Problems of documenting medieval epigraphic monuments of North Caucasus (using the example of the Karachay-Cherkessian Republic)

Full Text

Несмотря на большой прогресс в методах документирования археологических памятников, эпиграфические памятники на территории Северного Кавказа остаются малоизученными с помощью современных технологий. Между тем, качественное документирование памятника предваряет ряд ключевых методологических проблем. Сохраняется проблема сбора фактического материала, уточнения его хронологических рамок, систематизации и свода большого объема графических данных.

С начала XX в. на территории Северного Кавказа, в частности Карачаево-Черкесии, обнаружено большое количество эпиграфических памятников с неидентифицируемыми надписями, данные о них введены в научный оборот. Надписи на греческой, арабоязычной и тюркоязычной основе рассмотрены в трудах Л.И. Лаврова [Лавров 1966; Лавров 1968; Лавров 1980]. Однако остается большой пласт знаковых элементов, не поддающихся аргументированным исследованиям: руноподобные, тамгообразные и геометрические знаки и рисунки на твердых поверхностях (в основном каменных и наскальных). Данный материал до настоящего времени не систематизирован, свода петроглифических надписей в регионе нет. Материал зафиксирован в том или ином качестве в отчетах археологов и эпиграфистов. В большинстве случаев предпринимались отдельные попытки осмысления содержательного характера знаков, что приводило зачастую к неубедительным выводам и дешифровкам. Ставились вопросы и к методике изучения смыслового содержания знаков [Марковин 1988а]. Попытки систематизации и поиск параллелей средневековых рунообразных символов, найденных на территории Карачаево-Черкесии с другими руническими символами Северного Кавказа, предприняты в работах В.А. Кузнецова [Кузнецов 1963: 298-305], В.И. Марковина [Марковин 1988а], И.Л. Кызласова [Кызласов 1994]. Осмысление и прочтение знаков с помощью тюркских рунических символов были предприняты рунологами О.А. Мудраком [Мудрак 2017], С.Я. Байчоровым [Байчоров 1977], А.М. Щербаком [Щербак 1971].

Первую попытку систематизации и осмысления графической основы знаков, найденных на территории Карачаево-Черкесии, предпринял К.М. Петрелевич, руководитель археологических работ, осуществляемых в 1940 г. Карачаевским учительским институтом. Случайно обнаружив вблизи Карачаевска двадцать шесть камней с большим количеством знаков, исследователь попытался разделить знаки на «культурные слои». Ценным для эпиграфики оказалось то, что К.М. Петрелевич тщательно зафиксировал найденные артефакты, сделав зарисовки, фотоснимки и описания плит с указанием размеров и отправил отчет в Ленинградский архив института истории материальной культуры [ЛО ИИМК. Ф. 35. Д. № 16. Л. 9-63]. Впоследствии данные артефакты не раз упоминались у археологов, работавших на территории Карачаево-Черкесии, однако специального эпиграфического рассмотрения так и не получили. В статье В.А. Кузнецова указывается, что фотоснимки этих камней после Великой Отечественной войны случайным образом попали к немецкому археологу А. Хойслеру [Кузнецов 2005]. Нестихийность средневековых зарисовок и научная значимость знаков выявилась, когда А. Хойслер обнаружил европейские аналогии кавказских знаков. Рассмотрев знаки, исследователь приходит к выводу, что они имеют аналогии в Европе и большую «научную значимость» [Кузнецов 2005]. Средневековые петроглифы и руноподобные символы, при всем своем ареальном разнообразии и кажущейся «хаотичности», скорее всего, выявляют закономерность развития знаковой системы. Семантика наскальных рисунков и изображений на камнях неразделима с культурно-историческим контекстом региона. Подобно тому, как изучение эволюции орнамента на керамике дает ценнейший материал для истории, так, и исследование и культурная атрибуция знаков и их эволюции может выявлять как культурную диффузию на территории Северного Кавказа, так и миграционные процессы.

Таким образом, на сегодняшний день есть накопленный материал и исследовательский опыт работы с петроглифами. Несмотря на несомненную историческую значимость эпиграфических памятников, остаются вопросы к методам их документирования в дальнейшем. На протяжении XX в. документирование эпиграфических артефактов осуществлялось доступными средствами, в основном аналоговыми и контактными. С возникновением аналоговой фотографии методы документирования эпиграфических методов значительно упростились.

