Agrarian policy of the RCP (B) in the Kuban and the Black Sea region in conditions of the transition from war communism to nep: 1920–1924

全文:

Введение После прихода к власти в 1917 г. перед большевиками неизбежно возник вопрос о реализации плана построения нового государства на основах равенства и социальной справедливости. Одним из сложных вопросов для большевиков было установление диалога с крестьянством, которое надеялось на получение в собственное распоряжение достаточного количества земли. Но в условиях начавшейся Гражданской войны и возникшей в связи с этим острой нехватки продовольствия РКП(б) и СНК РСФСР были вынуждены принять ряд декретов, которые содержали комплекс мер, получивших в истории название «политика военного коммунизма». В основе этой политики лежало принудительное изъя-тие продовольствия у российского крестьянства с применением репрессий в от-ношении тех, кто отказывался исполнять декреты советской власти. Так боль-шевики лишили крестьянство возможности самостоятельно распоряжаться ре-зультатами своего труда, тем самым способствуя формированию вооруженного противостояния в российской деревне. Первые изменения в экономической политике были связаны с решениями X съезда РКП(б) в марте 1921 г. В период обострения политической ситуации осе-нью-зимой 1920–1921 гг. возникла необходимость пересмотра продовольствен-ной политики большевиков. Новые проекты экономических реформ уже разра-батывались в недрах Высшего Совета Народного Хозяйства. Свою идею выска-зывал и Л.В. Троцкий, который предлагал организовать натуральный товарооб-мен между городом и деревней, и отказаться от реквизиционной политики. Предложения Троцкого основывались на необходимости отмены продразверст-ки и замены ее продовольственным налогом, что было отклонено большин-ством Центрального Комитета партии во главе с Лениным [Протоколы… 1933: 352]. Принятая впоследствии в марте 1921 г. резолюция, с которой началась но-вая экономическая политика, устанавливала вместо продразверстки прогрессив-ный, меньший по размеру продналог, который взимался исходя из учета уро-жая, числа едоков в хозяйстве и фактического наличия скота в нем. Хозяйства беднейших крестьян, согласно резолюции, могли быть освобождены от некото-рых, а в исключительных случаях от всех видов натурального налога. Были предусмотрены и стимулирующие меры, так налоговые льготы получали кре-стьянские и казачьи хозяйства, увеличивающие свою производительность. Оставшимися после сдачи продналога излишками крестьянство могло распоря-жаться по своему собственному усмотрению, в частности для обмена на про-дукты фабрично-заводской и кустарной промышленности [Протоколы… 1933: 564–566]. Таким образом государство стремилось ликвидировать недовольство сельского населения, вызванное мерами военно-коммунистической политики и в первую очередь продовольственным вопросом. В изучении нэпа советско-российская историческая наука прошла четыре этапа: первый с 1920-х гг. до издания Краткого курса истории ВКП(б); второй связан с хрущевской политикой «оттепели»; третий 1970–1980-е гг.; и четвер-тый, постсоветский период. Содержание каждого из периодов определялось до-минированием государственной идеологии. Впервые в исторической литературе вопросы, связанные с новой экономической политикой, были рассмотрены ве-дущими партийными деятелями В.И. Лениным, Н.И. Бухариным и Л.Д. Троц-ким [Ленин 1970; Бухарин 1988; Троцкий 1923]. Изучение нэпа с исторической точки зрения началось с работы С.А. Покровского [Покровский 1930]. В 1940 г. была выпущена коллективная монография [Развитие советской экономики… 1940], одним из ключевых аспектов которой стал вопрос изучение проблем нэпа. В 1950-х гг. была опубликована работа Э.Б. Генкиной [Генкина 1954], ко-торая исследовала переход экономики Советского государства от военного коммунизма к нэпу. Подъем исследовательского интереса наблюдался в 1960-е гг. и был связан с работами М.