I. M. Fovitsky about the ode of Prince P. A. Vyazemsky “Indignation”

Abstract

This paper discusses the biography of I.M. Fovitsky (1782 – not earlier than 1849), a writer and official who established a confidential personal and literary relationship with P.A. Vyazemsky during the latter’s stay in the service in Warsaw (1818–1821), lasted until the 1840s. For the first time, the full text of Fovitsky’s remarks on Vyazemsky’s ode “Indignation” (1820–1821) is published.

Full Text

Сведения об Иване Михайловиче Фовицком крайне скудны; едва ли не единственная претендующая на относительную полноту сводка биографических фактов о нем сделана В.И. Саитовым для комментария к переписке Вяземского с А.И. Тургеневым [1, т. 1, с. 485–486; т. 2, вып. 2, с. 492]¹. Из этой сводки (как указал Саитов, частично опиравшийся на сведения, полученные от И.А. Кубасова), в частности, следует, что Фовицкий родился в 1782 г.², в сентябре 1802 г. начал свое служебное поприще с должности учителя в Орловской духовной семинарии (первоначально Севской, по месту расположения)³, в марте 1804 г. был переведен в Санкт-Петербургскую духовную академию, с декабря 1811 по 1816 г. при Медицинском Совете состоял переводчиком⁴, какое-то время служил столоначальником в Адмиралтейском департаменте Морского министерства, в 1816 г. – секретарем в «Совете путей сообщения». С 1811 г. состоял в Вольном обществе словесности, наук и художеств (ВОЛСНХ), принимал участие в издании «Санкт-Петербургского Вестника» (1812). 10 августа 1816 г. был причислен к Герольдмейстерской конторе «с командированием» в Варшаву в Канцелярию вел. кн. Константина Павловича; там Фовицкий вскоре стал одним из учителей его внебрачного сына П.К. Александрова (1808–1857). В 1829 г. Жуковский (вероятно, добавим от себя, по просьбе Вяземского) предлагал Фовицкому место преподавателя польской истории Наследнику⁵, но Фовицкий остался в Царстве Польском. Во время восстания 1830–1831 гг. он находился под арестом и был освобожден после «восстановления тишины»⁶. В 1840-х годах то ли постоянно проживал в Крыму, то ли бывал там время от времени.

К собранным Саитовым сведениям можно прибавить, конечно, не только данные из источников, которые он не счел нужным или не смог учесть, но и из опубликованных позднее. О литературной деятельности Фовицкого, связанной с ВОЛСНХ, его присутствии на заседаниях, зафиксированном в протоколах, и проч. см. на посвященном этому обществу сайте⁷. Степень и характер участия Фовицкого в «Санкт-Петербургском вестнике» раскрывает роспись журнала, составленная А.А. Савельевым⁸. История знакомства Фовицкого с Жуковским отразилась в дневнике последнего (записи от 2 и 3 сентября 1835 г., 21 сентября 1837 г. [8, т. 14, с. 35, 77]). Служебные обязанности Фовицкого в Варшаве не сводились к занятиям с Александровым: «чиновнику 6 класса Фовицкому 1-му, состоявшему при его высочестве», «было поручено» (насколько можно понять, через несколько лет после того, как Вяземский покинул Варшаву) «устроение учебного порядка» в школе при батальоне кантонистов, которых обучали математике, истории, географии, артиллерии и полевой фортификации, а Фовицкий был «инспектором классов» [16, с. 717, 723].

В Остафьевском архиве сохранились письма Фовицкого к Вяземскому⁹; как видно из них, после вынужденной отставки Вяземского и отъезда его из Варшавы Фовицкий пересылал к нему в Москву польские и французские газеты, сообщал варшавские новости, просил хлопотать за знакомых. В письме от 16 мая 1823 г. содержится краткий отзыв об элегии Вяземского «Первый снег» (1819) и о присланном им альманахе «Полярная Звезда»:

Покорно благодарю вас за Снег. Какой же он у вас прекрасный! Признаюсь, до ваших стихов он не казался мне таким. Только я боюсь, что Вы скоро станете хвалить там и морозы, и темные сентябр<ь>ские ночи. Иное дело провести голос песни унылой, сидя у деревенского забора, по щелям которого дико свищет наш родимой.

Полярную Звезду я читал с удовольствием. Очень хорошее собрание новостей литературных. Только одно в ней мне не нравится. Зачем Бестужев говорит нам мужицким языком? Подражание? Но где же правило, что подражать должно только хорошему? Мне все мерещится А.С. Шишков с своими чухонцами, которым он так близко подражал в некоторых из своих детских повестей¹⁰.