Коротко рассмотрим основные эпиграфические памятники, обнаруженные на территории Карачаево-Черкесской Республики, для выявления методов их документирования на разных этапах исследования, описания и рассмотрения в научной литературе.

Изображения в балке Сутул. Наскальные изображения открыты в 1976 г. Г.Х.-У. Текеевым в верховьях Урупа [Текеев 1978: 91]. Рисунки описаны и датированы археологом VI-VII вв. Представляют собой множество наскальных изображений (более ста), нанесенных охрой разных оттенков. Рисунки в несколько слоев, наносились на протяжении длительного периода. Помимо единичных антропоморфных и зооморфных изображений (предположительно лошади), а также фантастических существ, присутствуют и различные символы в виде розеток, кругов с точками внутри (солярные символы), лесенок, решеток. Присутствуют признаки композиционного объединения знаков.

Позже памятники были более подробно изучены экспедицией под руководством С.Я. Байчорова. Памятники документированы аналоговыми методами: описанием и фотоснимками. Исследователь отнес знаки к раннетюркским руническим символам [Байчоров 1987: 5-26].

Петроглифы ущелья Хасаут. Первый памятник с геометрическими изображениями обнаружен Т.М. Минаевой при исследовании скальных могильников в ущелье Хасаут [Минаева 1971: 99-103]. Памятник описан коротко, а символы зарисованы [Минаева 1971: рис. 23]. Датировка исследовательницы приблизительная – VI–VIII вв.

Другие изображения Хасаутского могильника открыты в 2014 г. совместной экспедиций Государственного музея искусств народов Востока (Москва) и предприятия «Наследие» (Ставрополь) [Фоменко 2016: 86] под руководством В.Р. Эрлиха. В ходе исследований сделаны фотоснимки пяти местонахождений с надписями, сделанными охрой. Наряду со сценами охоты здесь присутствуют геометрические композиции, различные символы, в том числе солярные символы. Некоторые орнаментальные элементы этих изображений имеют аналогии в памятниках эпохи бронзы, в то же время нельзя исключать для них и датировку временем сооружения могильника. Специальные публикации по найденным рисункам отсутствуют.

Каменные плиты, найденные у Красновосточного аула. Памятники обнаружены в 1973 г. экспедицией Карачаево-Черкесского областного краеведческого музея в окрестностях аула Красный Восток. Представляют собой три каменные плиты, одна из которых высотой два метра. На двух плитах есть различные изображения, среди которых тамгообразные и руноподобные символы. На третьем камне надписи с неидентифицируемой графической основой [Текеев, Биджиев 1973: 127]. Датированы Средневековьем. Камень с тамгами указан в числе перечисляемых абазинских тамг у Е.Н. Даниловой и Л.И. Лаврова [Данилова 1984, Лавров 2009]. С.Я. Байчоров относит надписи в репертуар древнетюркской рунической надписи [Байчоров 1977].

Каменные блоки Сентинского храма с надписями. Памятники с петроглифами открыты и документированы с помощью описания В.М. Сысоевым в 1913 г. [Сысоев 1913]. Изображения датированы ранним Средневековьем. Представляют собой каменные блоки с петроглифическими символами в виде геометрических узоров, змеевидных символов и треугольников. Впоследствии изображения на каменных блоках в кладке храма коротко отмечены в работе В.И. Марковина [Марковин 1988б]. Исследователь считает, что, судя по петроглифам, Сентинский храм построен на месте более древнего святилища.

Камни с петроглифами возле Карачаевска. Камни с надписями известны по архивной рукописи К.М. Петрелевича [ЛО ИИМК. Ф. 35. Д. 16. Л. 9-63]. Обнаружены в количестве 26 штук. Памятники документированы с помощью зарисовок с указанием размеров и фотоснимков. Знаки на момент нахождения были уже сильно повреждены. Часть антропоморфных и зооморфных изображений исследователи относят к аланскому времени. Есть и более ранние петроглифы – счетные знаки II тысячелетия до н. э. В.И. Марковин в своей статье приводит знаки по публикации А. Хойслера, с характеристиками знаков, особенно выделяя солярные символы [Марковин 1979]. Преобладающее большинство петроглифов представляют собой схематизированные антропоморфные знаки. Есть чашечные углубления, концентрические круги, перечеркнутые посередине, трезубцы, решетки, крестообразные символы, а также тамгообразные символы и счетные знаки. Знаки систематизированы по типу изображений у В.А. Кузнецова [Кузнецов 2005], а также есть попытки обобщения знаков у В.И. Марковина с петроглифами Чечни, Дагестана и Осетии [Марковин 1979].