И. Бахтина, Н.А. Воскресенской, В.Я. Левина и других [Бахтин 1961; Берхин 1970; Воскресенская 1970; Левин 1967]. Ключевые вопросы, рассмотренные учеными, определялись целями и задачами нэпа, со-держанием классовой борьбой в российской деревне. Очередной всплеск инте-реса в изучении нэпа пришелся на годы перестройки. Характерной чертой работ данного периода являлось сравнение и противопоставление моделей экономики Советского государства в 1920-е и 1930-е гг., нашедшее отражение в трудах Ю.А. Полякова, Ю.П. Бокарева, М.М. Горинова и других [Поляков 1989; Бор-дюгов, Козлов 1988; Бокарев 1989; Горинов 1990; Селюнин 1988]. Для совре-менной отечественной историографии нэпа постсоветского периода свойственно обращение к социокультурным вопросам, изучению повседневности, протестно-го движения, а также особое внимание уделено региональной специфике, что стало возможным посредством введения в научный оборот неопубликованных ранее архивных материалов [Павлюченков 1997; Крестьянство и казачество… 2017; Баранов 2019; Яхутль 2021]. Хронологические рамки статьи определяются периодом повторного уста-новления Советской власти в Кубано-Черноморской области в марте 1920 г. по осень 1924 г., когда был принят новый курс «Лицом к деревне», кардинально изменивший настроения крестьянства и казачества в связи с расширением их возможностей в политической и экономической сферах общественной жизни. Цель – изучить содержание продовольственной и земельной политики больше-виков на начальном этапе нэпа в условиях активного применения военно-коммунистических методов на Кубани и Черноморье. При написании статьи бы-ли применены сравнительно-исторический метод и концепция «новой локальной истории», что позволило определить не только противоречия внутреннего курса большевиков, но и особенности его применения на Кубани. Практика военного коммунизма на Кубани и Черноморье в 1920–1922 гг. Восстановив советскую власть в марте 1920 г. на территории Кубани и Черноморья, большевики стремились использовать сельскохозяйственный по-тенциал региона для обеспечения продовольствием населения Центральной Рос-сии. Первостепенной задачей для власти стало перераспределение земли, начавшееся на подконтрольных большевиками территории с ликвидации поме-щичьего и церковного землевладения, и передачи земли в распоряжение кресть-янства. Вторым шагом было обобществление земель и создание крупных кол-лективных хозяйств на новой технической основе, начало чему было положено в регионе с марта 1920 г. Трудности в реализации данного курса были связаны с региональной спецификой, сложившейся в земельных отношениях. Согласно данным 1917–1918 гг. регион располагал 8 550 528 дес. обрабатываемой земли, из которой 78 % владело казачество. Средний надел составлял 7,7 дес. удобной земли. Главными задачами земельной политики 1920-х гг. стали ликвидация крупной земельной общины и создание из нее ряда земельных единиц, более восприимчивых к изменениям экономического курса. На смену крупным каза-чьим станицам должны были прийти мелкие территориальные образования, ко-торые легко бы контролировались органами власти [Федина 2018]. Придерживавшимся принципам уравнительного землепользования боль-шевикам пришлось изначально пойти на компромиссные меры, чтобы не прово-цировать конфликты между крестьянством и казачеством в случае передела юр-товых земель и обеспечить выполнение плана по сбору продовольствия. Принятый 27 мая 1920 г. Декрет ВЦИК и СНК РСФСР «Об увеличении размера землепользования в трудовых хозяйствах» подтвердил сохранение за крестьянско-казачьими хозяйствами имевшейся земли, которая возделывалась без применения наёмной рабочей силы, даже если это превышало установлен-ную в регионе норму землепользования [Сборник декретов… 1922: 112–113], что затем было подтверждено Декретом ВЦИК и СНК от 18 ноября 1920 г. «О