Сохранилась у Вяземского и копия донесения Фовицкого вел. кн. Константину Павловичу о занятиях с Александровым¹¹. Фовицкий упоминается в письмах Вяземского к жене от 26 июня, 15 июля, 8 августа, 31 августа (с упоминанием полученного письма Фовицкого) 1825 г. и 12 июня 1826 г. [1, т. 5, вып. 1, 49, 68, 82, 105; вып. 2, с. 24]. Всю первую половину 1832 г. Фовицкий находился в Петербурге и время от времени встречался с Вяземским. 2 января последний писал к жене: «…Фовицкого <…> я сегодня видел…»; 30 января: «На днях будем обедать с ним <с Ф.К. Нессельроде> у Фовицкого»; 4 февраля: «Обедаю, кажется, у Фовицкого с Нессельроде»; 18 февраля: «Фовицкий был у меня вчера с кадетского обеда и тебе кланяется. Он определился к вел.<икому> князю <Михаилу Павловичу> по кадетским корпусам¹² и, кажется, доволен своим местом»; 14 июня сообщает, что Фовицкий отправляется в Крым, обещает заехать в Остафьево, и передает с ним книги¹³.

Этих данных достаточно для того, чтобы увериться и во взаимном расположении, и в доверии Вяземского и Фовицкого друг к другу, не поколебленном со стороны Вяземского предупреждением, сделанным близким к нему и не слишком полагавшимся на порядочность Фовицкого П.А. Габбе [17, с. 88].

Наиболее важными текстами Вяземского, характеризующими его отношение к Фовицкому, остаются два давно известных: это письмо к А.И. Тургеневу и Жуковскому от 27 ноября 1826 г. с предложением второму пересылать книги через Фовицкого («Он мне хороший приятель и хороший человек, был при воспитании сына Цесаревича. Пускай в первый раз Жуковский напишет ему две строчки, Жуковский, а не ты, потому что он иже во святых у престола Божия и Царского, а ты, что у первого, не знаю, а у второго иже во клятых» [24, с. 51–52]) и фрагмент из «Автобиографического введения», содержащий некоторые подробности об отношениях с Фовицким в Варшаве:

Русская литературная публика моя в Варшаве заключалась в двух лицах: в молодом гвардейском офицере Литовского полка Гаабе¹⁴, который тоже пописывал, и в Фовицком, состоявшем наставником при Павле Константиновиче Александрове. Он был очень образованный, хорошо знал Русский язык и Русскую литературу; принадлежал он литературному кружку братьев Княжевичей, Александра Измайлова и других. С ним мы очень сблизились; ему поверял я тотчас сметанные на живую нитку произведения свои, и часто пользовался умными и дельными замечаниями его. Он отбирал у меня мою стихотворную мелюзгу и отсылал ее к приятелю своему Измайлову в журнал Благонамеренный, где она и печаталась, помнится мне, безыменно. А что именно печаталось, – право, не помню¹⁵ [26, т. 2, с. XII].

Вряд ли можно сомневаться в том, что в числе «сметанных на живую нитку» стихотворений, о которых Вяземский говорил в только что процитированном «Автобиографическом введении» было и «Негодование», история текста которого в настоящее время не может быть воссоздана с необходимой полнотой: в нашем распоряжении нет полных автографов пьесы, а имеющиеся копии, расходящиеся только в мелочах, не только не позволяют выстроить последовательность редакций, но и доказать само существование хотя бы одной более ранней, версия о наличии которой может опереться только на замечание Вяземского в письме к Жуковскому от 15 марта 1821 г. о существенной доработке или переработке первоначального текста¹⁶. По этим причинам выдержки из «Негодования», необходимые для понимания публикуемого ниже полного текста «дельных» замечаний Фовицкого на раннюю (?) редакцию «Негодования»¹⁷, приводятся в примечаниях по последнему изданию, сохраняющему научное значение [29].

Эти замечания отражают характер литературного мышления «умеренного и аккуратного» сегмента литературной среды, не вполне чуждого языковым экспериментам, но в первую очередь ценящего нормативность. Они не лишены меткости и точности и сочетают восхищение с некоторой, почти всегда скрытой, иронией, легкой и, вероятно, не задевавшей авторское самолюбие Вяземского. Насколько можно судить, критика Фовицкого не слишком ему пригодилась для доработки пьесы; немногочисленные случаи, когда мы могли заподозрить влияние этой критики на ее окончательный текст, оговорены ниже в примечаниях.