Камни Амгатинского городища. Памятники обнаружены и документированы с описанием надписей в отчете К-М. Петрелевича в 1940 г. [ЛО ИИМК. Ф. 2. Д. 7. Оп.1]. Представляют собой три каменные плиты, предположительно имеющие отношение к городищу на р. Амгат. На одной из них изображен ритуальный танец, на второй зооморфные изображения. На третьей изображен всадник с луком в руках и тамга в виде стержня на горизонтальной основе и полукруга на верхнем конце. В данный момент камни утрачены [Минаева 1971]. Памятники рассмотрены в работах И.А. Владимирова, Т.М. Минаева, В.А. Кузнецова [Владимиров 1901; Минаева 1971; Кузнецов 1962].

Камни Хумаринского городища. Камни с надписями обнаружены в 1960 г. при строительных работах на Хумаринском городище в верховьях р. Кубань. В 1962 г. надписи были осмотрены и документированы В.А. Кузнецовым. Памятники получили подробное специальное рассмотрение в работе В.А. Кузнецова с указанием размеров плит и с приведением фотоснимков [Кузнецов 1963]. В работе отмечены семь плит, некоторые надписи не сохранились до приезда специалистов и известны лишь по случайным зарисовкам жителя села С. Белоброва. На плитах представлены руноподобные символы в несколько строк, и отдельные тамгообразные знаки. Часть плит хранится в РГБУ «Государственный Карачаево-Черкесский историко-культурный и природный музей-заповедник им. М.О. Байчоровой».

Некоторые тамгообразные знаки обнаружены позже в 1977 г. Х.Х. Биджиевым [Биджиев 1977]. С.Я. Байчоров отнес их к тюркским рунам. Большинство плит датировано по аналогии с найденной керамикой в городище второй половиной IX – началом XI вв. К большинству надписей исследователем определены идентичные древнетюркские рунические символы. Хумаринские надписи рассмотрены также в работах С.Я. Байчорова [Байчоров 1977], И.Л. Кызласова [Кызласов 1994], Т.М. Минаевой [Минаева 1971], Х.Х. Биджиева [Биджиев 1977; Биджиев 1983], М.А. Хабичева [Хабичев 1981].

Каменная плита на Гиляче. В 1962 г. возле городища на р. Гиляч была найдена каменная плита студентами КЧГПИ. На ней имеется изображение всадника с конем. Памятник с указанием размеров плиты описан Т.М. Минаевой [Минаева 1971; Минаева 1968; Минаева 1969]. По форме и характеру изображения она близка плите из Амгаты. Т.М. Минаева предполагает, что плита была частью дольменообразного склепа [Минаева 1971: 69]. С.Я. Байчоров обнаружил недалеко от городища Гиляч еще надписи, которые он отнес к древнетюркской рунической письменности [Байчоров 1987]. Датированы предположительно IX–XII вв.

Надписи в Токмак-Кая. Надписи обнаружены Т.М. Минаевой в балке рядом с горной вершиной Токмак-Кая, на потолке катакомбного могильника [Минаева 1971: 79]. Знаки, по мнению исследовательницы, нанесены в разное время, от раннего до позднего Cредневековья. Выделяются символы солярного типа, сердцевидные, в виде круга с линией посередине или точкой, а также круг внутри которого изображение в виде вилки. Есть также символы, напоминающие арабские буквы. Аналогичные знаки обнаружены в Поднестровье и на Кавказе. Как считает Т.М. Минаева, знаки нанесены в разное время и не связаны по смыслу и композиции. Солярные знаки нанесены раньше, а тамгообразные символы были нанесены позднее [Минаева 1971: 80].