землепользовании и землеустройстве в бывших казачьих областях». Необходи-мость принятия второго декрета диктовалась попытками местных органов вла-сти перераспределить землю на уравнительных началах, что вызывало недо-вольство среди казачества. Декрет от 18 ноября 1920 г. сохранил за сельским населением их наделы, а также регламентировал наделение землёй безземельных и малоземельных за счет территорий бывшего нетрудового пользования [Со-брание узаконений и распоряжений… 1943: 696-697]. Таким образом, в 1920–1922 гг. существенные землеустроительные работы были связаны с решением проблемы недостаточного количества земель, но не их передела внутри станиц. Решение земельного вопроса должно было обеспечить выполнение плана по сбору продовольствия, осуществлявшимся с применением методов военно-коммунистической политики, центральным элементом которой выступала про-довольственная развёрстка. Установленная в 1920 г. продразвёрстка в размере 65 млн. пудов, по заключению Кубпродкома Управления Заготовок была рас-считана из статистических данных 1916–1917 гг., которые были далеки от фак-тического состояния производственных возможностей индивидуальных кре-стьянских и казачьих хозяйств [ГАКК. Ф. Р-990. Оп. 2. Д. 33. Л. 123 об.]. План продразвёрстки 1920–1921 гг. незамедлительно привёл к недовольству среди местного сельского населения. Реквизиции, дефицит промышленных товаров, отсутствие у хлеборобов мотивации к труду, недостаток посевного материала и сельскохозяйственной техники, отрицательное представление о власти ввиду присутствия большого количества иногородних и бывших красноармейцев формировали новые очаги противостояния, переходящие в открытые выступле-ния сельского населения [ГАКК. Р-158. Оп. 1. Д. 42. Л. 14, 14 об., 15, 15 об.]. Если система военно-коммунистических методов во главе с продовольственной диктатурой могла быть оправдана властью в условиях ведения Гражданской войны как необходимая мера, когда сельское население взамен получило землю и освобождение от зависимости бывших эксплуататоров, то в условиях перехо-да к мирному строительству она провоцировала образование новых очагов недовольства в силу столкновений с интересами крестьянства [Ким 2007: 114]. Протест кубанцев выражался не только в активном военном сопротивлении. Ка-заки и крестьяне области использовали и пассивные формы: отказ от сдачи хле-ба, неисполнение распоряжений местных органов власти, сокрытие продоволь-ствия и др. Со стороны продорганов в этих случаях активно использовались ре-прессивные меры: взятие заложников, внесудебные аресты и вынесение приго-воров особыми уполномоченными, конфискация имущества. Использовались и экономические методы воздействия: неисполнение плана продразвёрстки, со-гласно изданному Кубано-Черноморским областным продовольственным сове-щанием приказу № 17, каралось полной экономической блокадой станиц, запре-том помола зерна на мельницах [ГАКК. Ф. Р-581. Оп. 1. Д. 189. Л. 5]. Применение методов политики военного коммунизма достигло в регионе своей наивысшей точки зимой 1920–1921 гг., когда произвол продорганов до-шёл в некоторых станицах до полного изъятия хлеба [ГАКК. Ф. Р-990. Оп.2. Д. 72. Л. 31]. Подобные меры вели к разорению казачье-крестьянских хозяйств, а следовательно, голоду и росту повстанчества. Действовавшие с 1920 г. на тер-ритории региона бело-зелёные отряды постоянно пополнялись за счёт увеличе-ния числа недовольных продовольственной политикой большевиков. Скрыва-лись повстанцы в горах или плавнях, периодически нападая на местные органы власти и совершая набеги на близлежащие станицы с целью захвата продоволь-ствия. Простые сельские жители таким образом оказывались в безвыходной си-туации: им в любом случае приходилось обеспечивать сдачу продовольствия как продорганам, так и бело-зелёным, различия могли состоять только в степени добровольности. Одним из способов борьбы