Источник текста Фовицкого – автограф, находящийся в РГАЛИ (Ф. 195. Оп. 1. Ед. хр. 2951. Л. 39–41 об.)¹⁸. Подчеркивания заменены курсивом. В прямых скобках печатается зачеркнутое Фовицким, в фигурных – вписанное им над и под строкой, в угловых – все дополнения, сделанные публикатором.

Приложение

И.М. Фовицкий

<Замечания на стихотворение П.А. Вяземского «Негодование»>[19]

Вот уж подлинно: ужасно хороши! Какая сила! Какая Cвобода! Какое Негодование! Однако ж не скажу: какая злоба! Ее тут и не нахожу и не советую Вам ни обещать, ни питать ее ни <к> кому²⁰. Спасите от нее три последние стиха²¹. Они божественны! Но – стану читать²² в другой раз.

Нельзя ли, хоть из патриотизма не ставить его прежде Фиала[23], естьли захотите извиниться французскою вольностию?²⁴

Ах как Вы страшны с Вашим <“>наморщенным челом<”>!²⁵ И тем лучше!

Зародыш, кажется, слишком холоден для негодования, которым Вы [дышали] дышете, и я бы желал видеть Вас не встревоженным сим чувством, а возмущенным[26].

Пословица: отвага мед пьет, отвага кандалы трет[27] унижает в моих мыслях слово отвагу[28], и оно точно не употребляется в благородном разговоре, несмотря на отвагу многих Поэтов.

Пожалу<й>ста, не пишите Вы <“>в волненье<”>, вместо в вольненьи. Это противно грамматике, так же как и <“>в молчанье<”>.[29]

Вы говорите к Негодованию; следственно нельзя сказать спас[30]; а надобно – спасло.

У нас говорят: ты мне друг, ты мне отец; но не говорят: ты мне жизнь³¹; а ты моя жизнь.

Поклонник истины в лета,

Когда мечты еще приятны<, –>

Взывали³² к ней мольбой и сердце и уста

и пр.

Воля Ваша; а у нас деепричастие³³ должно иметь непременно одно подлежащее с последующим за ним глаголом. Иначе, т.е. по-французски, у нас была бы бессмыслица, которою из всей мочи Вас пугаю.

К глаголу зрел непременно нужно лицо.

…. Посыпав, …. я зрел[34] значит: я прежде посыпал, а потом зрел. Воля Ваша – перемените³⁵.

Что законы служат щитом могущему³⁶, на это негодовать не за что: это так и должно быть. Меч, или Жезл (т.е. дубина), кажется больше выразили бы Вашу мысль, хоть в самом деле все еще было бы не то.

Кадящих?[37]

Хранители казны народной[38]... Это Голубцов?³⁹ Нельзя ли назвать их как-нибудь поблагороднее? Да и нельзя допросить, не собирая? Уже и то они все живут на Конгрессах⁴⁰.

Будто уж и с отчаянной вдовы и с голодного (а не с голодной) сироты собирают подати?⁴¹ Не сказали бы, что это возмутительно? –

Дальше – справедливее; но волосы дыбом становятся! Смотрите, не забывайте Радищева!

В жертву жертвы[42]. – Уж как скоро взята от кого жертва, то это значит, что взята жертва Богам, а не жертва в жертву Богам А в прочем все эти стихи бесподобны! Следующие, кажется, еще лучше!

Без докук, без тревог⁴³ – пожалу<й>сто <так!> не падайте! – Как можно этак говорить в столь сильном негодовании?

Вместо ярый я бы поставил или казни, или мститель; а выше, вместо казни Бог[44] [поставил бы] сказал бы правды Бог, потому что у нас нет Бога казни⁴⁵.

–––

Не знаю, какой смелый ценсор позволит Вам спрашивать, где граждане?[46] (Citoyens)?⁴⁷ Поэтому и не хочу Вам замечать, что граждане отечества не то говорит, что Вы хотите.

Дворец[48] также есть одно здание – и уж это очень низко⁴⁹.

Уступки совести[50] прекрасное, презначительное выражение, только низко для Вашего тону. Нельзя ли поставить: забвенья совести?

У Вас выходит, что в них [нет], а не у них нет песней⁵¹. При том же <“>печалям<”> не противоположены победы, а радости, или {по крайней мере} торжества.

После стиха: являет мне одних рабов[52], надобно еще что<->нибудь написать, чтобы сделать связь с последующим, в противном случае должно тотчас [об] показать подлежащее следующего периода, и вместо о ты, которое слишком далеко отделяет подлежащее, сказать тотчас: Свобода!

Еще, позвольте Вам сказать, не творит ли с Вами Капнист? Правда, он пел рабство и употребление слова рабство; но там есть нечто и свободного[53].