М.А. Хабичев [Хабичев 1970: 64-69; Хабичев 1971: 17-22] и А.М. Щербак [Щербак 1971: 76] рассматривают аналогии токмакайских знаков с руническими. Но трактовка М.А. Хабичева подверглась критике В.А. Кузнецова [Кузнецов 1974: 80].

Плиты дольменообразных могильников у р. Кривой. Плиты открыты и исследованы В.А. Кузнецовым в 1962 г. [Кузнецов 1962: 237-238]. Датированы им же X-XI вв. Представляют собой плиты дольменообразных склепов с антропоморфными и зооморфными изображениями, бытовыми предметами (кувшин), христианскими крестами. На плитах также прослеживаются тамгообразные символы и спиралевидные символы неясного значения. Три аналогичные плиты были обнаружены у а. Верхняя Теберда [Алексеева 1992: 70]. Они так же представляли собой остатки наземных дольменообразных склепов, как и открытые В.А. Кузнецовым на р. Кривой [Кузнецов 1962: 53; Минаева 1971: 69].

Петроглифы Бейчесына. Обнаружены в 1985 г. на плато Бейчесына С.Я. Байчоровым [Байчоров 1987; Байчоров 1988]. Представляют собой двадцать три камня с различными аморфными изображениями. В основном повторяется одна и та же фигура: круг с пересеченным по центру прямым повторяется много раз. Двадцать второй камень с петроглифами похожими на ф-образные символы. Изображения подробно рассмотрены в работах С.Я. Байчорова. Исследователь усматривает изображения на камнях как средневековые камни-карты [Байчоров 1988б], а на двадцать втором камне по нему изображены рунические символы. Ряд элементов он относит к шумеро-эламскому искусству. В.И. Марковин критикует трактовку С.Я. Байчорова и считает ее неаргументированной [Марковин 2004: 57].

Проблема интерпретации данных. Представленный материал не является исчерпывающим списком эпиграфических памятников на территории Карачаево-Черкесской Республики. Аналогичные памятники отмечены археологами на дольменных постройках городища Шпиль, в городище Ахмат-Кая, Нижнем Архызе, Балке Инала, у Джегуты (Гнакызы), на Покун-Сырте и других местах [Алексеева 1992].

Как видно из данных, большинство археологов фиксировали знаки без расширенных комментариев. Преобладающее количество обнаруженных знаков отнесены карачаевскими лингвистами и археологами к раннесредневековым тюркским руническим знакам. Однако методология дешифровки исследователей зачастую вызывала критику в научной среде. Работы С.Я. Байчорова, как отмечают тюркологи, характеризуются слабой аргументацией, а зачастую и ее отсутствием [Марковин 1988а]. В контексте материала использование термина «руническое письмо» весьма условно, так как с одной стороны знаки не всегда составляли систему, для идентификации их как письменности, а с другой стороны внешнее сходство некоторых знаков со скандинавскими рунами сподвигало исследователей ошибочно относить их к «руническому письму» [Кызласов 1994]. Отнесение их к тюркским рунам также остается спорной в научной литературе, в силу географического разнообразия найденных аналогичных памятников. Памятники Карачаево-Черкесии имеют аналоги в Дагестане, Чечне, Осетии, Кабардино-Балкарии, Центральной Азии и степной полосе Европы. Крупный исследователь руноподобных символов И.Л. Кызласов пишет, что наиболее перспективным для исследователей является изучение памятников «в единственно тех географических рамках, которые совпадают с ее реальным ареалом» [Кызласов 1994].

Помимо руноподобных и тамгообразных символов выделяются так же геометрические знаки в виде точек, линий, лестниц, решеток, треугольников, представляющие общий пласт практически для всех найденных памятников.

Методы документирования памятников. Можно выделить неравномерность изучения письменных источников и здесь больше вопросов вызывают методы документирования найденных артефактов. Как следует из научных отчетов, памятники были документированы аналоговыми и контактными методами: описаниями с зарисовками, эстампированием и фотоснимками. Аналоговые методы могут быть ограничены субъективностью подхода и практической подготовки исследователя. Одни и те же надписи могут быть до неузнаваемости различны. Контактный метод документирования так же вызывает ограничения, так как при создании оттиска старые памятники могут повреждаться, а знаки на них искажаться. Фотография повышает в целом уровень читаемости надписи, но также вызывает ряд ограничений, связанных с естественным освещением.