большевиков с бело-зелёными с лета 1920 г. был институт заложничества, но, кроме этого, людей, связанных родственными отношениями с белогвардейцами и повстанцами, брали на учёт, могли аресто-вать и расстрелять или принудительно выслать в Центральную Россию, конфис-ковать имущество. Помимо прочего, власть угрожала, что готова ввести свои войска в станицы, жители которых поддерживали отряды бело-зелёных, что неминуемо ложилось тяжёлым бременем на плечи населения [ЦДНИКК. Ф. 1774-р. Оп. 2. Д. 80. Л. 5, 6]. Внедрение продналога в качестве одной из важнейших мер новой экономи-ческой политики, переход к которой был положен в марте 1921 г., позволило изначально фиксировать некоторое улучшение настроений населения в отноше-нии власти [ЦДНИКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 111. Л. 1–2 а]. Вместе с тем отсутствие си-стемности и логической завершённости в концепции новой экономической по-литики, способствовали сохранению рецидивов военного коммунизма до 1924 г., что явно выражалось в слиянии понятий «продразвёрстка» и «продналог». Сбор продналога для населения разорённого региона стал таким же тяжёлым бременем, как и продразвёрстка, учитывая даже уменьшенный размер налога. В подобной ситуации крестьянство отказывалось сдавать продовольствие, чем вы-звало усиление административных мер со стороны власти. Осложнялось положение отсутствием готовности со стороны представите-лей партийных и советских органов принять нэп как долгосрочную экономиче-скую политику, поэтому по инерции они продолжали действовать военно-коммунистическими методам. На местные органы власти приходилась вся рабо-та по расчёту налога, включая такие вопросы как определение объектов налого-обложения, разряда урожайности, объёма налога и сроков его сдачи. Нередкими были случаи грубейших нарушений, злоупотребление властью при взимании налога, а также применение к неплательщикам административных мер в виде денежных штрафов, превосходивших размер налога и не совпадавшим с мощ-ностью крестьянского хозяйства [Грехова 2014: 83]. Сельское население Кубани неоднозначно отреагировало на новую систему сбора продовольствия, посчитав его уловкой большевиков. Крестьянство и ка-зачество в качестве ответной меры прекратили выплату обязательных налогов [Яхутль 2021: 74–75], замена продналога на проднаряд, на начальном этапе нэпа, существенных изменений не принесла. Вот что было зафиксировано в сек-ретной политсводке по Тимошевскому отделу от 6 июня 1921 г.: «Советская власть не по нутру, продразвёрсткой, а теперь проднарядом» [ГАКК. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 32. Л. 135]. Сбора хлеба происходил с перебоями. Из установленных для Кубано-Черноморской области 7,4 млн пудов с августа по октябрь 1921 г. собрали только 3,5 млн пудов [История Кубани… 2011: 74]. Переход к нэпу в Кубано-Черноморской области осуществлялся на фоне разраставшегося повстанческого движения и неблагоприятных природных усло-вий, спровоцировавших голод [Рагер 2016: 229]. Главной причиной существо-вания и укрепления бело-зелёного движения было содержание реализуемой продовольственной политики большевиков. Показательно содержание обраще-ния кубанцев-повстанцев от 11 апреля 1921 г., в котором они признавались в нежелании брать оружие, если в свою очередь власть откажется от насильствен-ной конфискации продовольствия: «…хлеб, который у вас был взят нами, был приобретён нашими отцами, матерями, женами и детьми и по праву он больше принадлежит нам чем вам» [ГАКК. