-н Терского округа СКК, были как джегонасцы, так и грозненские горские евреи. Кроме того, В.Ю. Коваленко одним из первых поставил на повестку дня вопрос о новых советско-партийных выдвиженцах из среды местных горских евреев. В.З. Акопян, опираясь на прочную источниковую базу, исследовал важный для науки вопрос о землеустройстве горско-еврейских беженцев на Юге России в 1920-е – 1930-е гг. [Акопян 2016 а: 52–58]. Не со всеми выводами В.З. Акопяна можно согласиться. Излишне категоричным предстает мнение о том, что масштабные проекты по земельному устройству (аграризации) северо-кавказских евреев в первые советские десятилетия можно охарактеризовать так: «Грандиозные замыслы, но ничтожные результаты» [Акопян 2016 а: 57]. Одна-ко, акцент на количественных показателях и на затратах «огромных средств» [Акопян 2016 а: 58] не может в полной мере отразить результаты системной трансформации горско-еврейского населения Северного Кавказа. Кроме того, власти и учреждения разных уровней пошли на реализацию специального про-екта в отношении горских евреев (как старожильческих, так из числа беженцев). Впрочем, среди несомненных заслуг этого историка – поиск и ввод в научный оборот новых архивных источников (Центр документации новейшей истории Ростовской области – ЦДНИРО и Государственного архива Ростовской области – ГАРО), показ событий переселения разных групп горских евреев в Терский округ СКК в контексте активной деятельности краевых и местных отделений Комзет и ОЗЕТ, рассмотрение разных возможных вариантов расселения горских евреев по территории СКК, исследование различных практик адаптации пересе-ленцев на новых землях и пр. Перспективен и предложенный В.З. Акопяном подход по исследованию конфессиональной политики властей в отношении ев-рейских религиозных организаций на Юге России в 1920-е гг. [Акопян 2016 b: 213–222]. На широком историческом фоне и материале автор рассмотрел и судьбы культовых сооружений горских евреев. В данном отношении не менее перспективно системно исследовать вопрос об истории синагог у горских евреев в ХХ в., как несомненных организующих центров их жизни, в сравнении позд-неимперского периода с советским [Шапиро 2020], заодно ставя на повестку дня вопросы о составлении списка раввинов, скажем, за первую половину ХХ в. и о роли религии в жизни горско-еврейских общин на территории СКК 1920-х – 1930-х гг. В капитальном труде В. Дымшица исследована очень важная и по-прежнему недостаточно изученная тема – политическая активность горских ев-реев 1920-е гг.; кроме того, подробно охарактеризовано экономическое поло-жение горских евреев в СССР 1920-х – 1930-х гг., а также их землеустройство – с учетом проблем и несомненного опыта разных локальных горско-еврейских групп [Горские 1999: 75–85; 121–143]. Он же рассмотрел несколько кейсов из истории антисемитизма на Северном Кавказе 1920-х гг. [Горские евреи 1999: 196–198], которые, несомненно, стоит использовать в ходе специального иссле-дования об антисемитизме на территории СКК по отношению как к ашкеназам, так и к горским евреям. Л.С. Гатагова рассмотрела данный вопрос более по-дробно [Гатагова 2008: 74–85]; ее выводы тоже можно использовать при изуче-нии жизни разных групп горских евреев 1920-х гг. Так, исследователь полагает, что в 1920-е гг. антисемитизм на Северном Кавказе вытеснил «привычную» для населения региона армянофобию; наиболее явным тому подтверждением стала эволюция отношения северокавказских народов к горским евреям: от латентно-го неприятия (прежде всего, из-за конфессиональных различий) до открытой эт-нической неприязни, проявившейся в насилии и погромах» [Гатагова 2008: 84]. Вероятно, такое отношение к горским евреям могло быть актуализовано не-сколько раньше – в период революций 1917 г. и Гражданской войны. Собствен-но, беженцами они стали именно тогда, хотя тема антисемитизма действительно не исчезла с вовлечением горских евреев в советскую действительность. При этом стоит заметить, что наиболее пострадавшими в 1920-е гг. в данном отно-шении оказались горские евреи Дагестана [Рамазанова 2011: 95–96; Рамазанова 2014 b: 87–99]. Вместе с тем, почти отсутствуют (не выявлены) данные об анти-семитских преследованиях за тот же период джегонасских, нальчикских горских евреев или, например, горско-еврейского населения х. Богдановка и х. Ган-штаковка Терского округа СКК. Более того, отработав существенные объемы архивных документов 1920-х гг., можно утверждать, что население Горско-Еврейской ко-лонии КБАО (в отличие, скажем, от горских евреев Дагестана) не ощутило на себе заметных проявлений ни т.