Будил молчанье скал суровых!... Божественно! Но что такое: слух ничтожных?⁵⁴ Т.е. просто сказать: подлецов! Нельзя ли как пояснее?

Свободу пел на языке неволи,

В оковах был я твой поэт!⁵⁵

Какие стихи! Только право возмутительны. Как будто Вы в Алжире!⁵⁶ Алжире…. <“>Но где же чистое горит твое светило?<”>... Можно ли сказать что-нибудь лучше? – Какая правда!

Только нельзя ли поправить:

Там … <“>его обложило<”> (т.е. безлично), и опять <“>светится<”> солнце, опять прежнего лица, а местоимения оно нет. Тут непременно должно повторить оно[57].

<“>Злодействами честит<”>⁵⁸. Как скоро Вы находите в этом честь, так негодовать не за что. Заметьте, что Вы хотите тут удержать два противоположных украшения⁵⁹: честит и бесчестит; надобно непременно решиться на одно, и непременно на последнее. Иначе – говорите языком праведника, и вместо негодования радуйтесь этому бесчестию, которое точно означает достоинство⁶⁰.

<“>Даров небесных лютый бич<”> – не понятно и обоюдно⁶¹.

Опять ничтожных![62]

––––– в ослепленье[63].

Не знаю, почему называть свободу младою девою?[64]

<“>Союз между граждан и троном<”>⁶⁵, – {[и]} нет связи с следующим стихом. Естьли же олицетворение свободы<,> то лица нельзя после обратить в союз.

–––

Голосом <“>утучнять<”> [нагие<?>] {[степь<?>]} <“>{степи}<”>⁶⁶ – метафора слишком сложная и немногим понравится. – <“>Глас<”> мог бы оживить пустыни, естьли угодно. Равным образом – <“>нагие<”> имеют нужду в одеянии, а сухие в [разводнении<?>] {утучнении}.

Любовник ночи⁶⁷ – низко.

Братья[68] еще, кажется, ниже.

Клеймо можно положить только на чело; разве <“>братья<”> вся плешива.

Обреку[69] – надобно винительный падеж, кого?

Строй значит согласие, гармония, а здесь, конечно, не то свойство речи <“>ужасом объемлет<”>⁷⁰. Следственно, надобно просто поставить звук.

Чести распадаться[71] не правильно, как зданию. Она упадает, как [<одно слово из 5–6 букв густо зачеркнуто>] кедр⁷².

–

Какая прекрасная пьеса! Только же и страшная! Уж верно мы не увидим ее печатной! А впрочем, не худо бы ее выровнять и в некоторых местах развязать. Она стоит того: она не пропадет и пойдет далеко! –

¹ Фовицкий упоминается в письмах Вяземского к А.И. Тургеневу от 30 мая 1818 г., начала июня, 29 августа, 30 августа, 18 декабря 1821 г., 20 апреля 1822 г. [1, т. 1, с. 104; т. 2, с. 190, 205, 206, 233, 234, 250] и Тургенева к Вяземскому от 6 сентября, 25 октября, ноября – декабря 1821 г., 18 апреля 1822 г. [1, т. 1, с. 104; т. 2, вып. 1, с. 209, 220, 249].

² Саитов указывает год рождения Фовицкого по формулярному списку 1828 г. (1782), год его смерти остался неизвестен; судя по датам его последних писем к Вяземскому (см.: РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. Ед. хр. 2951 и 5083), Фовицкий умер не ранее второй половины 1849 г.

³ О его учениках известно мало. Один из них, С.М. Семенов, впоследствии был исключен из духовного звания, участвовал в событиях 14 декабря 1825 г. и не забыл упомянуть о своем учителе в показаниях Следственной комиссии [2, с. 186]. Другой ученик Фовицкого, С.Е. Раич, поэт, чуждавшийся политики, впоследствии с искренней благодарностью отозвался о нем и других своих севских наставниках [3, с. 18–21].

⁴ Саитов имеет в виду Медицинский Совет при Министерстве полиции (существовал таковой же при Министерстве народного просвещения); чин Фовицкого в это время – коллежский секретарь [4, с. 8]; [5, с. 8]; [6, с. 8]; [7, с. 8].

⁵ Жуковский находился в Варшаве с 7 по 11 июня [8, т. 14, с. 370], однако его хлопоты начались задолго до этого времени: еще 5 апреля он пытался ходатайствовать за Фовицкого [9]; ср.: [10].

