"If the age aspires to the abyss, it is better to get behind it" – the biblical text in the novel by B.A. Sadovsky "The Sixth Hour"

Full Text

Введение
Тема «Христианство и русская литература» плодотворно разрабатывается российскими учеными уже на протяжении более чем двух столетий, что подтверждается и библиографическим указателем 2002 года «Христианство и новая русская литература XIX–XX вв.», составленным 
А.П. Дмитриевым и Л.В. Дмитриевой (Христианство и новая русская литература XIX–XX вв. 2002), и современными публикациями.
Христианский характер русской литературы особо подчеркивали в своих трудах религиозные философы ХХ века И.А. Ильин (Ильин 1991), Н.А. Бердяев (Бердяев 1993), Г.В. Флоровский, Г.П. Федотов, В.В. Зеньковский (О России и русской философской культуре: Философы русского послеоктябрьского зарубежья 1990), К.В. Мочульский (Мочульский 2000). В советское время по идеологическим причинам изучение этой проблемы не представлялось возможным, зато с конца 80-х – начала 90-х годов ХХ века начался процесс разработки новой концепции русской литературы в ее тесной взаимосвязи с христианством.
Одним из первых, кто открыто коснулся этой темы, был академик А.М. Панченко. В статье «Русский поэт, или Мирская святость как религиозно-культурная проблема» (Панченко 1991, 
с. 11–25) он указал, что, несмотря на попытки обособления культуры от веры в XVII в., новая русская культура и новая русская литература все-таки имеют связь с православным мировоззрением, и в этом их главное отличие от западной культуры и литературы.
В начале 1990-х годов к проблеме христианских традиций русской литературы обращается Ю.М. Лотман. Он публикует статью «Русская литература послепетровской эпохи и христианская традиция» (Лотман 1993, с. 127–137), в которой обосновывает генетическую связь русской литературы с христианством. К основным христианским литературным традициям Ю.М. Лотман относит и традицию видеть в авторах литературных произведений духовных учителей, и предъявление особых требований к личности писателя.
Среди ученых, внесших значительный вклад в научную разработку темы, следует назвать В.А. Котельникова (Котельников 1994), И.А. Есаулова (Есаулов 1995, 2004), П.Е. Бухаркина (Бухаркин 1996), М.М. Дунаева (Дунаев 2001–2004), А.М. Любомудрова (Любомудров 2002). И.А. Есаулов в монографии «Категория соборности в русской литературе» (Есаулов 1995) обосновал, что для русского типа культуры и русского типа ментальности характерна ведущая категория русского православного христианства – категория соборности, а в работе «Пасхальность русской словесности» ученый ввел понятие «пасхального архетипа» как доминантное для русской литературы и доказал наличие этого архетипа в подтексте многих классических произведений (Есаулов 2004). М.М. Дунаев в монографии «Православие и русская литература» показал, что литература на Руси возникла как духовная, религиозная, а новая литература созидалась на традициях предшествующих веков, и поэтому главная особенность великой русской литературы в том, что она православная (Дунаев 2002).
Особый вклад в изучение проблемы «Христианства и русской литературы» внес А.М. Любомудров, автор ряда работ, посвященных методологическим проблемам православного литературоведения (статья «Церковность как критерий культуры»; монография «Духовный реализм в литературе русского зарубежья»). Ученый вводит категорию церковности с целью отличать действительно православные произведения от произведений, несущих идеи гуманизма, и выделяет в русской классике особый тип реализма, отображающий реальность церкви в мире – духовный реализм (Любомудров 2002).
Знакомство с исследованиями по теме «Христианство и русская литература» позволяет присоединиться к выводам ученых о генетической связи русской литературы с христианством. Такие христианские традиции, как «внимание к духовным проблемам, нравственности, совести, поиск жизненной правды; учительство, дидактичность русской литературы, восприятие писателей как определенных духовников; пристальное внимание к личности писателей, к их нравственному облику; идея соборности» (Есаулов 2004, с. 560) во многом определяют содержательное и поэтическое богатство русской литературы. 
Среди литературоведческих и междисциплинарных исследований на эту тему мы оттолкнулись от работы О.Ю. Золотухиной «Христианство и русская литература» − основные научные подходы к проблеме» (Золотухина 2008). Она выделяет три основных подхода к изучению христианского аспекта творчества автора: выявление христианских традиций в произведениях писателя; исследование отношений писателя с церковью как на уровне произведений, так и на уровне биографии; изучение христианских образов, мотивов, реминисценций и т.п. на текстовом уровне, определение их функций (Золотухина 2008).
Сочетание этих подходов и легло в основу интерпретации романа Б.А. Садовского «Шестой час». 