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 32. Л. 168]. Массовость повстанческого движения не позволяла властям в полной мере собрать прод-налог, в связи с чем осенью 1921 г. наметилось вновь обращение к военно-коммунистическим методам в сборе продовольствия. В докладе от продоволь-ственного отдела Рабоче-Казачьей-Крестьянской Инспекции для Управления Областной РККИ зафиксирована информация о необходимости принудительно-го сбора продналога с 1 сентября 1921 г., так как добровольный взнос такого никаких положительных результатов не дал [ГАКК. Ф. Р-990. Оп.2. Д. 169. Л. 33]. В число основных мер, применяемых в ходе сбора налога, входили аресты, судебные разбирательства [ЦДНИКК. Ф. 17. Оп. 1. Д. 341. Л. 5], привлечение воинских подразделений [ГАКК. Ф. Р-382. Оп. 1. Д. 606. Л. 46, 47], следствием чего стало существенное снижение хозяйственной активности казаков и кресть-ян области. Итогом сбора хлеба на Кубани и Черноморья в 1921 г. стало выпол-нение плана по различным данным чуть больше, чем 60 % от планового задания [ГАКК. Ф. Р-990. Оп. 2. Д. 167. Л. 99], достигнутое истощением продоволь-ственных ресурсов региона и в частности семенного фонда, что привело в свою очередь к голоду и воспрепятствовало посеву озимых в 1921 г. Дальнейшее увеличение размеров продовольственного налога в 1921–1922 гг. привело к снижению активности сельского населения в хозяйственной деятельности и со-кращению посевных площадей в Кубано-Черноморской области на 30 % в 1922 г. [ГАКК. Ф. Р-581. Оп. 1. Д. 73. Л. 8]. Аграрная политика большевиков на Кубани: 1922–1924 гг. Изменения в продовольственной политике наметились в связи с изданием в марте 1922 г. декрета ВЦИК о едином натуральном налоге на продукты сель-ского хозяйства в 1922–1923 гг., который вступал в силу с 1 августа 1922 г. и отменял все действовавшие ранее налоги на отдельные виды продуктов. Новый налог был выражен в единой весовой мере – пуде ржи, в некоторых местах – пуде пшеницы. Размер налога для каждого хозяйства варьировался, в зависимо-сти от количества хозяйстве пашни, продуктивного скота и т.д. Были определе-ны налоговые льготы для различных категорий населения, в частности для се-мей красноармейцев, инвалидов Гражданской войны и других [Единый нату-ральный налог… 1922: 5–9]. В апреле 1922 г. вышедший декрет был дополнен шкалой обложения, определявшей разряды урожайности и продуктивности кре-стьянских хозяйств, в соответствии с которой необходимо было осуществлять сбор налога [Единый натуральный налог… 1922: 10–11]. Сроки сдачи единого натурального налога в Кубано-Черноморской области были установлены сле-дующие: к 15 августа вносилось 25 % налога, к 1 сентября – 25 %, 15 сентября – 25 %, а 1 ноября должен был производиться последний платёж. При внесении налога в полном объёме и вовремя применялась 10 % скидка [ГАКК. Ф. Р-581. Оп. 1. Д. 57. Л. 55]. Установление областным исполкомом по Обопродкому норм замены пуда пшеницы 20 фунтами мяса крупного рогатого скота привело к истреблению внушительного количества рабочего скота. Сложившаяся ситуа-ция грозила катастрофой в животноводстве, поэтому впоследствии мясной налог, согласно постановлениям исполкомов, был снижен [ГАКК. Ф. Р-60. Оп. 1. Д. 2006. Л. 2, 3, 4 об.]. Начало перехода к новой экономической политике способствовало внесе-нию корректив в земельный вопрос. Вышедший в мае 1922 г. «Закон о трудо-вом землепользовании» был направлен на ликвидацию сословного неравенства и проблемы дальноземелья, дальнейший процесс наделения землёй безземель-ного населения, в том числе иногороднего и переселившегося в регион после издания закона, создание единоличных хуторов и отрубов, учреждение обще-ственных многопольных севооборотов. Важное значение придавалось вопросам аренды земли и оказания помощи беднейшему крестьянству и казачеству, кото-рые пользовались приоритетом при получении земли [Яхутль 2021: 107–108]. Однако отмеченные изменения существенным образом не повлияли на земле-пользование, поскольку все землеустроительные работы велись за счет вноси-мых в местный бюджет средств. Беднейшее население необходимыми средства-ми не обладало, а состоятельных казаков и крестьян не привлекала перспектива перераспределения земли по установленным трудовым нормам [ГАКК. Ф. Р-60. Оп. 1. Д. 