⁶ Саитов опирается здесь на не совсем точное свидетельство Н.И. Надеждина [1, т. 2, вып. 2, с. 492]: в действительности Фовицкого отпустили из-под ареста; ср. в письме Д.Н. Блудова к дочери от 26 сентября 1831 г., когда Фовицкий уже находился в Петербурге: «Не помню, сказывал ли я тебе третьего года <т.е. в 1829 г.>, что в Варшаве нашел одного своего старого знакомого Фовицкого. Он тогда помог мне осмотреть заведения, достопамятности и окрестности этого в то время мирного и цветущего города; теперь же рассказывал о том, что происходило в нем с тех пор, как он сделался столицею Польской революции, от первого бунта 17 ноября прошлого года до 5 июня нынешнего, когда бедному Фовицкому удалось из него выбраться и вместо Эмса, куда его отпустили из плена, возвратиться в Россию» [11, с. 130].

⁷ http://old.library.spbu.ru/rus/Volsnx/spisok.html; http://old.library.spbu.ru/rus/Volsnx/prot/prot11.html (дата обращения: 04.05.2023) и др.; об участии Фовицкого в исключении из ВОЛСНХ Д.В. Дашкова после знаменитой «похвальной» речи последнего, посвященной гр. Д.И. Хвостову, см. также: [12, кн. 1, с. 174, 183, 186].

⁸ http://old.library.spbu.ru/rus/Volsnx/spvest.html (дата обращения: 04.05.2023). К сочинениям и переводам Фовицкого, указанным здесь, можно прибавить еще одну статью, написанную в соавторстве с Д.М. Княжевичем, в указанной росписи атрибутированную одному Княжевичу: [13]. Дело в том, что статья эта подписана двумя литерами, причем интервал между ними существенно, в два или три раза, превышает обычный: «К. Ф.»: вряд ли можно сомневаться, что вторая означает Фовицкого. Одна из его статей, напечатанная в данном издании, была опубликована отдельно: [14]; ср.: [15].

⁹ РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. Ед. хр. 2951. 38 л.; РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. Ед. хр. 5083. Л. 77–78, 248–250. Несколько фрагментов из этих писем опубликованы: [17, с. 89, 103–104]; [18, с. 56]; [19, с. 75, 200, 219]; [20, с. 314, 355–356].

¹⁰ РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. Ед. хр. 2851. Л. 31.

¹¹ РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. Ед. хр. 5644.

¹² Вел. кн. Михаил Павлович ведал военно-учебными заведениями, согласно Высочайшему повелению, с 25 июня 1831, а с 8 декабря того же года, по словесному повелению Императора, стал Шефом 2-го Кадетского корпуса [21, с. 187]. О новых обязанностях Фовицкого, в это время статского советника (пятый класс по табели о рангах), свидетельствуют копия его циркулярного письма инспектору Первого и Второго Пажеских и Павловского корпусов от 11 июня 1832 г. и черновик его рапорта вел. кн. Константину Павловичу, в апреле 1833 г. приложенного к служебной записке «Обозрение кадетских корпусов 2-го класса по части физического, нравственного и умственного образования» (ОР РГБ. Ф. 178. Оп. 1. Ед. хр. 7639. Л. 1–2 об.).

¹³ См.: [22, с. 236, 272, 278, 291–292, 393]. Из письма Вяземского от 2 января, в частности, следует, что П.К. Александров не сохранил к своему наставнику Фовицкому теплых чувств: «Подошел ко мне и Александров, котopoгo я совсем не узнал. Он довольно благовиден, но показался мне роста малого, и в чертах не нашел я ничего прежнего или, по крайней мере, мне памятного. Eго здесь хвалят, но от Фовицкого, котopoгo я сегодня видел, узнал я, что он eгo не видит, хотя Фовицкий и болен. Это мне очень не понравилось, несмотря на то, что Фовицкий не жаловался и ничего худого не говорил» [22, с. 236]. Письма Вяземского к Фовицкому в печати не известны; одно из них, от 30 ноября 1826 г. упомянуто в реестре отправленных [23, c. 405].

¹⁴ Опечатка: должно быть Габбе. О Габбе и знакомстве с ним Вяземского: [17, с. 87–88]; [20, с. 235–238, 242–248, 357]; опыт биографии Габбе: [25].

¹⁵ Перечень сочинений Вяземского, напечатанных в «Благонамеренном»: [27, с. 18–20].

¹⁶ [28, с. 183]. Наиболее полная сводка данных об источниках текста «Негодования»: [29, с. 473–474].

¹⁷ Несколько фрагментов этого текста уже введены в научный оборот: [17, с. 97–98].

¹⁸ Несколько фрагментов этого текста введены в научный оборот ранее: [17, с. 97–98].