Ход исследования
Борис Александрович Садовской как писатель, поэт, драматург, критик был хорошо известен в петербургских и московских литературных кругах рубежа XIX–XX вв. Революция 1917 года и окончательно настигшая его тяжелая болезнь полностью изменили жизнь писателя. Прикованный к инвалидной коляске, он постепенно сознательно изолировал себя от советского мира, не признав его и оставшись монархистом, а позже став еще и убежденным православным христианином. 
В.Ф. Ходасевич так отзывался о нём: «Садовской был правдив. А быть правдивым поэту труднее, чем об этом принято думать» (Ходасевич 1996, 
с. 73). И свое литературное творчество он сохранил в границах поэтики золотого и серебряного века русской литературы, не принимая и никак не участвуя в современном ему литературном процессе. Б.А. Садовской в 1917 г. «дал зарок не печатать ни строчки, пока не сгинут большевики» (Ходасевич 1996, с. 462). Таким образом талантливый представитель своей эпохи оказался в забвении для советских (русских) читателей и до 1990-х годов для исследователей. С другой стороны, прижизненное забвение его среди современников уберегло 
Б.А. Садовского от советской власти, которая «не размолола его в своих репрессивных жерновах» (Куликов 2006, с. 38).
Открыт Б.А. Садовской был благодаря публикациям С.В. Шумихина. Сегодня анализу творчества писателя посвящены работы Ю.А. Изумрудова (Изумрудов 2012, 2014, 2021), С.Н. Пяткина (Пяткин 2013), Г.Л. Гуменной (Гуменная 2016), Н.Н. Старыгиной (Старыгина 2008), Т.В. Анчуговой (Анчугова 2010) и др.
Роман «Шестой час» написан Б.А. Садовским в 1921 году и посвящен поиску истоков, первопричин, приведших, как это понимал сам писатель, русский народ к общественному и мировоззренческому хаосу, который воспринимался им как апокалипсис. Роман пронизаы аллюзиями к Ветхому и Новому Заветам и Откровению Иоанна Богослова. Историк и публицист С. Сергеев высказывался о «Шестом часе» так: «… та точка зрения, с которой Борис Александрович посмотрел на первую Смуту 20 века в России, в литературе до того мне известной – отсутствовала. Что же это за точка зрения? Мне представляется: точка зрения русского человека, глядящего на страшную революционную реальность сквозь призму православной историософии» (Сергеев 1997, с. 10–11).
Роман «Шестой час» небольшой по объему, состоит из трех частей, в нем достаточно много персонажей, несколько сюжетных линий, место действия – вымышленный провинциальный городок Малоконск, Москва, Урал (место гибели царской семьи), Петербург. 
Библейский текст в романе представлен в названии и эпиграфе – цитате из Евангелия от Марка, цитатой из Евангелия от Луки, в именах персонажей, символах и деталях. 
Библейский текст вводится в роман с первых строк – с заголовочного комплекса. Само название «Шестой час» и эпиграф («Бывшу же часу шестому, тьма бысть по всей земли до часа девятого. От Марка, XV») отсылают к сцене распятия Иисуса Христа. По сказанию Евангелистов Матфея (27:45), Марка (15:33) и Луки (23:44), в шестом же часу, или около шестого часа дня, настала тьма по всей земле и продолжалась до часа девятого.
Заглавие и эпиграф как прямые цитаты Священного Писания формируют у читателя предпонимание авторского взгляда на исторический путь России: для Российской империи наступил период тьмы как следствие набирающих обороты беззакония, нечестия, беспечности, борьбы за власть ради самой власти и предательства. Важно в этом контексте соотнести слова Иисуса Христа об ощущении богооставленности на кресте («Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» 