1932. Л. 12]. Стоит отметить, что с момента реализации нэпа суще-ственно возросло количество конфликтов связанных с разрешением земельных отношений, неоднозначным определением прав землепользователей, которые не были решены с принятием нового закона [Носова 2022: 201]. Определяющее влияние на реформирование земельных отношений оказал Земельный кодекс РСФСР [Собрание кодексов… 1928: 311–355], приятый в ок-тябре 1922 г. Он наделял сельское население правом выбора форм и порядка пользования землей, лимитировал переделы земельных участков и использова-ние наемного труда, установил ограничения по отрубным хозяйствам и запрет на аренду земельного участка, который арендатор не мог обработать силами своей семьи. Новый земельный закон закрепил запрет частной собственности на землю и сделок по ней, что предусматривало в случае несоблюдения данных требований уголовную ответственность. Для Кубано-Черноморской области принятие Земельного кодекса означало ликвидацию прежних земельных отно-шений и их воссоздание на принципах уравнительности, что грозило всплеском нового народного недовольства, учитывая тот факт, что к осени 1922 г. в реги-оне наблюдался рост возмущения населения деятельностью налоговых органов. Из сводки о политико-экономическом состоянии Славянского отдела на 25-е сентября 1922 г. следует, что только 10 % населения сочувственно относилось к Советской власти, процент недовольных постоянно увеличивался по причине проводимых продналоговой и трудгуженаловой кампаний и сбора местных налогов. Наибольшее возмущение вызывало у сельских жителей области небрежное отношение работников продовольственных органов к собранному налогу, стремление всячески обмануть при сборе продовольствия [ГАКК. Ф. Р-1050. Оп. 1. Д. 31. Л. 9]. В целом, стоит отметить и наметившийся спад активно-сти повстанцев, связанный как со стремлением населения к мирной жизни, так и следствием военного доминирования РККА. Выступления бело-зелёных в 1922 г. имели ограниченный характер и зачастую были связаны со стремлениями дез-организовать деятельность исполкомов и уничтожить дела о продналоге в ста-ницах [ГАКК. Ф. Р-104. Оп. 1. Д. 680. Л. 9. 10, 11]. Вместе с тем заслуживает внимания проявление рецидивов военного коммунизма в отношении не упла-тившего налогов крестьян и казаков в течение лета – осени 1922 г. Из 398 тыс. крестьянских хозяйств, зарегистрированных в Кубано-Черноморской области, до 2 % из их числа подверглись государственному насилию: 4 727 чел. были привлечены к различным мерам ответственности через суд, 118 дел рассмотре-ны революционными трибуналами, административные меры применены к 2 356 чел., а 3 067 чел. была начислена пеня за просроченные сроки оплаты налога. Неплательщику запрещено было выезжать из станицы, торговать, вести обмен, получать удостоверение личности, или же могли написать на заборе дома «Злостный неплательщик», или, как поступали, в частности, в Славянском отде-ле, запугивать население огнестрельным оружием и избивать [ГАКК. Ф. Р-990. Оп. 2. Д. 167. Л. 250]. Повстанческое движение в регионе в 1922–1923 гг. существенно сократи-лось и стало носить локальный характер. Присутствие частей Красной армии, наличие сети осведомителей, усталость от войны и складывание системного подхода в сборе продовольствия постепенно лишало повстанчество социальной базы. Изменения в настроениях сельского населения диктовали необходимость поиска иных способов отстаивания своих интересов, поэтому, вынужденно при-знав новую власть, крестьянство и казачество теперь использовали сходы, бес-партийные собрания, выборы в Советы для влияния на политическую обстанов-ку и связанную с ней экономическую политику [Баранов 2022: 120]. Новый подход в реализации продовольственной политики был связан с принятием Единого сельскохозяйственного налога (ЕСХН) 10 мая 1923 г., су-щественным образом повлиявшего на снижение размеров