¹⁹ В источнике неозаглавленному тексту Фовицкого предпослан идентифицирующий заголовок рукою Вяземского: «Замечания Фовицкого в Варшаве на мое стихотворение “Негодование”».

²⁰ Вероятно, Вяземский, передавая или отправляя «Негодование» Фовицкому, сказал или написал ему что-то о своей накопившейся «злобе», которой он дал выход в этом стихотворении.

²¹ «Страж пепла их, моя недремлющая злоба / Их поглотивший мрак забвенья разорвет / И, гневною рукой из недр исхитив гроба, / Ко славе бедственной их память прикует» [29, с. 148].

²² То есть, видимо, цитировать «божественные» места.

²³ «Не осушив его, фиал волшебств разбил» [29, с. 144].

²⁴ То есть на тот случай, если Вяземский захочет объявить обсуждаемый порядок слов галлицизмом, Фовицкий взывает к его «патриотизму». О многочисленных галлицизмах в «Негодовании» и об автопереводе стихотворения на французский язык, помогающем понять некоторые «темные места», см.: Лотман Ю.М., Паперно И.М. Вяземский – переводчик «Негодования» // Ученые записки Тартуского гос. ун-та. Вып. 369. Тарту, 1975. C. 126–135.

²⁵ «И я сорвал с чела, наморщенного думой, / Бездушных радостей венок» [29, с. 144].

²⁶ «Негодование! Огонь животворящий! / Зародыш лучшего, что я в себе храню, / Встревоженный тобой…» [29, c. 144]. Вероятно, ранее было: «Зародыш лучшего, которым я дышу».

²⁷ Зафиксирована в изд.: Снегирев И.М. Русские народные пословицы и притчи. М.: Унив. тип., 1848. С. 313; Даль В.И. Пословицы русского народа. Изд. 2-е, без перемен. СПб.; М.: М.О. Вольф, 1879. Т. 1. С. 320 (как «пословица Ваньки Каина»).

²⁸ «И, благородною отвагою кипящий…» [29, c. 144].

²⁹ «В волненье бодром познаю…» и «В молчанье всех страстей меня твой будит глас». [29, c. 144].

³⁰ «Ты от немой меня бесчувственности спас» [29, с. 144].

³¹ «Ты мне и жизнь и добродетель!» [29, с. 144].

³² В цитируемом здесь [29, c. 144] и в предшествующем издании в серии «Библиотека поэта» (Вяземский П.А. Стихотворения / Вступ. статья, подгот. текста и примеч. Л.Я. Гинзбург. Л.: Сов. писатель, 1958. С. 137) в этом месте опечатка: «взвывали» вместо «взывали». Правильное чтение см.: [26, т. 3, с. 165]; Вяземский П.А. Избр. стихотворения / Ред., статья и коммент. В.С. Нечаевой. М.; Л.: Academia, 1935. С. 154.

³³ Фовицкий интерпретирует «поклонник истины» как «будучи поклонником истины», отсюда упоминание о «деепричастии».

³⁴ «Почетную главу посыпав скорбным прахом, / Я зрел: изгнанницей поруганную честь…» [29, с. 144].

³⁵ Фовицкий считает нужным изменить последовательность событий, перестроив текст, что, в принципе, нетрудно было сделать, например, так: «Почетную главу посыпал скорбным прахом, / Узрев изгнанницей поруганную честь…».

³⁶ «Законы, правоты священные орудья, – / Щитом могущему и слабому ярмом» [29, с. 145].

³⁷ «Зрел промышляющих спасительным глаголом, / Ханжей, торгующих учением святым, / В забвенье бога душ – одним земным престолам / Кадящих трепетно, одним богам земным» [29, с. 145]. В тексте Фовицкого подчеркнуто и все слово, и дважды последние две буквы: вероятно, он рассматривал возможность замены родительного падежа (кадящих) на дательный (кадящим). Вместе с тем не исключено, что Фовицкй счел упоминание о церковном каждении (древний ритуал, символ молитвы, возносящейся к Создателю) неуместным в данном контексте, несмотря на то, что подобное словоупотребление в русской поэзии того времени не было уникальным. Ср. у А.С. Пушкина в послании «К Н.Я. Плюсковой» (1818): «На лире скромной, благородной / Земных богов я не хвалил / И силе в гордости свободной / Кадилом лести не кадил» (впервые: <Пушкин А.С.> Ответ на вызов написать стихи в честь Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Елисаветы Алексеевны // Труды <...> Вольного общества любителей российской словесности. 1819. Ч. 8. № 10. С. 70–71 [подпись: А. П…..нъ]). Ср. еще в тексте, переведенном В.К. Кюхельбекером: «Вы не имеете большого расположения к Аристипповой Философии: для вас это щастие, ибо вы ни за какие выгоды не станете кадить земным богам и раздавателям их милостей…» (Письмо к молодому Поэту. Из Виланда // Новое собрание образцовых русских сочинений и переводов в прозе, вышедших в свет с 1816 по 1821 год, изданное Обществом любителей отечественной словесности. Ч. 1. СПб.: Тип. Н. Греча, 1821. С. 353–354; переводчик указан в конце текста).