(Мк 15:34)) с сюжетом романа, который описывает, как герои погибают, теряя связь с православной верой, своим родом и родиной-монархией, с одной стороны, и как они обретают смысл в жизни, если возвращаются к истокам и верят в присутствие Бога. 
Эпиграф о тьме во время распятия Иисуса Христа и финал романа с образом Распятого на лазурном кресте («А с лазурного креста в небесах склоняется к ним в терновом венце Распятый» (Садовской)) образуют своеобразную кольцевую композицию. Свет разрывает тьму. За смертью Христа на кресте последует его Воскресение. Б.А. Садовской дает понять, что России необходимы крестные муки, она должна пережить период тьмы и потрясений, чтобы обрести свет новой веры. Роман посвящен именно самому страшному времени: переживанию искушений, грехопадению и проверке на готовность к искупительной жертве. 
Заглавие и эпиграф рассчитаны на определенный тип читателя: религиозного и монархически настроенного. Связь монархия–религия очень важна для Б.А. Садовского. Она вступает в оппозицию с другой связью – революция–атеизм – и вокруг этих антонимичных пар строится идеологическая концепция произведения как противостояние двух миров: консерваторов/революционеров, добра/зла, старого/нового, воскрешения/ смерти. 
Борьба между монархистами и большевиками является воплощением столкновения противоположных типов мировосприятия: материалистического и религиозного. Такое же чёткое разделение наблюдается и в структуре произведения: три части романа – этапы жизни персонажей в три периода исторического развития России: предреволюционные (1904, 1911) и послереволюционные годы (1918). 
Каждая из частей романа описывает либо грехопадение, либо сопротивление греху. В контексте содержания первой части романа «Спрут», в которой события разворачиваются в атмосфере предреволюционных настроений 1905 года, символично «окутывание», словно щупальцами, персонажей, настроенных монархически (членов семьи губернатора Ахматова, начальника гарнизона генерала фон Клодта, губернского предводителя дворянской опеки Зарницына). Их мир, в котором было много света, легкости, музыки, честные дружеские отношения, хорошие книги, уютный дом, постепенно рушится. Губернатора Ахматова прельщают портфелем товарища министра и, когда он отказывается, убивают при выходе из собора после богослужения. Анну Петровну Зарницыну соблазняют деньгами, что позже обернется духовным рабством для ее детей. Первая часть заканчивается описанием ощущений Георгия Ахматова: «жизнь его превратилась в сплошную серую мглу», «судорога стиснула горло», «смотрел <…> мертвыми глазами» (Садовской).
Вторая часть «Удав» описывает жизнь героев до 1911 года, передавая упоение предвоенной «вседозволенностью». Здесь встречаются персонажи декаденствующие и развращенные (Анастасия Сандвич, Жорж Розенталь, Вадим Зарницын и др.), действуют персонажи, занимающиеся политической агитацией и политической провокацией (Соломон Исакер, Зеленецкий и др.), присутствует и описание мистических практик (введение в гипноз, похороны живого человека). «Удав» отсылает читателя к библейскому сюжету о соблазнении Евы змеем вкусить плод от древа познания добра и зла, после чего произошло изменение человеческой природы, в ней стала проявляться греховность. Глава насыщена описаниями греховных страстей: блуд (просмотр Сандвич пикантных фотографий; готовность Лины Розенталь «на все», лишь бы Георгий Ахматов не выдвигал обвинений против ее брата), сребролюбие (дача взятки, игромания молодого фабриканта Кадыкова и Вадима Зарницына), чревоугодие (ротмистр Белинский признается: «с утра закушу, сперва колбаской, а потом Телом Христовым. И ничего»), тщеславие (стремление Кадыкова добиться признания и почестей у Розенталей, и его же донос в жандармерию на них) и т.д.