налогообложения, практически на 2/3 [Декрет… 1923]. Кампания по сбору налога в 1923 г., нача-тая до уборочных работ на местах, шла с очевидными перебоями. Для сбора не-обходимого количества налога требовалось изъять также семенной фонд. Пока-зательны в данном случае расчёты по Брюховецкому району, который сдавал ЕСХН по 10-му разряду. Учитывая годовое потребление зерновых на душу населения и корм рабочего скота, общее количество необходимого для обеспе-чения жизни местных жителей и производительности сельского хозяйства ис-числялось в 2 737 101 пуд. зерновых, превышающее уровень годового сбора на 37 477 тыс. пуд. [ГАКК. Ф. Р-382. Оп. 1. Д. 533. Л. 420]. Подобная ситуация была характера для всей Кубано-Черноморской области. Важной мерой ЕСХН было предоставление налоговых льгот 25 % крестьянских и казачьих бедняцких хозяйств Кубано-Черноморской области [ЦДНИКК. Ф. 8. Оп. 1. Д. 12. Л. 68]. Для обеспечения выполнения ЕСХН применялись разнообразные меры воздействия на сельское населения области: штрафы, административные аресты, но наиболее часто применявшаяся была конфискация имущества [ГАКК. Ф. Р-581. Оп. 1. Д. 13. Л. 37]. Подобные меры местных органов власти провоцирова-ли новый виток противостояния в кубанских станицах. Но не имея возможности противостоять власти население стало скрывать объекты налогообложения, вы-возить хлеб в степь и прятать. В этих условиях уплата налога к декабрю 1923 г. в некоторых районах составила менее 20 % [ГАКК. Ф. Р-382. Оп. 1. Д. 521. Л. 5]. Начало 1923 г. в регионе было отмечено ростом землеустроительных ра-бот. Землепользование в Кубано-Черноморской области было неравномерным – 1 300 000 чел. владели 71 % земельных угодий, а 1 700 000 чел. лишь 2,25 %. Реализация положений Земельного кодекса распространялось на 2 131 241 дес. земли. Но начало землеустроительных работ ознаменовалось ростом конфлик-тов между казаками и иногородними, с одной стороны, а с другой – между за-житочной частью кубанской станицы и бедняками [ГАКК. Ф. Р-60. Оп. 1. Д. 10. Л. 2]. Передача земельных угодий последним и насаждение коллективной обра-ботки земли провоцировали недовольство, которое выражалось в росте скрыто-го противостояния сельского населения, порче или сокрытии посевов, бойкоти-ровании сдачи налога и выполнения повинностей. К концу хлебозаготовительной кампании 1923–1924 гг. стали очевидны трудности с выполнением плана государственных поставок. Представления вла-сти о получении значительной части ЕСХН в денежном эквиваленте не оправда-лись. Сельское население, владевшее достаточным количеством хлеба, не стре-милось вносить налог из-за низких цен. Ситуация существенно изменилась в начале 1924 г., когда произошёл скачок в ценах на зерно. Стоимость одного пу-да зерна на Кубани за год поднялась с 85 коп. до 1 руб. 75 коп. и по другим данным варьировалась от 1,25–2 руб. за пуд [ГАКК. Ф. Р-382. Оп. 1. Д. 521. Л. 5], что в свою очередь превышало стоимость пуда зерна на Лондонской бирже (1 руб. 58 коп.) [ЦДНИКК. Ф. 8. Оп. 1. Д. 20. Л. 3]. Государство было вынуж-дено на время приостановить закупку зерна прекратить выдачу кредитов част-ным закупочным организациям, ввести ограничения на заготовку зерна. Поло-жение в сельском хозяйстве в начале 1924 г. указывало на сохранение кризис-ных явлений, вызванных налоговой политикой. Недовольство населения, со-кращение посевных площадей, а также тенденция возврата земельных участков малоимущими крестьянскими хозяйствами в земельные фонды областей пре-пятствовали сбору ЕСНХ в полном объёме. Методы, которые использовала власть для принуждения к уплате ЕСХН, носили во многом неправомерный характер, в связи с чем наметилась тенденция к легитимации жёстких мер в отношении неплательщиков. Стоит отметить, что репрессивные меры, унаследованные от политики военного коммунизма, все же претерпели изменения и не отличались распространённой ранее