³⁸ «Хранители казны народной, / На правый суд сберитесь вы» [29, с. 145].

³⁹ Ф.А. Голубцов (1759–1829) – государственный казначей (1802–1810), министр финансов Российской империи (1807–1810), член Государственного Совета (с 1808), действительный тайный советник (1808). Его преемником стал граф Д.А. Гурьев (1758–1825), гофмейстер Двора (с 1797), сенатор (с 1799), управляющий Императорским кабинетом (1801–1825), министр уделов (1806–1825), министр финансов (1810–1823), член Государственного Совета (1810–1823), сенатор (с 1799). Вероятно, Фовицкий упоминает о давно отставленном Голубцове, имея в виду множественное число у Вяземского («хранители»); впрочем, как видно из дальнейшего, он тут же догадывается, что судьбой «казны народной» ведают не только министры финансов («они все»).

⁴⁰ Эта шутка Фовицкого дает возможность условно датировать его рукопись временем от начала и до окончания конгресса Священного Союза в Лайбахе (26 января – 12 мая 1821 г.), ставшем продолжением конгресса в Троппау (октябрь – декабрь 1820 г.), отсюда множественное число («конгрессы», а не «конгресс»).

⁴¹ «Ответствуйте: где дань отчаянной вдовы? / Где подать сироты голодной? / Корыстною рукой заграбил их разврат» [29, с. 145].

⁴² «Отечество от чад вам в жертву жертвы просит» [29, с. 145].

⁴³ «Дни ваши без докук и ночи без тревог» [29, с. 145]. Не исключено, что эти «докуки» попали к Вяземскому из II сатиры Кантемира: «Бедных жалки ли тебе слезы и докуки» (Сатиры и другие стихотворческие сочинения князя Антиоха Кантемира, с историческими примечаниями и кратким описанием его жизни. СПб.: В Императорской Академии наук, 1782. С. 19).

⁴⁴ «Смущаясь, говорит: “Где ж он? Где ж казни бог?”» [29, с. 145].

⁴⁵ Судя по тексту Фовицкого, первоначально у Вяземского здесь было: «Смущаясь, говорит: “Где ж ярый казни бог?”»; судя по всему, он прислушался к первой части замечания Фовицкого и убрал смутивший его эпитет.

⁴⁶ «Я вижу подданных царя, / Но где ж отечества граждане?» [29, с. 145].

⁴⁷ Стихи Вяземского вызвали у Фовицкого ассоциации с риторикой времен революции во Франции; в сочетании с упоминанием о судьбе Радищева (см. выше) это замечание свидетельствует о нешуточном беспокойстве за Вяземского, которого Фовицкий воспринимает, судя по всему, как либерала-идеалиста, не знающего жизни.

⁴⁸ «Для вас отечество – дворец» [29, с. 145].

⁴⁹ Смысл претензии Фовицкого в том, что слово «дворец» означает не только его обитателей, но и, по прямому значению, здание определенного типа, а такое понимание данного в стихах, вытекающее из его прямого смысла, «снижает», т.е. предельно обедняет его смысл.

⁵⁰ «Уступки совести – заслуги!» [29, с. 145].

⁵¹ «Нет слез в них для твоих печалей, / Нет песней для твоих побед!» [29, с. 146].

⁵² «Свободы, сильных душ кумира – / Обширная темница мира / Являет мне одних рабов. / О ты, которая из детства / Зажгла во мне священный жар, / При коей сносны жизни бедства, / Без коей счастье – тщетный дар, – / Свобода!» [29, с. 146].

⁵³ Имеются в виду стихотворения В.В. Капниста «Ода на рабство» (1783) и «Ода на истребление в России звания раба Екатериною Второю, в 15 день февраля 1786 года» (1786); обе оды вошли в изд.: Капнист В.В. Лирические сочинения. СПб.: Тип. Ф. Дрехслера, 1806. С. 37–52. Напоминание Фовицкого о Капнисте обусловлено заявлением Вяземского о своем приоритете в отношении «свободной» темы: «Свобода! пылким вдохновеньем, / Я первый русским песнопеньем / Тебя приветствовать дерзал» [29, с. 146]. Отношение Вяземского к Капнисту было сложным: Капнист включался им в ряд крупнейших русских поэтов [26, т. 2, с. 157; т. 5, с. 170], но не рассматривался как поэт в полной мере образцовый (ср. [26, т. 1, с. 2; т. 8, с. 334]); позднейшие замечания Вяземского об оде Капниста 1786 г. касаются их политической, но не литературной стороны [1, т. 4, с. 13, 96].