Единственный герой, сумевший противостоять искушениям, – Георгий Ахматов: «не пьет, не курит, в карты не играет», соблюдает «долг присяги», не берет взяток, отказывается от замужней Лины. В его кабинете «лампадка перед родовыми иконами, портреты царской семьи, родителей предков» (Садовской). Но и он все-таки не смог противостоят гипнозу Соломона и был погребен заживо.
Часть третья погружает в события 1918 года. Ее название «Дракон» – одно из имен сатаны в христианской культуре (Отк. 23). Именно в этой главе, одолеваемые греховными страстями, персонажи романа преступают христианские заповеди. Дракон-революция уничтожает практически всех персонажей романа или физически, или духовно. В третьей части происходит разоблачение одних и раскаяние других. 
Библейский текст присутствует в тексте романа и в виде цитаты из Нового завета. В части первой «Спрут» указано, что Георгий Ахматов каждый вечер перед сном читал Евангелие. И далее приведен отрывок из главы 21 от Луки: «И так бодрствуйте на всякое время и молитесь да сподобитесь избежать всех будущих бедствий и предстать пред Сына Человеческаго» (Лк 21:36). Это фрагмент из поучения Иисуса Христа в иерусалимском храме, когда он отвечает на вопрос, как определить, что придут последние времена. Характерно, что из всего поучения Б.А. Садовской выбирает только последнюю фразу, предупреждающую о духовном бодрствовании, о том, что каждый человек должен быть внимательным к своему образу жизни, не быть беззаботным, беспечным, не предаваться безмерно удовольствиям, пребывать в молитвенном состоянии, чтобы спастись и оказаться в числе избранных, стоящих перед Богом, освобожденных от Его суда. 
В подтверждении того, что прельщение возможно в любой момент и в любом образе, следует сцена объяснения Розы Исакер в любви Георгию Ахматову, звучит предложение бежать в Америку и предупреждение о смертельной опасности, если он не последует за ней. Роза безумна в своем влечении к Ахматову. Но он остается верен себе. Важен их диалог в конце сцены: «Ахматов, вы верите в Бога? – Конечно! – А я не верю. – Как же вы живете? – Я верю в чистый разум и в цианистый калий. Недаром я выросла в аптеке» (Садовской). Здесь противопоставление религиозного и материалистического сознания, веры и разума, вечной жизни и смерти, здесь же предсказание судьбы героев: Георгий Ахматов, став иеромонахом Глебом, в финале романа спасенный от расстрела Розой, отправляется странствовать по России, чтобы найти царя и с ним вернуться, а Роза принимает яд («белую пилюлю»). Автор романа утверждает, что без веры в Бога жизнь теряет смысл, она не может быть сконцентрирована только вокруг удовлетворения желаний, потребностей, страстей. Как писал блж. Феофилакт Болгарский к стиху 21 Евангелия от Луки, «ибо христианину должно не только избегать зол, но и стараться получить славу». 
Важно, что впоследствии, когда иеромонаху Глебу удается вернуть Лину к христианской православной вере, он «счастливый, как жених» (Садовской). Введение образа жениха имеет символическое значение. Жених – одно из образных имён Господа Иисуса Христа как Главы Церкви. Свт. Иннокентий Херсонский пишет: «Между многими знаменательными названиями, которые присваиваются Христу в слове Божием, Он носит имя и нашего Жениха, потому что душа наша обручена Ему, как невеста жениху, на всегдашнее и совершенное соединение с Ним верой, любовью и блаженством». В Откровении Иоанна Богослова также дано описание Христа, восседающего на белом коне и готовящегося к брачному пиру: «(Откр. 19:7) пойди, я покажу тебе жену, невесту Агнца». Таким образом, Лина перед смертью возвращается в Русскую православную церковь, обручается с Женихом, обретает блаженство.