массовостью. Постепенно главным способом привлечения уклонистов к уплате налога стало судебное разбирательство, по итогам которого присуждалось оплатить штраф, конфисковать имущество или на краткосрочный период арестовать неплатель-щика [ГАКК. Ф. Р-389. Оп. 1. Д. 8. Л. 10]. Необходимость реорганизации товарно-денежных отношений способство-вали внесению изменений в систему налогообложения с 1 января 1924 г. Власть взимала теперь налог только в денежной форме в размере до 5 % от дохода кре-стьянского двора и исключительно с площади фактического посева, была лик-видирована множественность налогообложения [ЦДНИКК. Ф. 8. Оп. 1. Д. 3. Л. 3]. Однако сохранялась тенденция возврата земельных участков бедняцкими хо-зяйствами в земельные фонды по причине отсутствия возможности их обработ-ки и оплаты налога. Так в областной земельный фонд было возвращено 110 тыс. дес. земли [ЦДНИКК. Ф. 8. Оп. 1. Д. 5. Л. 24]. Новые кризисные явления в аграрном секторе экономики наметились к сен-тябрю 1924 г., и особенно явно проявили себя уже к декабрю 1924 г., когда ста-ло очевидным, что план по ЕСНХ был выполнен только на 45 %. Наблюдался значительный рост цен на зерно, разница между ценами на рынке заготовок и потребления позволила частным заготовителям укрепиться на рынке. Стремле-ние властей к урегулированию ситуации проявилось в снижении налоговых ста-вок на 30 % и утверждению более выгодных цен на зерно. Подобные меры спо-собствовали увеличению посевных площадей, а выданные государством креди-ты и семена привели к стабилизации цен на зерно. Стимулом в сборе продналога стало введение в оборот новой денежной единицы – золотого червонца [ЦДНИКК. Ф. 8. Оп. 1. Д. 4. Л. 1]. Указанные меры не смогли упорядочить сбор налога, он по-прежнему по-ставлялся с перебоями и нарушениями сроков и объёмов сдачи. В подобной си-туации государство видело необходимость в расширении мер административно-го регулирования хлебного рынка и запрете вывоза хлеба за пределы Кубано-Черноморской области [ЦДНИКК. Ф. 8. Оп. 1. Д. 22. Л. 1]. Крестьянство и ка-зачество обладало необходимым продовольствием, но стремилось продать его на местных рынках вместо того, чтобы сдавать государству. Заключение Мобильность нэпа и отсутствие в нем жёстких рамок способствовали его трансформации в зависимости от изменяющихся условий, поэтому, когда по ре-зультатам выборов в 12 сельских губерниях РСФСР обнаружилось, что из 9 873 713 избирателей явилось только 25 %, это послужило для власти сигна-лом к дальнейшим изменениям в экономической политике [Тютюник 2009: 66]. Большевики были вынуждены отменить результаты выборов в некоторых реги-онах и провозгласили новый курс «Лицом к деревне», сказавшемся на измене-нии настроений крестьянства и казачества по отношению к власти в лучшую сторону. Таким образом, земельная и продовольственная политика большевиков в переходный период 1920–1924 г. носила отпечаток сохранявшихся методов во-енного коммунизма. Длительная трансформация продовольственной развёрстки в продналог, жёсткий контроль продовольственного рынка и применение ре-прессивных мер в отношении неплательщиков вызывали ответную реакцию населения в виде повстанческого движения, охватившего всю территорию Куба-но-Черноморской области к 1921 г. Нечёткое представление местных органов власти о сущности нэпа и методах его внедрения тормозили процесс восстанов-ления экономики, провоцировали сбои в ценах на продовольствие и в связи с этим кризис в его поставках. Земельная политика большевиков в регионе харак-теризовалась с 1922 г. стремлением к активному перераспределению земельных угодий на уравнительных началах с применением элементов конфискаций, что не учитывало региональную специфику и способствовало росту конфликтности в крестьянско-казачьей среде.

作者简介

Maria Dirivyankina

Kuban State University

Email: dirivyankina@mail.ru
ORCID iD: 0000-0003-3014-8199

参考

补充文件