Подавляющее большинство памятников дошло до нас в искаженном виде. Это связано как с естественными, так и антропогенными факторами. Дальнейшие публикации новых надписей не решают проблему исследования петроглифов в регионе. До решения вопросов семантического характера и этноязыковой принадлежности надписей нужна серьезная и объемная предварительная информационно-техническая обработка материала. Возможным решением проблемы может стать оцифровка всех известных памятников и создание свода надписей. Материал должен документироваться средствами современных технологий. Наиболее безопасными и современными методами документирования эпиграфических памятников является бесконтактное трехмерное моделирование и последующая математическая визуализация рельефа памятника. Фотограмметрическая обработка снимков позволит улучшить качество объекта и его читаемость.

Следующим вопросом, который следует из материала это способ классификации материала. Материал в цифровом виде наиболее удобно классифицировать и картографировать. Однако нужно быть очень осторожными при создании алгоритмов классификации в единой информационной системе. Попытки классификации петроглифических памятников с помощью графической основы знаков есть в научной литературе. Например, В.И. Марковин предлагал маркировать петроглифы по типу надписей, выделяя при этом семь групп: «1 – начертания, напоминающие знаки письменности; 2 – изображения крестов, спиралей, триквестров, солярных символов, S-видных фигур, лабиринтов, «вавилонов»; 3 – рисунки людей и животных; 4 – изображения рун и ног; 5 – изображения предметов быта и вооружения; 6 – тамгообразные знаки; 7 – геометрические начертания (орнаментальные знаки)» [Марковин 1988а: 108]. В группы, выделяемые В.И. Марковиным можно включить и руноподобные символы. С тамгообразными символами следует быть осторожными, так как включение тамгообразных символов в одну группу может быть нецелесообразным. Известно, что одни и те же тамги в разном культурно-историческом контексте могли иметь совершенно разные этнические маркировки, а также различные утилитарные функции. К примеру, тамгообразные символы на свинцовом диске из Ольвии [Яценко, Рогожинский 2021:767] в своей графической основе идентичны с тамгами абазин [Лавров 2009: 24-29, тамги 284, 874]. В одном случае это знаки сарматской знати I в. н.э., а в другом случае позднесредневековые фамильные тамги абхазо-адыгов. Очевидно, что здесь в основе классификации не может лежать только графическая основа, без учета географического и культурно-исторического контекста региона и периода. В целом, северокавказские тамги зачастую обнаруживают прямые аналогии с сармато-аланскими тамгами, на основе которых может быть прослежена общая графическая основа знаков. Также и с руноподобными символами. Как следует из литературы [Кызласов 1994], их общая графическая основа с древне-тюрскими руническими письменами не может быть основой для классификации символов в один алфавит. Следует также учитывать, что знаки, документированные контактным методом, могли быть деформированы и неточны в своем воспроизведении.

Исходя из вышесказанного, паспортизация памятников для информационной системы возможна по следующей форме:

– сведения о наименовании памятника;

– сведения о местонахождении памятника;

– сведения о времени возникновения или дате создания объекта культурного наследия;

– сведения о предыдущих методах документирования памятника контактным способом;

– сведения о культурно-историческом контексте памятника;

– 3-d модель памятника.

Классификация знаков может быть разделена по графическим, семиотическим, географическим и хронологическим признакам.

Оцифровка эпиграфического материала, паспортизация памятников и классификация знаков позволит получить доступ (в том числе и удаленный) исследователей к источникам в хорошем качестве и упростит последующую работу с семантическим контекстом материала.

Таким образом, на сегодняшний день изучение графической основы эпиграфических памятников, обнаруженных на территории Карачаево-Черкесии, осложнено отсутствием единого универсального подхода к изучению объектов в силу их разрозненности и фрагментарности. Документирование памятников с помощью современных технологий позволит повысить уровень «читаемости» надписей, без субъективных искажений знаков, решит проблему транспортировки артефактов. Оцифрованные модели памятников с надписями позволят создать свод знаков для дальнейшего изучения их графической основы и параллелей как внутри Северного Кавказа, так и за ее пределами.

About the authors

Laura A. Nagoeva

Author for correspondence.
Email: shau55@mail.ru
ORCID iD: 0000-0003-3504-9018

References

Supplementary files