⁵⁴ «И звучным строем песней новых / Будил молчанье скал суровых / И слух ничтожных устрашал» [29, с. 146].

⁵⁵ «Свободу пел одну на языке неволи, / В оковах был я, твой поэт!» [29, с. 146].

⁵⁶ Название этого государства во времена Вяземского и Фовицкого часто использовалось иносказательно как указание на всякий деспотизм, не обязательно восточный.

⁵⁷ «Здесь плавает оно в кровавых облаках, / Там бедственным его туманом обложило, / И светится едва в мерцающих лучах» [29, с. 146]. Насколько можно понять, Фовицкий предлагает заменить это «едва» на «оно».

⁵⁸ «Порок с улыбкой дикой зверства / Тебя злодействами честит» [29, с. 146].

⁵⁹ Фовицкий имеет в виду, конечно, риторические «украшения»: на языке эпохи украшенная речь – отделанная риторически (Словарь Академии Российской. СПб.: При Имп. Росс. Академии, 1822. Ч. 6. С. 939; ср.: <Соколов П.И.> Общий церковно-славяно-российский словарь, или Собрание речений <…>. СПб.: Тип. Имп. Росс. Академии, 1834. Ч. 2. С. 1560; об «украшенном языке» см., напр.: <Давыдов И.И.> Чтения о словесности. Курс первый. М.: Унив. тип., 1837. С. 166).

⁶⁰ Фовицкий говорит о том, что если именно «порок» «честит» свободу «злодействами», то тем самым он свидетельствует о ее «достоинстве», чему нужно скорее «радоваться», чем на это «негодовать».

⁶¹ То есть двусмысленно, то ли «дары» обладают «бичом», то ли «бич» на них направлен.

⁶² «Здесь власть в дремоте закоснелой, / Даров небесных лютый бич, / Грозит цепьми и мысли смелой, / Тебя дерзающей постичь. / Здесь стадо робкое ничтожных» [29, с. 146–147]. «Небесные дары» – здесь добродетель (как подразумеваемая антитеза «пороку»), свобода и свободная мысль.

⁶³ «И твой сообщник – просвещенье / С тобой, в их наглом ослепленье» [29, с. 147]. Фовицкий считает необходимым писать «в ослепленьи». Ср. высказанное им ранее идентичное замечание об орфографии слов «в волненье» и «в молчанье». Слово «ничтожных» Фовицкий выше уже третировал за смысловую неопределенность.

⁶⁴ «Свобода! О младая дева! / Посланница благих богов!» [29, с. 147]. Ничего необычного в таковом именовании свободы не было. Героиня «Орлеанской Девы» (1818–1821) В.А. Жуковского, сражающаяся за свободу Франции («она свободу нам спасла»), именуется «чудесной посланницей небес» и «божией посланницей» [8, т. 7, с. 293, 342, 358]. Уподоблением обожествляемой свободы деве (в т.ч. Деве Марии) отмечена риторическая и триумфальная практика времен революции во Франции, одновременно учитывавшая античную традицию (древнеримская богиня Либертас и др.). Другое дело, что в «Негодовании» эти контексты напрямую не отозвались, с чем, вероятно, и связано недоумение Фовицкого.

⁶⁵ «Ты разорвешь рукой могущей / Насильства бедственный устав / И на досках судьбы грядущей / Снесешь нам книгу вечных прав, / Союз между граждан и троном. / Вдохнешь в царей ко благу страсть, / Невинность примиришь с законом, / С любовью подданного – власть» [29, с. 147].

⁶⁶ «Твой глас, будитель изобилья, / Нагие степи утучнит» [29, с. 147].

⁶⁷ «Как ночи сумрачный любовник / При блеске утренних огней» [29, с. 147].

⁶⁸ «Но мне ли медлить? Их и робкую их братью / Карающим стихом я ныне поражу» [29, с. 148].

⁶⁹ «На их главу клеймо презренья положу / И обреку проклятью» [29, с. 148].

⁷⁰ «Но мужественный строй моих свободных струн / Их совесть ужасом объемлет» [29, с. 148]. Возможно, отсылка к Иов 4:14; Иов 41:17 и под.

⁷¹ «И честь их распадется с шумом / При гласе правого суда» [29, с. 148].