Б.А. Садовской намеренно подводит читателя к проведению параллели между Георгием Ахматовым (иеромонахом Глебом) и Иисусом Христом. Георгий откладывает мирские дела в угоду молитве (Мк. 1:44 «Но Он уходил в пустынные места и молился» – «… но Георгий захотел сперва отстоять молебен»); как и Христос, Георгий был «искушаем диаволом» (Мк. 1:12): сначала ему предлагают деньги, затем пытается соблазнить Лина; во время допроса Соломоном Георгий ведёт себя кротко, спокойно, отвечает на вопросы без лукавства, как и поучал Христос: «(Лк. 12:11) не заботьтесь наперед, что́ вам говорить, и не обдумывайте; но что́ дано будет вам в тот час, то́ и говорите, ибо не вы будете говорить, но Дух Святый». Ахматов – 
единственный из всех персонажей, кто продолжает носить крест, что перекликается с «крестной ношей» Иисуса и эпиграфом к части третьей романа («Христос уставший крест несет. Блок»). 
В этом же ряду история со своеобразным воскрешением и «вторым пришествием» Георгия в качестве уже иеромонаха Глеба (имя Глеб – вариант древнескандинавского двухосновного имени Guðleifr, т.е. «бог» и «наследник»). Идеализация образа Ахматова демонстрируется и его внешним обликом гимназиста: «прямой под ранцем … чернокудрый, в синем мундире (цвет неба, чистоты, Богородицы)», и его характеристикой офицера как «рыцаря без страха и упрека» (Садовской). Сама лексема «рыцарь» создаёт ассоциативную группу: воин, защитник, конь, оружие. В сочетании с именем персонажа у читателя подсознательно формируется связь Георгия с образом Георгия Победоносца. Затем этот образ укрепляется за счет сопоставления фактов из сказаний о мученике Георгии и жизненного пути Ахматова. Оба они из состоятельных семей, оба образованны и имеют отношение к военной службе, оба распоряжаются своим богатством в благих целях, оба страдают за веру, оба побеждают змия-дракона, оба обращают в христианство женщину. 
Важно, что в романе есть еще один Георгий, но называемый на западный манер – Жорж. В самом начале Б.А. Садовской задает оппозицию Георгия Ахматова и Жоржа Розенталя по происхождению, по истории рода, по внешнему виду: «Георгий Ахматов и Жорж Розенталь сидели в гимназии семь лет на одной скамье. У Георгия отец губернатор, у Жоржа аптекарь. Предки Ахматова из Золотой Орды, у Розенталя из западного края. Розенталь, сгорбившись, нес ранец под мышкой и торопился домой <…> Ахматов, прямой под ранцем, медленно <…> подходил к белому губернаторскому дворцу» (Садовской). С другой стороны, оппозиция разрушается введением мотива ложного (неузнанного) героя. В темноте Лина как будто видит Ахматова, называет его Жоржем, и персонаж становится Розенталем. В другой сцене Ахматов говорит Лине: «Акилина Павловна, у вас другой Жорж, его вы и зовите этим именем» (Садовской), тем самым пытаясь разрушить подмену, в том числе обусловленную синонимичностью имен Георгий и Жорж. Лина достается Жоржу обманом, а к Ахматову уходит по доброй воле как духовнику 
и Жениху. Жорж заканчивает медицинский факультет и изобретает пилюли для «Нео-Мальтус», или нет больше абортов», тогда как Георгий спасает души для вечной жизни. Постепенно в образе Жоржа Розенталя нарастают демонические черты: читает богохульные лекции, участвует в расхищении могил, поощряет пороки Вадима Зарницына и Кадыкова, даёт деньги пьющему Зеленецкому (причём сначала фальшивые). Духовное изменение Жоржа происходит после того, как он ночь провел в беседах с иеромонахом Глебом в монастыре. Он отпускает Ахматова и Брагина, возвращается к Соломону, чтобы сообщить, что «ставка проиграна» и уходит из жизни во сне. Жоржа можно отнести к типу раскаявшегося разбойника, который был рядом с Христом во время распятия на кресте. Порочность его не захватила полностью, раз он слышит Слово Божие, и таким персонажам писатель дает право на спасение.