н. бытового антисемитизма, ни антисемитизма со стороны отдельных советских и партийных служащих (не путать с государ-ственным антисемитизмом в СССР более позднего времени). Заключение Полагаю, что предложенный автором историографический обзор может за-дать некоторые перспективные направления по дальнейшему изучению и си-стемному осмыслению истории и культуры горских евреев 1920-х – 1930-х гг. Было доказано, что в историографии имеет место определенный дисбаланс в изучении прошлого горских евреев Северного Кавказа ХХ в.; лучше, по сравне-нию с 1920-ми и 1930-ми гг., исследован позднеимперский период и революци-онные события в жизни горско-еврейских общин, а также трагические события Холокоста. Между тем, уже в 1920-е гг. существенно изменились быт, хозяй-ственные занятия, пространственное размещение и многие социальные характе-ристики горских евреев, которые (правда, не все) пусть и разновременно, но оказались на территории СКК. Показано, что эти процессы затронули все основ-ные группы горско-еврейского населения, которые вполне репрезентативно изу-чать на примере джегонасских, дагестанских, нальчикских, моздокских и гроз-ненских горских евреев. Историкам еще предстоит выявить и сравнить соответ-ствующие практики советских и иных структур по решению «еврейского вопро-са» применительно как к ашкеназам, так и к горским евреям, совпадавшие дале-ко не во всем. Собственно, в рамках решения «еврейского вопроса» уместно го-ворить о «горско-еврейском вопросе», который также обладал политическим и социально-экономическим звучанием. При этом нельзя ограничиваться иссле-дованием только экономических проблем горских евреев (в контексте их агра-ризации/«осельчанивания»), или, скажем, их вклада в создание двух новых наиболее заметных («моноэтичных») населенных пунктов на территории СКК – х. Богдановка и х. Ганштаковка. Предстоит решение ряда смежных исследова-тельских проблем, среди которых: – религиозная политика советской власти и судьба синагог (или же молит-венных домов, как, например, в х. Богдановка и х. Ганштаковка), а также рели-гиозных деятелей из среды горских евреев; – происхождение и состав переселенческих партий горских евреев – в кон-тексте новой локализации тех или иных их групп на Северном Кавказе. Так, бы-ла сделана важная находка, позволившая уточнить данные о происхождении и составе моздокских горских евреев. Так, согласно данным Северо-Кавказского крайисполкома за декабрь 1926 г., в г. Моздоке проживали горские евреи «в числе около 1000 человек, в прошлом крестьяне из Хасаф-Юрта» (так в тексте. Речь идет о слободе Хасавюрт в Дагестане. – Д.С.), занимающиеся «кустарной обработкой кожи или мелкой торговлей» [ГАРО. Ф. Р-1390. Оп. 6. Д. 326. Л. 1]. – формы и методы коммуникации самих горских евреев с властями разного уровня, а также с краевыми и местными отделениями ОЗЕТ (напр., Терское и Грозненское отделения ОЗЕТ) и Комзет; – формирование «новых лидеров» среди горско-еврейских групп в 1920-е – 1930-е гг. и новые «социальные лифты» (руководство избами-читальнями, по-ступление молодежи на рабфаки, их вступление в ряды РКП(б)/ВКП(б) и в ряды РКСМ, работа на должностях председателей колхозов и пр.); – эволюция быта и традиционных занятий горских евреев под влиянием «аграризации»; колхозное строительство и жизнь населения горско-еврейских хуторов; – взаимоотношения горских евреев и евреев-ашкеназов; – «коренизация» и культурное развитие горских евреев СКК, включая т.н. татизацию; – «старые» и «новые» локальные идентичности горских евреев СКК под влиянием переселенческих и иных процессов; – межгрупповые (включая генеалогические) связи в пространстве коммуни-кации локальных горско-еврейских групп; – исследование демографической ситуации (а также брачности и семейно-брачных отношений, включая формы заключения браков и пр.) в общинах гор-ских евреев СКК, включая их статистический учет властями, который, кстати, нельзя свести только к переписям 1917 г. – 1930-х гг. [Аверьянов 2020: 105]. Напротив, учет количества горских евреев регулярно осуществлялся властями в разных формах, причем еще в первой половине 1920-х гг. Так, согласно годо-вому отчету совета национальных меньшинств Северо-Кавказского краевого от-дела народного образования за 1924/1925 г., евреев на территории СКК насчи-тывалось 41 192 чел., причем в эту цифру, судя по содержанию документа, включались и горские евреи [ГАРО. Ф. Р-64. Оп. 1. Д. 234. Л. 12]. Другой при-мер – согласно данным Северо-Кавказского краевого земельного управления от 23 сентября 1925 г., «горские евреи, издавна проживающие в крае» насчитывали примерно 1500–1600 семей или 10000 чел. [ГАРО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 301. Л. 2]. – антисемитизм и «социальное самочувствие» горских евреев СКК. Наконец, одна из важнейших исследовательских задач, по мнению автора, поиск и ввод в научный оборот новых источников – нарративных, визуальных (включая фотографии), документальных – по истории горско-еврейских общин СКК. Соответствующие документальные комплексы в некоторых случаях утра-чены, об этом писалось выше. В других случаях ситуация выглядит более обна-дёживающей; необходимо, среди прочего, соотнести новое пространственное размещение горских евреев СКК с деятельностью тех фондообразователей, ко-торые включали (могли включать) их в свое функциональное (идеологическое, управленческое и т.