К типу раскаявшегося разбойника принадлежит и Брагин. Необразованный, оскверняющий могилы, цареубийца и, вероятно, соучастник убийства своего отца, он после ночи в церкви у благоухающих мощей основателя монастыря – старца Бориса (в миру Георгия) и видения его живым становится набожным учеником иеромонаха Глеба и призывает всех: «Каяться надо, грех замаливать» (Садовской). Б.А. Садовской намеренно демонстрирует отталкивающее поведение персонажа для того, чтобы ярче обозначить перемены, случившиеся после явления «благоухающего старца» («Третью неделю не пью. А теперича старцу Борису зарок дал … Опять же у причастия не бываю»). 
В этом контексте уместно будет провести параллель с сюжетом об одном из учеников Иисуса Христа, Фоме Неверующем, который отрицал воскрешение Христа, пока не увидел его собственными глазами. Брагин, желавший продать обручальное кольцо царя, затем говорит, что «отдаст его наследнику». Примечательно, что круглая форма кольца традиционно считается символом бесконечности, т.е. Брагин хочет передать этот знак для вечного продолжения монархической власти.
Цитата из Евангелия от Луки таким образом дает надежду на спасение заблудшим, преданным, плененным грехом, если они найдут в себе силы молиться и перейти в состояние бодрствования.
Система персонажей романа благодаря библейскому контексту укладывается в троичную структуру: персонажи – представители монархических взглядов, религиозных убеждений, верящие в Царствие небесное (Георгий Ахматов, Николай Аркадьевич Ахматов, семья фон Клодт, Анна Петровна Зарницына, кучер Василий Брагин, старец Серафим и монахи Борисоглебского монастыря) – персонажи, привязанные к земной жизни, совершающие грех, но верящие в силу искупления (Лина Розенталь (Зарницына), Роза Исакер, Брагин (сын кучера)) – персонажи, всеми своими поступками готовящие себя к аду (геенне огненной) (Соломон Исакер, Жорж Розенталь, Вадим Зарницын, Анастасия Сандвич и др.).
Роман «Шестой час» от эпиграфа («Бывшу же часу шестому, тьма бысть по всей земли до часа девятого. От Марка, XV») до последней фразы («под свинцовой гладью Мойки») погружает читателя с нарастающей в геометрической прогрессии скоростью в густую и мрачную атмосферу общественного и личного хаоса, похожего на приближение апокалипсиса, последних времен. Кульминацией этой фантасмагорической картины становится видение в небе, открывшееся Вадиму Зарницыну перед смертью: царская семья, изуродованная, но счастливая, и на лазурном кресте в терновом венце Распятый Иисус Христос.

Полученные результаты и выводы
Библейский текст заголовочного комплекса, прямая цитата из Нового завета и система персонажей определяют в романе мотивы искупительной жертвы, крестной ноши, грехопадения, сквозные образы Христа и креста. 
Образ России рассматривается сквозь призму библейской истории распятия Христа, тьмы, которая окутала землю, страшного ощущения богооставленности и одновременно невероятной веры в необходимость и целесообразность жертвы. Россия изображается как своеобразное лобное место, Армагеддон, где идет битва добра и зла.

About the authors

Natalya N. Kislova

Samara State University of Social Sciences and Education

Author for correspondence.
Email: kislova_nn@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-6227-5654

Candidate of Philological Sciences, Associate Professor, Associate Professor of the Department of Literature, Journalism and Teaching Methods

Russian Federation, 65/67, Maxim Gorky Str., Samara, 443099, Russian Federation

References

Supplementary files