п.) пространство. Прежде всего, речь идет об управленче-ских и иных структурах СКК с центром в г. Ростове-на-Дону. Например, совре-менным исследователям стоит более внимательно отнестись к выявлению доку-ментов в ф. Р-7 (Северо-Кавказский крайком ВКП (б)) ЦДНИРО. Еще большее количество находок по истории горских евреев на территории СКК последовало в ходе подробного изучения единиц хранения из нескольких фондов ГАРО). Назову среди них следующие: – Р-64 (Отдел народного образования крайисполкома (Крайоно)); – Р-1390 (Азово-Черноморское краевое земельное управление (КрайЗУ) краевого исполнительного комитета Совета депутатов трудящихся); – Р-1484 (Азово-Черноморский краевой совет Всесоюзного общества по земельному устройству трудящихся евреев СССР (Азчеркрайозет). Название фонда не должно «смущать» исследователей при работе над историей горских евреев времени существования СКК. Во-первых, данная организация изначально называлась по-другому: «Северо-Кавказское областное правление общества по земельному устройству трудящихся евреев («Озет»). Во-вторых, в данном фон-де находится 121 единица хранения за 1924–1937 гг., при том, что Севкавозет был учрежден 1 марта 1926 г. [Акопян 2016 a: 53]. – Р-1485 (Исполнительный комитет Азово-Черноморского краевого Совета депутатов трудящихся (Азчеркрайисполком)). В данном фонде также хранятся документы за период существования СКК. Важно обратить на документирова-ние деятельности краевого «Комзет», точнее «Комитета по земельному устрой-ству трудящихся евреев» при крайисполкоме. Он был организован не просто «в течение года» после создания рабочей группы 1 июня 1925 г. [Акопян 2016 a: 53], а 28 января 1926 г. согласно постановлению Большого Президиума Северо-Кавказского крайисполкома от 28 января 1926 г. [ГАРО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 301. Л. 8–9]. – Р-2607 (Северо-Кавказское районное переселенческое управление при краевом земельном управлении); – Р-2608 (Переселенческий комитет при президиуме Азово-Черноморского крайисполкома). Благодаря многомесячной архивной эвристике (в т.ч. с неизвестными ранее в науке документами СевкавкрайОЗЕТ и краевого Комзет при крайисполкоме), автором были введены в научный оборот новые документальные источники се-редины 1920-х – начала 1930-х гг., позволившие детализировать процессы засе-ления разными горско-еврейскими группами т.н. моздокских и степновских фондов Терского округа СКК; уяснить принципы сбора информации различны-ми структурами о разных группах горских евреев; собрать сведения о составе таких переселенческих групп и формах их коммуникации с властями; кроме то-го – удалось поставить на повестку дня и частично решить новые исследова-тельские задачи, в т.ч.: – изучение основных и «побочных», в т.ч. ранее малоизученных в науке, планов со стороны властей расселить горских евреев по территории СКК в кон-тексте расзновектороной переселенческой политики советской власти (попытки размещении еврейского населения в Крыму; в Донском и Сальском округах СКК и т.д.); – определение происхождения и состава горско-еврейских переселенческих групп, переселяемых или предназначавшихся к переселению на территорию Терского округа СКК; – появление новых горско-еврейских лидеров в условиях (пе-ре)конструирования группы. Полагаю, что в целях успешного источникового осмысления (решения) за-явленных в статье вопросов, изучения перспективных тематических направле-ний потребуется новый этап архивной эвристики, прежде всего, в государствен-ных архивах: ГАКК, ГАРО, ГАСК, УЦГА АС КБР, УЦДНИ АС КБР, ЦДНИРО. Благодарности: Выражаю благодарность д.и.н. А.В. Аверьянову (Инсти-тут истории и международных отношений Южного федерального университета) за указание на дела № 326 и № 328 из ф. Р-1390 ГАРО.

About the authors

Dmitriy Vladimirovich Sen

Southern Federal University, Rostov-on-Don, Russia.

Email: roman.skripkin97@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-5222-4685

References

Supplementary files